Настоящая любовь или Жизнь как роман - Эдуард Тополь

— Хорошо, — говорю я ей. — Сейчас мы с тобой поедем. Домой поедем, в Америку. Через Швецию. Значит, так, говорю, слушай меня внимательно. Я выхожу из отеля. Один. Напротив отеля, на площади, стоит такси. Я сажусь в такси. Через две минуты выходишь ты и садишься в это же такси. Все. Если ты не выйдешь, ты меня больше никогда не увидишь! Ясно?

— Хорошо, — говорит. — Гришенька, я только за своим чемоданом сбегаю в свой номер…

— Никаких чемоданов! — говорю. — Ты что, с ума сошла?! С чемоданом они тебя сразу прихватят! Вот в чем ты есть, в том и выходи. Все.

— Но у меня там вещи, одежда!

— Дурочка! Я тебе в Америке пять таких чемоданов куплю. Все. Я пошел. Я тебя жду!

Поцеловал ее и вышел. У самого поджилки трясутся: пойдет ли за мной? Прошел через площадь, сел в такси, жду. Таксист спрашивает что-то по-фински, а я ему по-английски «вейт», ждите. А сам смотрю через стекло на дверь отеля — выйдет или не выйдет? Минута проходит, две, у меня мурашки по коже. Вышла. В одном пальто и сапожках. И через площадь идет к такси. Знаешь, я эти ее пятьдесят шагов никогда не забуду! Я их считал, клянусь…

Ну вот, села в такси, захлопнула дверцу. Я выдох сделал и говорю водителю: «North! Sweden!» Мол, на север, на паром в Швецию. Он завел свой «мерседес», и — мы поехали! Если они ее и искали, то откуда им знать, что у нее есть деньги на такси через всю страну с юга на север проехать?!

Ну, она отплакалась у меня на груди, нацеловались мы с ней, и она рассказывает: «Гришенька, я уже думала — все, не увижу тебя! Десять дней как в бреду езжу по этой Финляндии, а Финляндии не вижу. От своих отойти не могу — в одиночку никуда не пускают, даже к телефону-автомату подойти нельзя, спросят: «Кому звонишь?» А кроме того, тут телефоны совсем не такие, как в СССР. Как ими пользоваться, не знаю, и спросить не у кого… Вчера в это Сууками приехали, что делать — не знаю, полтора дня до отъезда осталось, они ведь завтра утром в Союз уезжают, прямо автобусом через Выборг. И тут смотрю — официант по-русски разговаривает. Ну, думаю, кагэбэшник, наверное. Но он так шутит антисоветски, знаешь, все время подначивает, особенно когда наши жлобы со стола все к себе в сумки сметали. Он же видит и еще им с кухни приносит — издевается. Ну, я и решилась — сделала вид, что чай допиваю, последняя осталась за столиком и говорю ему, когда все наши ушли: «Вы можете в Нью-Йорк позвонить за мой счет?» И знаешь: он сразу все понял! «Жених?» — говорит. И представляешь, даже не взял денег за этот телефонный звонок. «Если, — говорит, — сбежишь к нему, я к тебе в Нью-Йорк в гости приеду». А я даже не знаю, как его зовут…»

Короче, старик, в час ночи мы к парому приехали. Купил я билеты в кассе, стоим мы с ней на причале и наблюдаем: проверяют у пассажиров документы или не проверяют? Если бы проверяли, значит, все — ее ищут. Но там, представляешь, ни пограничников, ни полиции! Граница между государствами называется! Идем на посадку самыми последними, показываем билеты и проходим на паром. Какой-то полицейский прошел по палубе — я холодным потом покрылся. Но отплыли наконец! Как мы эту ночь провели, не могу рассказать! Она то плачет, то смеется, то мы целуемся, то говорим без умолку — никак нервы не отходят! В шесть утра мы выходим в Стокгольме. И тоже никто документы не проверяет. Европа! До девяти гуляли по городу, кофе пили — я тебе скажу, с американскими долларами везде все открыто, это просто счастье — американцем быть, клянусь!

В девять утра садимся в такси, я говорю шоферу: «Американ эмбаси!» Приехали мы в американское посольство и пошли сдаваться, то есть просить для Гали политическое убежище. Я же идиот — я не знал, что сам-то я без шведской визы не имею права в стране находиться! Короче, нам там говорят: дуйте, ребята, в шведскую полицию, и пусть Галя у Швеции просит политическое убежище. Зря, говорят, вы два часа по городу болтались, мало ли, говорят, на кого могли напороться, тут гэбни больше, чем в вашем Брянске. Потом позвонили куда-то, дали нам адрес полиции, и мы на такси — туда. А там мне говорят: поскольку ваша невеста сбежала от советского режима и просит у нашего правительства политическое убежище, то она теперь в Швеции находится легально. А поскольку у вас, господин Кацнельсон, нет шведской визы, то вы в нашей стране нелегально! И в двадцать четыре часа должны покинуть Швецию, иначе будете арестованы! Ну а после того как так строго предупредили, сразу стали улыбаться, пожали мне руку, поздравили, что я невесту под носом у КГБ украл. И тут же отправили нас в отель — с понятием все-таки оказались ребята. Ну, и мы с ней, конечно, как пришли в отель — сразу в постель, но сна, конечно, ни в одном глазу, сам понимаешь, дорвались друг до друга через «железный занавес»! Я думаю, что там в отеле стены шатались и полы прогибались от нашей любви. Но шведы все-таки народ выдержанный: когда мы с ней в перерывах из отеля на улицу выходили, швейцары нам только кланялись и улыбались: «Конгратюлэйшен!» Ага! Шведы — невозмутимая нация.

Ну а я в этих перерывах водил свою Галочку по Стокгольму — все показывал и рассказывал, как на Западе жить, как телефоном пользоваться, как то спросить, это. И купил ей все, что нужно на первое время. А после каждого часа прогулки мы снова в отель, и, сам понимаешь, на шведских простынях, в шведском отеле я, Кацнельсон из Брянска, любил свою русскую невесту Галечку, да так яро и крепко, что там стены дрожали на весь Стокгольм…

А назавтра оставил ей денег и сумку твою, а сам вот так, в одной дубленке, — опять на паром, в Финляндию. Еду по Финляндии в Хельсинки и дрожу — черт их знает, думаю, а вдруг мои фотографии тут уже у всей полиции? И только когда в аэропорту поднялся на американский «Боинг» и сел в кресло — все, отпустило. Ну, думаю, дома!

Отсюда меня уже никакое КГБ не утащит! А тут стюардесса дринки разносит, выпивку. Я ей говорю: «пауэр бренди». А она приносит — наперсток, тридцать граммов. «Ноу, — говорю, — гив ми тзе фуул глас оф бренди, плиз!» Ну, она тащит полный фужер бренди и смотрит, что я буду с ним делать. А я ничего — выпил залпом, одним глотком. Утерся кулаком, и, знаешь, легче стало, уснул сразу, все-таки я трое суток ни минуты не спал. Проснулся над аэропортом Кеннеди — даже не знаю, садились мы на заправку где-то или не садились. Увидел сверху Нью-Йорк — ну, как дом родной, клянусь, дороже Брянска…

А в это время американский десант не долетел до Тегерана и не освободил американских заложников. Может быть, потому, что не было с ними Гриши — простого русского эмигранта.

А спустя три месяца прилетела к Грише его возлюбленная Галя. Из Швеции. И Гриша встречал ее в аэропорту имени Кеннеди на своей машине, как и обещал мне в первый вечер нашего знакомства. И мне пришлось искать себе другое жилье, чтобы не мешать их голубиному счастью.

А еще через полгода эмигрировали из СССР Гришины родители. И в том же аэропорту имени Джона Кеннеди Гришина мама, выйдя из самолета, сказала сыну: «Зачем нужна была тебе эта гойка? Даже из брянского КГБ приходил к нам уполномоченный и удивлялся: неужели ты не мог в Америке найти себе еврейскую невесту?»

1981, Нью-Йорк

Постскриптум 2001 года: Завершение этой истории уникально своей безыскусной простотой.

И спустя двадцать лет ее герои продолжают жить и ходить в обнимку.

Недавно я был у них в гостях.

Они живут в Нью-Джерси, в замечательном доме, оба много работают и неплохо зарабатывают, у них шестнадцатилетняя дочь.

А в последней новогодней открытке, которую они прислали мне три недели назад, они подписались: «С любовью……»

Это именно так. Они и по сей день живут с той же любовью, которая заставила их тогда совершить свой маленький, но такой емкий подвиг.

КГБ и море

Этот человек посрамил лучших морских экспертов Ллойдовской страховой компании.

Этот человек спас горящее в штормовом Индийском океане югославское торговое судно и тем самым принес Советскому Союзу около двух миллионов долларов чистой прибыли.

Этот человек тринадцать раз водил свое судно, груженное оружием, во Вьетнам во время вьетнамской войны — больше, чем любой другой советский капитан.

Этот человек был самым молодым и самым талантливым капитаном дальнего плавания Одесского черноморского пароходства, восходящей звездой советского торгового флота.

Этот человек стал прототипом главного героя моего фильма «Море нашей надежды».

Но весь этот послужной список не помог, когда в судьбу этого человека вмешалось даже не московское, а всего-навсего одесское, провинциальное отделение КГБ.

Я принимал прямое участие в спасении этого человека, я был с ним в самые критические моменты его судьбы, и вот вам рассказ о том, чему я был сам свидетелем.

Газета «Правда», 5 октября 1967 года. Короткая статья под названием «В бушующем океане».