Час испытаний - Эдуард Ростовцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Стой здесь и смотри, не пойдет ли кто за мной. Я иду сразу на выход. Буду ждать тебя в подъезде.
Вглядываясь в ряды кресел, будто отыскивая свободное место, Галка неторопливо прошла через весь зал, но, едва поравнявшись с выходом, быстро юркнула за дверь
В подъезде дома, к которому примыкал кинотеатр, была лестница, ведущая на верхние этажи. На площадке второго этажа Галка, не подходя к перилам, остановилась, достала из сумочки пудреницу и зеркало. Делая вид, что пудрится, она слегка повернула зеркало вниз и одновременно вбок так, чтобы ей был виден весь подъезд.
Следующие пять минут показались ей вечностью. За это время из кинотеатра вышло несколько человек, но Сергея среди них не было. Звеня пустыми бидонами, на лестницу поднялись две женщины. Одна из них — маленькая худенькая старушка в выцветшем ситцевом платке, — проходя мимо, смерила Галку пристальным колючим взглядом.
— Видала кралю? — услышала девушка ее скрипучий голос.
— Наверно, лейтенанта немецкого, что квартирует у Зворыкиных, поджидает, — отозвалась ее соседка.
Женщины уже скрылись за поворотом лестничной клетки, но Галка расслышала, как маленькая старушка сказала зло:
— И носит же земля, прости господи, таких потаскух.
Галка вспыхнула и до боли прикусила губу, но в это время увидела выходящего из кинотеатра Сергея. Она подождала, пока он поравняется с лестницей, и сбежала вниз.
— Идем, — быстро беря его под руку, сказала она.
На улице Сергей шепнул ей:
— Все в порядке.
Галка благодарно сжала его руку.
— А теперь иди домой, — сказала она. — Я постараюсь вечером зайти к тебе.
— Почему — «постараюсь»? Ты обещала. Нам надо поговорить.
— Не все зависит от меня, Сережа, — невесело улыбнулась Галка.
— А завтра?
Галка промолчала. Какое-то тревожное предчувствие неожиданно сжало ее сердце.
— Ты придешь завтра? — настаивал Сергей.
— Если я не приду сегодня вечером, не жди меня и завтра, и послезавтра не жди.
— Галя! — он взволнованно посмотрел на нее. — Я пойду с тобой.
— Нет, Сережа, дальше я пойду одна.
Было три минуты четвертого, когда Галка, сделав большой крюк, повернула на свою — Красноармейскую улицу. Встреча с посланцем портовой организации была назначена у общежития мореходного училища, расположенного по соседству с домом Ортынских. Эго место, видимо, было выбрано не случайно, как не случайно среди рабочих, сгружавших сегодня декорации, оказался человек, знавший, что, кроме спектакля, привело в порт молодую примадонну городского театра.
Галка не сомневалась в достоверности полученной записки — слишком много было известно ее автору: имя связной, явка в сапожной мастерской, пароль… Девушка сразу же отбросила мысль о провокации.
Подходя к общежитию мореходки, Галка достала из сумочки выпрошенные у Семенцова сигарету и спички и осторожно закурила, стараясь не вдыхать дым.
На ее счастье, улица в тот час была почти безлюдна — солнце после дождя пекло особенно немилосердно, и редкие, разморенные жарой прохожие спешили укрыться в тени. Со двора 21-го дома, сгорбившись под тяжестью коромысла с ведрами, вышла босоногая девчонка лет четырнадцати. Не обратив на Галку внимания, она перешла через дорогу и исчезла за дверью грязно-серого одноэтажного дома. Возле общежития немец-шофер сосредоточенно копался в моторе грузовика. Навстречу Галке, отдуваясь, шла не по возрасту расфранченная толстуха со свертками в обеих руках. Неумело опираясь на костыли, проковылял инвалид в старой, грубо заплатанной гимнастерке. Девушка бросила на него выжидающий взгляд, но инвалид даже не посмотрел на нее. «Не он!» — поняла Галка и замедлила шаги. Неужели она опоздала? Ведь только пять минут четвертого Она уже миновала общежитие, когда шофер стоящего у бровки тротуара грузовика — немолодой немец с ефрейторскими погонами и нашивкой за ранение — окликнул ее.
— Я очень извиняюсь, фрейлейн, — с сильным баварским акцентом произнес он. — Но у меня испортилась зажигалка. Я прошу дать мне прикурить.
Большими заскорузлыми пальцами он неуверенно мял дешевую сигару. Галка поперхнулась дымом и остановилась, словно натолкнулась на невидимое препятствие. Она оторопело смотрела на немца. Мимо, скрипя шинами, проехал камуфлированный лимузин, обдав их гарью выхлопных газов. И тогда Галка почти машинально достала из сумки и протянула немцу коробок спичек. Он зажег спичку и, пряча в огрубелых ладонях огонь, прикурил. На его руке она заметила обручальное кольцо. Истертое и потускневшее, оно, видимо, было надето много лет назад и с тех пор не снималось. Кольцо успело прочно врасти в палец и даже цветом своим слилось с кожей рук — желто-серой от въевшихся в поры крупинок металла и машинного масла.
— Данке шен, — сказал он, возвращая спички. Его рука со старомодным кольцом слегка дрожала.
И Галка поняла, что он действительно немецкий солдат, не переодетый, а настоящий немец. Но она поверила ему, поверила его рукам. Такие руки не могли лгать.
Галка, не глядя, положила спички в сумочку. Она уже знала, что немец вернул ей другую коробку: у той, которую она ему дала, была продавлена крышка, а эта, возвращенная им, была целой.
Она уже прошла несколько шагов, как ее вдруг охватило почти непреодолимое желание оглянуться и еще раз посмотреть на немца — запомнить его лицо, лицо человека, посмевшего нарушить присягу фюреру, но пронесшего через ад фашизма, через черные годы поражений, террора и националистического дурмана верность другой присяге — священной присяге своему классу, своей партии — партии расстрелянных, замученных в застенках, заживо сожженных, но не покорившихся Гитлеру людей, — партии Тельмана.
И все же Галка не оглянулась, она только крепче сжала в руке свою сумочку, в которой лежал с виду ничем не примечательный коробок спичек…
За ее спиной, хрипло ворча, разворачивался грузовик.
Ему с противоположного конца улицы откликнулся другой такой же ворчливый, но более мягкий и приглушенный звук: от Приморского бульвара навстречу Галке медленно катил камуфлированный лимузин.
Девушка уже поравнялась с оградой своего дома, когда лимузин, тормозя, неприятно — так, что мурашки забегали по спине, — скрипнул шинами, и Галка узнала этот заляпанный большими желтыми кляксами маскировки «хорьх». Несколько минут назад, когда она стояла с немцем-шофером, этот самый «хорьх» проехал мимо них к Приморскому бульвару. Теперь он возвращался назад.
Еще не делая выводов, только мельком заметив, что в машине сидят гестаповцы, Галка метнулась к калитке и толкнула ее. Калитка не поддалась. «Бабушка ушла. Она в это время за хлебом ходит», — подумала девушка и прислушалась к удалявшемуся ворчанию грузовика. «Скорее. Скорее. Ну, газани же и сразу — за поворот», — мысленно просила она, слыша, как, скрипнув шинами, тронулся с места и, набирая скорость, рванулся вслед за грузовиком пятнистый «хорьх». И почти тотчас же позади нее раздались шаги — неторопливые, уверенные. Галка просунула руку между железными прутьями калитки, нащупывая щеколду, хотя понимала, что это теперь не имеет смысла. Звук шагов приближался. Ближе, ближе, ближе! Вот уже совсем рядом. Человек остановился за ее спиной, а щеколда все не поддавалась.
— Вам помочь? — насмешливо спросил знакомый голос.
Галка не ответила — ей наконец удалось отодвинуть щеколду. Она толкнула калитку и, не оглядываясь, шагнула в палисадник.
— А вы не очень любезная хозяйка, — входя следом за нею, сказал Хюбе.
Галка поняла, что это конец. Но все же она решила сделать последнюю попытку.
— Ах, это вы, господин штурмбаннфюрер! — поворачиваясь к гестаповцу, сказала она. — А я приняла вас за уличного донжуана.
— Не надо, — поморщился Хюбе. — У вас сейчас плохо получается. Как говорят режиссеры, вы вышли из образа. Это не упрек. Я понимаю, любому самообладанию есть предел. Но как бы то ни было, пора опускать занавес, Галина Алексеевна.
— Я вас не понимаю…
Галка еще крепче сжала сумочку и сделала шаг назад, мысленно прикидывая расстояние до забора в глубине сада. «Метров, сто, если не больше. Далеко. Половину этого расстояния придется бежать по открытому месту. Но за домом в саду будет уже легче. А там забор — можно перемахнуть».
Но Хюбе опередил ее. Он зашел сбоку, отрезая Галке дорогу в сад и тесня ее к калитке.
— Галина Алексеевна, — он говорил не повышая голоса, — не делайте глупостей. Я считаю вас умной женщиной и верю, что мы найдем общий язык. Мне не хотелось бы применять к вам физическое воздействие. Ни сейчас, ни в дальнейшем. Не упрямьтесь.
Неожиданным рывком он выхватил у нее сумочку и негромко рассмеялся.
— Ну, вот и все. Будем считать, что сумку и ее содержимое вы передали мне добровольно.
Не отдавая себе отчета в том, что она делает, Галка бросилась на Хюбе. Гестаповец, продолжая смеяться, спрятал сумку за спину, словно хотел подразнить девушку, но одновременно перехватил ее правую руку. Галка вскрикнула от боли.