Человек в витрине - Хьелль Даль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему?
— Вы сами подумайте. Ее поймали на месте преступления, но она должна возвращаться домой, к мужу, и проводить с ним весь вечер!
— Зачем он позвонил?
— Хотел положить конец нашим свиданиям.
— Вы это знаете наверняка?
— Да, она передала мне слова старика. Разговор у них вышел очень короткий.
— Чем вы занимались вечером того дня? — спросил Фрёлик.
— Сидел дома.
— Кто-нибудь может подтвердить, что вы были дома?
Стрёмстед встал и подошел к зеркалу на противоположной стене. Ухватившись рукой за станок, положил на него правую ногу. Классическое танцевальное па, классическая поза.
— У нас что, момент истины? — преувеличенно театрально спросил он, разглядывая Фрёлика в зеркало. — Вы отпустите меня, если я… если я отвечу: «Да»?
Фрёлик посмотрел на отражение Стрёмстеда в зеркале. Они с танцором казались полными противоположностями. Его седые патлы торчали во все стороны. Борода придавала лицу мрачное выражение. Рядом с танцором он казался особенно толстым и неуклюжим.
Эйольф Стрёмстед был похож на античную статую. Стройный, мускулистый, он имел полное право гордиться собой. Кудри обрамляли гладковыбритое красивое лицо.
— Значит, вы собираетесь ответить «Нет»? — небрежно осведомился Фрёлик.
Стрёмстед еще немного полюбовался собой, не спеша убрал ногу со станка и плавно сел на шпагат.
— Разумеется, нет, — ответил он, обращаясь к собственному отражению. — После того звонка я понял, что Ингрид Есперсен — наверное, не самый умный шаг, сделанный мною в жизни. — Он расплылся в улыбке. — Кстати, насчет тринадцатого… Как только захотите, вам подтвердят: я пробыл дома весь вечер и всю ночь.
Глава 27
ДАМА В СНЕГУ
На следующее утро Гунарстранна попытался дозвониться до Ингрид Есперсен по телефону, но безуспешно. Потом он сел читать материалы дела. Дочитав протокол беседы Фрёлика со вдовой, он вспомнил: кажется, она сама говорила, что ей не хочется подходить к телефону. Кроме того, она, по ее же признанию, ходила обедать в кафе, которое напоминало ей о прежних временах.
Сделав еще три звонка и наведя справки, он сел в свою почти новую «шкоду-октавию», приехал на Фрогнервейен и прошел в кафе. Зимнее пальто он отдал гардеробщице с азиатской внешностью — вьетнамке? — постоял перед зеркалом, тщательно расчесал редеющие волосы и обернулся, чтобы осмотреться.
— Вы один? — спросила у него старшая официантка, одетая во все черное.
— К сожалению, да, — ответил Гунарстранна, разводя руками. — Правда, я намерен подсесть к Ингрид Есперсен.
Он жестом указал на столик у окна, где Ингрид ела пасту и читала газету.
— Можно к вам присоединиться? — спросил он, подойдя.
Вдова не сразу поняла, что он обращается к ней. Наконец она подняла на него глаза. Гунарстранне показалось, что она нисколько не смущена.
— Хотите сесть? Конечно, садитесь! — Она указала свободной рукой на незанятый стул. Потом медленно сложила газету — «Верденс Ганг». — Здесь написано, что у вас несколько зацепок.
Гунарстранна улыбнулся и кивком подозвал официанта; тот подал ему меню.
— Только кофе, — распорядился инспектор и уточнил: — Черный! — Обернувшись к Ингрид, он сказал: — Наверное, вы уже догадались, что мы рассматриваем все возможные версии, ничего не исключаем?
Она кивнула.
— Как вы узнали, что я здесь?
— Потому что мы ничего не исключаем, — беззаботно ответил он.
Застигнутая врасплох, Ингрид поморщилась:
— Ну, знаете… — Она посмотрела в тарелку, но как будто потеряла аппетит. — Вы что же, установили за мной слежку?
Гунарстранна молча взял у официанта чашку кофе и с рассеянным видом принялся размешивать сахар. Официант вопросительно протянул руку за тарелкой Ингрид.
— Спасибо, я больше не буду, — сказала она.
Помешивая кофе, инспектор смотрел вслед официанту.
— Значит, вы установили за мной слежку? — повторила Ингрид Есперсен.
— Мы стараемся как можно лучше присматривать за вами.
— Но…
— Некий Эйольф Стрёмстед вам знаком? — не дав ей договорить, спросил Гунарстранна.
Ингрид опустила голову и замолчала. Инспектор с довольным видом выпрямился на стуле.
— То, что у вас называется выстрел от бедра? — спросила Ингрид, не поднимая головы.
Гунарстранна не ответил.
— Или что? — продолжала она с неожиданным напором. Взгляд у нее сделался одновременно усталым и враждебным.
— Я задал вам простой вопрос, — сдержанно ответил Гунарстранна. — Либо вы отвечаете на него, либо нет. Только уж постарайтесь ответить честно.
— Присматриваете, значит… — буркнула Ингрид. — А на самом деле шпионите за честными гражданами?
Вместо ответа, Гунарстранна отпил кофе.
— Да, мы с ним знакомы, — более сдержанно продолжала Ингрид. — Мы очень хорошо знакомы. Догадываюсь, что это вам и без меня известно.
Гунарстранна кивнул.
— Мы познакомились… давно, когда он… был моим учеником. Раньше он был танцором.
— Давно у вас с ним роман?
— Три года.
— Довольно долгий срок, вы не находите?
— У некоторых бывает и дольше, и никто об этом не знает.
— Само собой разумеется.
Ингрид нагнулась и почесала ногу.
— Боже мой, мне так жарко…
Гунарстранна заметил, что вдова решительно сдвинула брови, отчего вид у нее сделался зловещий.
— Вы думали о будущем? — спросил он.
Ингрид выпрямилась.
— Что вы имеете в виду?
Гунарстранна посмотрел ей в глаза:
— Я пытаюсь выяснить, что значит для вас Стрёмстед. Эротическая игрушка или нечто гораздо большее?
— Большее? — Она положила голову на руку. — Разве не достаточно, что мы с ним уже три года вместе?
— Пожалуйста, ответьте на вопрос!
— Кто он — эротическая игрушка или нечто большее? Позвольте объяснить, как я понимаю любовь и эротику. Возможно, тогда вы лучше меня поймете.
Гунарстранна молча кивнул и отпил еще кофе.
— Помню, я где-то слышала… — начала Ингрид, глядя в окно. — Я слышала, что, каким бы страстным ни было ваше желание, его всегда сопровождает ощущение пустоты. — Собравшись с духом, она снова повернулась к нему и продолжала: — Секс… явление телесное, плотское. Физическое влечение без труда определяется и просчитывается. Секс можно сравнить с периодической функцией, у него тоже есть амплитуда. Чувственность определяется силой и формой…
Они посмотрели друг на друга. Гунарстранна понимал, что его собеседница еще не закончила. Поэтому не стал перебивать.
— Чувственность — порождение человека, и, как у всякого порождения человека, у нее имеются свои недостатки. Секс содержит в себе предвкушение чего-то большего… и не только. Любая материя достигает точки насыщения только потому, что у материи есть физические пределы. К сексу это тоже относится. Следовательно, насыщение заключено в самой природе эротики и полового акта. — Думая о чем-то своем, Ингрид Есперсен посмотрела вдаль и продолжала: — С другой стороны, есть сила, которая не зависит от физической близости. Если двоих людей тянет друг к другу эмоционально, психологически, значит, они по-настоящему любят друг друга. Такое желание, такая любовь не ведает преград. Такое желание невозможно ни уничтожить, ни уменьшить. Оно не умирает.
Гунарстранна наблюдал за Ингрид поверх чашки. Она как будто читала лекцию, которую выучила наизусть. Он живо представил себе, как она отвечает у доски вызубренный урок, и глубоко вздохнул. Ее слова напомнили ему об Эдель. Он даже откашлялся, чтобы она обратила на него внимание, — ему показалось, что она имеет в виду именно его.
— Очень хорошо, — сказал он и снова кашлянул. — По-моему, подобные рассуждения я где-то уже слышал. Но так ли происходит на самом деле? Большинство людей предпочитают объединять два аспекта своей личной жизни — любовь и физическое влечение. Во всяком случае, так чаще всего бывает у пар, живущих в законном браке.
— А если объединение невозможно?
— Что?
— Для некоторых невозможно объединить физическое с эмоциональным. — Помолчав, она тихо сказала: — Как, например, для Рейдара.
— Для Рейдара? — переспросил Гунарстранна. — Я думал, вы говорите о себе.
Ингрид покачала головой:
— О себе я сейчас не думаю. Во всяком случае, постоянством взглядов на подобные вещи я не отличаюсь. Но я много лет задавалась вопросом, почему я семь лет жила в воздержании.