О Сталине и сталинизме - Рой Медведев

Жестокой чистке подвергся в 1937–1939 годах аппарат Наркоминдела. Погибли заместители наркома Левон Карахан и Б. С. Стомоняков, арестованы заведующие отделами А. В. Сабинин, А. Ф. Нейман, М. А. Плоткин, А. В. Фихнер, Е. А. Гнедин и другие. Вызвали в Москву и арестовали многих послов и атташе СССР в разных странах — К. Юренева, М. А. Карского, Е. В. Гиршфельда, В. X. Таирова, Богомолова, Г. А. Астахова, И. С. Якубовича и других.

В тюрьме оказался дипломат М. Розенберг, немало сделавший для франко-советского сближения. Погибли дипломаты В. В. Егорьев и Б. Миронов-Корнев. Объявлены вне закона посол СССР в Болгарии Ф. Ф. Раскольников и посол СССР в Греции А. Г. Бармин, отказавшиеся вернуться на верную гибель в Москву. Репрессии затронули также, многих корреспондентов ТАСС и советских газет за границей.

1937–1938-й были временем не только массовых арестов, но и самоубийств. Так, считая себя обреченным, покончил с собой заместитель заведующего отделом агитации и пропаганды ЦК Н. Н. Рабичев.

В феврале 1937 года не стало одного из популярнейших руководителей партии Серго Орджоникидзе. Видный деятель революционного подполья, активный участник Октябрьской революции и гражданской войны, Орджоникидзе был в 1937 году членом Политбюро и наркомом тяжелой промышленности.

В опубликованном 19 февраля того года Правительственном сообщении говорилось, что Орджоникидзе скоропостижно скончался 18 февраля в 17 часов 30 минут у себя на квартире от паралича сердца. Опубликовали также подробное медицинское заключение. Только на XX съезде КПСС было официально объявлено, что Орджоникидзе покончил жизнь самоубийством. Виновны в этой трагедии прежде всего Сталин, Ежов и Берия.

Не решаясь прямо предъявить Орджоникидзе какие-либо обвинения, Сталин стремился деморализовать его. Был арестован старший брат Серго — Папулия. Фальсифицированные показания брата передали Орджоникидзе в день его рождения. Почти ежедневно он узнавал о расстреле кого-либо из своих друзей и добрых знакомых. Массовые аресты прошли и в системе тяжелой промышленности, органы НКВД обходились на этот раз без санкции наркома, которую Серго отказывался давать и которую давали Сталин или Молотов. После этого Сталин пристыдил Орджоникидзе, направив ему вырванные под пытками ложные показания. «Товарищ Серго, — писал он в сопроводительной записке, — почитай, что о тебе пишут».

Орджоникидзе, однако, не очень-то верил всем этим показаниям и горячо протестовал против арестов в системе тяжелой промышленности. В некоторых случаях он поручал инспекторам своего наркомата проверить на месте обоснованность тех или иных обвинений. Тем не менее по предложению Сталина Политбюро поручило именно Орджоникидзе сделать на ближайшем Пленуме ЦК доклад о вредительстве в промышленности. Сталин пошел даже на такую провокацию, как обыск в кремлевской квартире Орджоникидзе. И. Дубинский-Мухадзе писал в своей книге об Орджоникидзе, что, узнав об обыске, оскорбленный и разгневанный Серго стал звонить Сталину. Звонил всю ночь. Дозвонился только под утро и услышал в ответ: «Это такая организация, что и у меня может сделать обыск. Ничего особенного…» Утром 17 февраля Орджоникидзе с глазу на глаз несколько часов разговаривал со Сталиным. Был и еще один разговор, безудержно гневный, с взаимными оскорблениями, бранью на русском и грузинском языках.

Некоторые из старых большевиков выдвигали позднее версию об убийстве, а не самоубийстве Серго. Думается, нельзя считать эту версию убедительной.

Как свидетельствовала жена Орджоникидзе Зинаида Гавриловна, вечером 17 февраля он работал в наркомате. На следующий день не вышел к завтраку, даже не оделся и просил, чтобы никто не входил к нему. Все время что-то писал. Днем в квартиру пришел Г. Гвахария, друг Серго, но тот его не принял, велел лишь накормить в столовой, а сам отказался и от обеда. Обеспокоенная Зинаида Гавриловна позвала к себе сестру, Веру Гавриловну. Начинало темнеть. Решив еще раз проведать мужа. Зинаида Гавриловна, проходя через гостиную, зажгла свет. В этот момент в спальне раздался выстрел. Вбежав туда, Зинаида Гавриловна увидела мужа, в окровавленном белье лежавшего на кровати. Он был мертв.

В квартире, кроме «черного» хода, которым все пользовались, был и парадный, не только закрытый, но и заставленный книжными шкафами, вел он в гостиную, так что незаметно пройти через него никто не мог — Зинаида Гавриловна как раз в момент выстрела была в гостиной.

Она немедленно позвонила Сталину, который жил в квартире напротив. Он пришел не сразу — сначала собрал членов Политбюро. В спальню вбежала и Вера Гавриловна; увидев на письменном столе листки, исписанные бисерным почерком Серго, она схватила их и зажала в руке, — читать, конечно, не могла. Когда, в спальню в сопровождении Молотова, Ворошилова и других членов Политбюро вошел Сталин, он сразу вырвал эти листки у Веры Гавриловны. Рыдая, Зинаида Гавриловна воскликнула: «Не уберегли Серго ни для меня, ни для партии!» «Молчи, дура», — оборвал ее Сталин.

Приведу воспоминания об этом трагическом дне Константина Орджоникидзе, младшего брата Серго, оставшегося в живых после 16-летнего заключения. Его вызвали сразу после гибели Серго.

«Я поспешил в спальню, но мне преградили путь и не допустили к покойнику. Я вернулся в кабинет ошеломленный, не понимая, что произошло. Потом пришли Сталин, Молотов и Жданов. Они прошли сначала в столовую. У Жданова на лбу была черная повязка. Вдруг из кабинета Серго увели Гвахария, почему-то через ванную комнату. После этого Сталин, Молотов и Жданов прошли в спальню. Там постояли они у покойника, потом все они вместе вернулись в столовую. До меня донеслись слова, сказанные Зинаидой Гавриловной: «Об этом надо опубликовать в печати». Сталин ей ответил: «Опубликуем, что умер от разрыва сердца». «Никто этому не поверит, — возразила Зинаида Гавриловна. Далее она добавила: — Серго любил правду и нужно опубликовать правду». «Почему не поверят? Все знали, что у него больное сердце, и все поверят». — Так закончил Сталин этот диалог…

Спустя некоторое время в столовой собрались члены Политбюро и ряд других высокопоставленных лиц. Появился и Берия. Зинаида Гавриловна назвала Берию негодяем. Она направилась к Берии и пыталась дать ему пощечину. Берия сразу после этого исчез и больше на квартире Серго не появлялся…

Зинаида Гавриловна обратилась к Ежову и Паукеру и просила сообщить родственникам в Грузию, а также чтобы на похоронах присутствовал старший брат Папулия. Ежов на это ответил: «Папулия Орджоникидзе находится в заключения, и мы считаем его врагом народа, пусть отбывает наказание, можно оказать ему помощь теплой одеждой и питанием. Остальным родственникам мы сообщим, дайте только адреса».

Я дал им адреса брата Ивана и сестры Юлии, а также жены Папулии — Нины.

Поздно вечером приехал Емельян Ярославский. Увидев покойника, он упал в обморок. С трудом уложили его на диван. Когда Ярославский пришел в себя, его на машине отправили домой. После этого приехал Семушкин. День был выходной, он отдыхал на даче в Тарасовке. Увидев страшную картину, Семушкин стал буйствовать. Пришлось, чуть ли не связанным, силой отправить его домой.

Секретарь Серго Маховер, пораженный виденным, произнес запомнившиеся мне слова: «Убили, мерзавцы!»…

Через некоторое время начались усиленные аресты… Арестовали Семушкина с женой и многих работников Наркомтяжпрома, близко соприкасавшихся с Серго. Арестовали Нину Орджоникидзе — жену нашего старшего брата Папулии (Павла) Орджоникидзе. Вместе с ней арестовали и другого нашего родственника — Г. А. Орджоникидзе. Наконец, 6 мая 1941 года арестовали и меня».

Несколько раз пыталась Н. К. Крупская защитить от репрессий многих хорошо знакомых ей партийцев. Так, на июньском Пленуме ЦК ВКП(б) 1937 года она протестовала против ареста члена ЦК И. Пятницкого, объявленного НКВД провокатором царской охранки. Говорила, что Пятницкий был деятелем большевистского подполья, отвечал за технику связи с Россией из-за границы и по его линии в партии не было ни одного провала. Протест оставили без внимания.

Лишь в отдельных случаях Крупская смогла добиться освобождения тех или иных партийных работников. Именно в результате ее энергичного вмешательства был освобожден И. Д. Чугурин, который 3 апреля 1917 года вручил партийный билет В. И. Ленину.

Вскоре, однако, на протесты Крупской органы НКВД перестали обращать внимание. Когда на ежегодном траурном заседании памяти Ленина она, спросила Ежова о судьбе ряда известных ей товарищей, он, не ответив, отошел в сторону. Умерла Крупская в самом начале 1939 года. Хоронили с почестями. Урну с прахом несли члены Политбюро во главе со Сталиным. На следующий день на квартире и даче Крупской был произведен тщательный обыск и большая часть архива изъята. Издательство Наркомпроса получило директиву: «Ни одного слова больше не печатать о Крупской». Имя ее было предано почти полному забвению. Под разными предлогами книги Крупской убирали с библиотечных полок. В экспозициях на выставке, посвященной созданию «Искры», даже ни разу не упоминалось о работе Крупской в этой газете.