Сочинить детективчик - Виктор Левашов

— Слышал.

— До него дошла информация о смерти Незванского. И о его воскрешении. Очень эта история его возбудила, даже прилетел в Москву. Идея у него такая: поехать в Гармиш-Партенкирхен и взять у Незванского интервью. Подробное, с творческим методом, с творческими планами и все такое. Вполне уважительное. А потом дать интервью с комментарием Туполя и с рассказом о пресс-конференции. Каждое слово Незванского будет звучать дешевым фарсом. И если даже после этого читатели не увидят, что их любимый автор пройдоха и жулик, тогда не знаю, чем можно их убедить.

— Неплохая идея, — одобрил Леонтьев. — При чем тут я?

— Вы и поедете к нему. С прессой он отказывается встречаться. С коллегой-писателем встретится…

— Эдвард Анатольевич Туполь, — сообщила секретарша.

— Просите.

Туполь оказался сухощавым человеком с острым носом, с острым лицом, с седыми волосами, всклокоченными так, будто он только что встал из-за письменного стола, за которым мучительно искал слова и в отчаянии лохматил волосы. Энергия так и била из него, искала выхода. Ему даже трудно было сидеть на месте — так и норовил вскочить и забегать по кабинету.

— Знакомьтесь, Эдвард Анатольевич, — предложил Володя.

— Незванский, — представился Леонтьев.

— Как Незванский? Какой Незванский? — озадачился Туполь. — А, понимаю. Вы тоже Незванский? У меня такое чувство, что все писатели России стали Незванскими. Я видел уже человек десять.

— Я — больше.

— Валерий Николаевич Леонтьев писатель, — подсказал Володя.

— Что вы написали? — живо заинтересовался Туполь.

— Семь романов Незванского. Четыре один, три с соавтором. Не читали?

— Я это говно не читаю! Извините. Ваши романы, возможно, не говно. Но от одного этого имени мне блевать хочется.

— Я рассказал Валерию Николаевичу о вашей идее…

— Он, конечно, согласился?

— Этого я не успел спросить. Как вы насчет того, чтобы прокатиться в Германию?

— Никак.

— Почему? — удивился Володя. — На халяву!

— Мне это неинтересно.

С тех пор, как границы открылись и трудности остались только с деньгами, зарубежные путешествия потеряли для Леонтьева притягательность. В советские времена он побывал с писательскими группами в Египте, в Венгрии, в ФРГ, в Болгарии. В постсоветские слетал с женой в Турцию, в знаменитую Анталью. Когда он рассказывал, что был в Турции, у него все время возникало такое чувство, будто он слегка врет. Никакая это была не Турция, а так, что-то среднеарифметическое от европейских курортов. Даже вышколенная обслуга была мало похожа на турок. Жене понравилось: можно вставать из-за стола и ни о чем не думать, все включено. Леонтьеву не понравилось: слишком жарко, слишком тесно. Пару раз съездил в Болгарию, где выходили его книги, с болгарским издателем наполнил воздухом много бутылок «Солнцева бряга» — так болгары называют выпивку. У русских — осушить бутылку, у болгар — наполнить воздухом. А больше никуда не тянуло.

Тащиться в Гармиш-Партенкирхен посреди зимы, бросать идущую к концу работу — ради чего?

— Валерий Николаевич, а ведь вы не можете отказаться, — сказал главный редактор «Курьера». — Вы запустили утку о смерти Незванского, вы обнаружили подставу на пресс-конференции…

— Так это были вы? — закричал Туполь. — Гениально! Поздравляю! Гениально! Я бы до такого не додумался!

Он вскочил с места и долго тряс Леонтьеву руку.

— Оказывается, еще есть в России честные писателиОказывается, еще есть свободная журналистика! НезависимаяПринципиальная! Я стал лучше думать о России!

— Эдвард Анатольевич, мы очень за вас рады. И за Россию тоже рады. Валерий Николаевич, неужели даже после этого вы можете сказать «нет»?

— Могу.

— Вас не смущает, что вы лишите писателя Туполя остатков оптимизма?

— Меня смущает, что в этой чертовой Германии я простужусь. Мне это надо?

— Я вам сказал, что иногда думаю о том, как буду выглядеть в вашем романе. А как вы будете выглядеть в романе, если его вздумаю написать я? Сказать?

— Змей ты, Володя, — тяжело вздохнул Леонтьев. — Ладно, уговорил. Но один не поеду. Только с соавтором — с Пашей Акимовым.

— Так-то лучше, — одобрил Володя. — С двумя российскими писателями он уж никаких не откажется встретиться.

— Кто такой Акимов? Зачем нам Акимов? — почему-то забеспокоился Туполь. — Владимир Георгиевич, в чем дело? Про Акимова мы не договаривались.

Володя объяснил:

— У «Российского курьера» денег на заграничную командировку нет. Эдвард Анатольевич согласился финансировать поездку.

— Да, согласился, — подтвердил Туполь. — Шестьсот евро меня не разорят.

— А тысяча двести евро разорят? — спросил Леонтьев.

— Я не самый бедный человек в Америке. Но далеко не самый богатый.

— Интересно было с вами познакомиться. Пойду я, Володя, — сказал Леонтьев, вставая. — Приятно было увидеть, что ты в форме.

— Вы куда? — спросил Туполь.

— Домой. Нужно поторопиться, а то попадешь в самый пик.

— Но мы еще ничего решили!

— Так решайте.

— Согласен. Где наша не пропадала. Тысяча двести евро — хорошие деньги. Но чего не сделаешь, чтобы очистить русскую литературу…

— Умеет считать, — заметил Володя, проводив Туполя и доставая из книжного шкафа бутылку «Хеннесси». — Если мы уничтожим Незванского, тиражи его книг подскочат. Теперь можно и выпить.

— А ему — пожалел?

— Он не тот человек, с которым приятно пить коньяк. Будем здоровы!

— Неплохо, но до «Суворова» далеко, — оценил Леонтьев выпивку. — Хочу сделать тебе небольшой подарок. Не знаю, правда, обрадует ли он тебя.

Он положил на стол ксерокопию статьи «Таинственный Незванский: миф или реальность?», которая так и не пошла в «Курьере». После разговора со Смоляницким, прерванного известием о смерти Коли Скляра, он попросил секретаршу скопировать статью, чтобы дома ее внимательно прочитать. Зная о доверительных отношениях шефа с Леонтьевым и не подозревая никакого подвоха, она охотно выполнила просьбу.

— Узнаешь?

Володя нахмурился:

— Откуда у вас эта статья?

— Сделал копию в «Парнасе». А вот откуда у них — большой вопрос. Смоляницкий проговорился, что заплатил за нее шестьсот долларов. Вопрос даже не в этом. А в том, получил ли Смоляницкий статью до того, как ты ее решил не печатать, или после.

— Петрова! — бросил главный редактор в интерком.

— Вызывали? — появился в дверях молодой журналист в спецназовской разгрузке.

— Дай-ка твою ксиву.

Петров протянул ламинированную карточку, какие давно уже заменили солидные, в красном сафьяне, с золотым тиснением редакционные удостоверения. Володя сунул ее в бумагорезательную машину и нажал «старт». Машина хрюкнула и превратила карточку в лапшу.

— Что это значит? — побледнев, спросил журналист.

— Ты уволен.

— За что?!

Главный швырнул ему статью:

— Вот за что.

— Но вы же решили ее не печатать! Я работал? Работал. Выходит, бесплатно?

— Если через пятнадцать минут ты еще будешь в редакции, я лично обзвоню все издания, и тебя не возьмут даже в «Вестник московского водоканала». Пошел вон!

Володя наполнил стопари и расстроенно сказал:

— Ну что за времена, Валерий Николаевич?! Если он так начинает, чем же закончит?! Растим подонков, а потом удивляемся: почему везде одни подонки?..

Известие о том, что им предстоит поездка в Германию, Пашу Акимова обрадовало. Он уже вполне оклемался после нападения, сошли синяки, отросла бородка. Только переносица была еще чуть припухшей и немного кривой.

— Как у бывшего боксера, — прокомментировал Леонтьев. — Штамп, но в отношении тебя точный.

— Очень вовремя, — снова и снова возвращался Паша к поездке. — А то у меня уже совсем глаз замылился. Смотрю на текст и не понимаю: то ли ничего, то ли полное говно. И самое главное: мы наконец-то увидим Незванского. А то он уже преследует нас, как тень отца Гамлета!..

Они увидели Незванского. Впечатление было настолько ошеломляющим, что они обрели дар речи только на автовокзале Гармиш-Партенкирхена в ожидании экспресса до Мюнхенского аэропорта.

Первые смутные подозрения появились у Леонтьева, когда он увидел дом, в котором жил знаменитый писатель. Это был блок с отдельным входом в длинной двухэтажной постройке на окраине городка, вдали от центра с шикарными отелями, конференц-залами, дорогими магазинами и толпами туристов, любителей горных лыж и сноуборда. Дом, как и все дома в Германии, был чистенький, ухоженный, но явно бедный, чтобы не сказать убогий, по сравнению с соседними коттеджами и особняками. В Германии такое жилье называют социальным и выделяют неимущим. Кем-кем, а неимущим Незванский не был, даже если получал всего по три тысячи долларов за роман.