Песнь сирены - Роберта Джеллис

В крайних хижинах они обнаружили лежащие на полу шкуры, как будто впопыхах брошенные постели, еще горячие камни и золу от костров. Вильям не мог не заметить этого. Очевидно, несколько человек остались в деревне, ожидая, когда на их приманку клюнут. К сожалению, все это могло свидетельствовать и о другом: западню покинули, когда были получены сведения о подходе отряда Моджера. Вильям приказал собрать изношенные и грязные шкуры, несколько помятых сосудов для питья и горшков. Это едва ли можно было считать добычей, но больше взять было нечего.

Отряд двинулся вперед, к центру деревни. Там стоял дом, выделявшийся среди других, и большой сенной сарай, который они намеревались поджечь, если их начнут атаковать. Дом окружали хозяйственные постройки и несколько опрятных хижин – вероятно, жилища старших слуг. До сих пор Вильям не позволял отряду рассредоточиться, посылая лишь небольшие группы с Раймондом осматривать хижины. Теперь он должен был заставить своих людей действовать так, как будто всех их охватила лихорадка настоящих грабителей.

В таких условиях трудно обеспечить контроль над людьми, но Вильям знал: это необходимо, если они хотят спровоцировать нападение. С явной неохотой он отдал приказ разойтись. Раймонд примерно половину отряда повел к главному зданию, остальные побежали к хижинам. Вскоре в одном из ближайших домов раздался крик. Рука Вильяма потянулась к эфесу меча, но никакого шума борьбы не было слышно. Из дома выбежал человек, с искренним азартом и удивлением показывая найденное кольцо. Это была незамысловатая медная вещица, но стоила она несколько тысяч. Странно, почему такую вещь могли забыть в доме.

Прежде чем Вильям сообразил, что случилось, раздались еще два победных возгласа, один – из дома, другой – из хижины в дальнем конце деревни. Он не учел одной простой вещи: уэльсцы могли нарочно оставить несколько ценных предметов. Этого было бы достаточно. Его люди так давно не получали никакого дополнительного вознаграждения за свой ратный труд, не считая жалованья, что любая безделушка могла породить надежду на более ценную добычу, а это в свою очередь могло привести к неповиновению. Наверное, из-за происков дьявола он не решился тотчас призвать людей к порядку, пока ловушка не захлопнулась. Ведь любое проявление излишней осторожности с его стороны спугнуло бы уэльсцев, ждущих в засаде, и, отказавшись от намерения атаковать, они ушли бы в лес.

Опять какой-то человек выбежал из дома и стал что-то возбужденно говорить Раймонду. Тот отдал приказ, которого Вильям не расслышал, и с тревогой посмотрел на сенной сарай, находившийся с северо-восточной стороны от дома.

Прошло еще несколько минут. Вильям всматривался в край леса. По правилам ловушка должна была уже захлопнуться. Все люди разбрелись и увлеклись поисками добычи. Еще один радостный крик из хижины. Вильям огляделся. Пока ничего не видно, но сенной сарай перекрывал обзор. Вильям пришпорил своего коня, Лиона, и двинулся по направлению к сараю. Он осмотрел его, но без особой тщательности. Двери были распахнуты, как будто, выводя скот, их оставили незапертыми. Верхние двери, через которые загружалось сено, тоже были открыты. Вильям перевел взгляд от сарая к кромке леса, которая была отсюда видна, но вдруг опять вспомнил о вторых дверях. Он обернулся, желая посмотреть еще разок. Открыты? Зачем? Не видно никаких вязанок сена, которые нужно было бы туда поднимать. Первый урожай уже в скирдах, второй, еще не скошенный, в поле. Он мог видеть это. Так почему же загрузочные двери открыты, если нет ничего, что можно было бы положить туда или взять оттуда?

– Арнольд! – взревел Вильям, повернув голову к хижинам.

Он поднял щит, чтобы легче было достать меч. В этот момент все и началось. Послышался свист. Лион заржал и встал на дыбы. Вильям тоже вскрикнул, так как боль пронзила его левое плечо и правый бок. Он попытался справиться с лошадью, но было уже поздно. Стрелы сыпались из предательски открытых дверей. Раненный в горло Лион упал на колени, кровь хлестала из его пробитой яремной вены. Инстинктивно Вильям вытянул ноги вперед, стараясь удержать равновесие, но оба стремени оборвались, и он перелетел через голову коня, в то время как животное повалилось на бок.

Это и спасло Вильяму жизнь: он мог быть придавлен Лионом. Припав к земле и спрятавшись за тело лошади, Вильям прикрывался сверху щитом. Это позволило ему уберечься от очередного ливня стрел. Он понимал, что погибнет, если не освободится от вонзившихся в него длинных стрел. Одна мешала владеть мечом, другая – защищать плечо.

Положив меч на колени, Вильям схватился за стрелу, торчавшую из плеча, и сильно рванул ее. Слезы брызнули из глаз, и он до крови закусил губу. Хуже боли было сознание того, что это усилие оказалось тщетным. Вильям почувствовал, как подалась при рывке ключица, но стрела осталась на месте. Он никак не мог смириться с этим и теперь потянул стрелу вниз. Вильям опять вскрикнул, но стрела только обломилась.

Теперь слышны были и другие голоса. Военный клич уэльсцев, крики ужаса, предостерегающие возгласы. Превозмогая боль, Вильям снова схватил меч, наклонил голову пониже, чтобы укрыться за щитом, и взялся за вторую стрелу. В этом не было никакого смысла. Если бы он мог трезво мыслить при таких мучениях, его рассудок подсказал бы: он все равно умрет и незачем причинять себе лишнюю боль.

Однако сработала привычка. За долгие годы службы он твердо усвоил некоторые правила поведения. Они требовали игнорировать боль, сражаться, пока вообще можешь двигаться. Левая рука Вильяма машинально потянулась к стреле. В глазах потемнело, голова упала еще ниже. Победный крик прозвучал прямо над ним. Он отпустил стрелу и попытался вслепую нащупать ручку щита. Вильям знал: слишком поздно поднимать щит и выходить из укрытия, но очень не хотел получить удар, который отделит его голову от туловища, и навсегда избавит от всех страданий.

Находясь в согнутом положении, Вильям не видел уэльсцев, появившихся из сарая и окружавших отряд, занимавшийся грабежом. Те, что были в хижинах, не услышали Вильяма, но некоторые из его людей, перебегавшие из одного дома в другой, и Раймонд слышали крик командира. Вот почему победный клич человека, собиравшегося прикончить Вильяма, превратился в предсмертный вопль. До Вильяма донесся нервный храп лошади, глухой стук копыт, потом сильный молодой голос.

– За Марлоу! За Марлоу!

Темнота, грозившая поглотить Вильяма, отступила, пронзительная боль в боку притупилась. Вильям не обманывал себя. Он чувствовал, как течет кровь под его совершенно промокшей рубашкой и туникой. У него уже нет времени. Вдруг чей-то щит навис над ним. Крепкая рука ухватилась за его кольчугу на плече.