Фигня - Александр Житинский

– Я понимаю, «фигния» есть дойти до Россия сейчас? – с трудом подбирая слова, спросила донья.

– Точно так, мадемуазель, – ответил Брусилов.

Донья задумалась, что-то прикидывая в уме.

Начальник генерального штаба обеспокоенно посмотрел на нее. Вероятно, донья что-то замышляет. Но что? После «Большого каскада» он относился к донье с опаской. Подозревал в коварстве, и не зря.

Официальная часть церемонии кончилась тем, что отец Василий представил Бикова в качестве автора нового канонического русского мата и роздал присутствующим ксерокопии. Интеллигенты поаплодировали. Биков раскланялся.

Вообще аборигены были настроены благодушно. Напившись «фигни», они принялись читать стихи, петь и танцевать. Все были довольны друг другом, далеким правительством и общественным строем. Это выгодно отличало местную интеллигенцию от собратьев на всех континентах.

Анималистка, которую, как выяснил Биков, звали Римма, продемонстрировала маленькую выставку картин. Это были, с одной стороны, симпатичные сусальные кошечки, повязанные разноцветными бантами, с другой – омерзительные клыкастые гамадрилы, сиявшие потертыми красными задницами. Выставка почему-то называлась «Инь и Янь». Биков призадумался.

Наконец культурная часть была окончена, и собравшиеся вновь окружили стол.

Официанты внесли на подносах крохотные чашечки с особой, чрезвычайно сильной и дорогой «фигней», источавшей необыкновенный, пряный запах.

– Господа, финальный тост! – провозгласил Брусилов. – За любовь, господа, во всех ее проявлениях!

Все дружно выпили, прикрыв глаза, и воспарили настолько, что, кажется, оторвались от пола и секунду-другую повисели над паркетом, как марионетки в кукольном театре.

Ольга вдруг почувствовала непосредственную телепатическую связь с возлюбленным. Она увидела мысленным взором, что Иван сидит в какой-то пещере и пьет из стакана темно-коричневую жидкость, похожую на «фигню». Но при этом морщится.

Исидора, вероятно, тоже увидела бы Вадима, если бы не кабардино-балкарцы, которые, воспарив, с двух сторон подлетели к ней, как небесные ангелы с усиками, и принялись что-то жарко шептать – один по-кабардински, другой по-балкарски. Исидора обоих отлично понимала, но сделать для них ничего не могла. У нее уже были другие планы.

Не воспарил один Максим. Он понуро стоял у стола, сняв генеральскую фуражку и вытирая беретом пот со лба. «Не промок бы чек…» – с тоской подумал он, глядя на влажный берет. Чек мог скоро понадобиться, ибо после объяснений Брусилова у Максима созрел собственный план действий.

А собравшиеся, допив эликсир любви, взялись за руки, окружив стол живым кольцом, и Брусилов затянул красивым баритоном:

Пока земля еще вертится,Пока еще ярок свет,Господи, дай же ты каждому,Чего у него нет.

Все дружно и с готовностью подхватили ритуальный гимн народной деревни:

Умному дай голову,Трусливому дай коня,Дай счастливому денегИ не забудь про меня!

«Голову – Пересу, Вадиму – коня, – переводила про себя донья, – Ивану – денег, но не все… – ведь и про меня нужно не забыть!»

Глава 18

Двойной диссидент

Оставив опешившего министра обороны у бруствера, интерполовцы устремились в сельву, на которую уже опускались стремительные тропические сумерки. Они обогнули скалу и углубились в непроходимую чащу, которая с каждым метром становилась все влажнее. Под ногами зачавкало. Почва колебалась.

– Болото, что ли? – догадался Иван.

Вадим выстрелил в воздух для острастки. Где-то вдали послышались крики и улюлюканье правительства.

– Догоняют, – сказал Вадим и выпалил снова.

– Вперед! – скомандовал Иван.

Но не успел он сделать трех шагов, как почва разверзлась под ним, и Иван по пояс провалился в трясину.

– Вадим, помоги! – крикнул он, держа винтовку над головой.

Вадим бросился к нему и тоже провалился в двух метрах от товарища. Они торчали из болота, как два грибка-подберезовика, и не могли ничего поделать. Трясина медленно засасывала их.

– Пропали, Иван, – сказал Вадим.

– Пропали, Вадим…

Шум кабинета министров нарастал, уже стали слышны отдельные голоса: «Господа, может, хер с ними?!» – фальцет министра торговли. «Я вам покажу хер с ними!» – бас министра обороны.

Но хер действительно был с ними. Херовое положение, лучше не скажешь.

Внезапно из-за большого валуна, торчавшего неподалеку, появился странный волосатый человек, одетый в звериные шкуры. Он был поразительно похож на Робинзона Крузо. В руках он зачем-то держал старинный фотоаппарат на треноге.

Робинзон крадучись приблизился к терпящим бедствие и с интересом принялся их разглядывать.

– Спасите нас, пожалуйста, – попросил Иван.

– Министры? – осведомился незнакомец.

– Нет.

– Откуда же вы?

– Из России, – сказал Вадим.

– Здесь все из России, – желчно парировал Робинзон. – Чем занимались в России?

– Я в милиции служил, а он из КГБ, – простодушно доложил Иван.

Незнакомец злорадно рассмеялся и не торопясь стал устанавливать треножник фотоаппарата.

– Если можно, поторопитесь. Нас засасывает, – предупредил Вадим.

Незнакомец не обратил на это внимания, а продолжал готовиться к съемке.

– Фотография века! – сообщил он. – Гибель русских ментов в амазонских болотах!

– Вы разве не собираетесь нас спасать? – встревожился Вадим.

Они с Иваном были уже по грудь в трясине.

– Вот именно, – кивнул Робинзон.

– Но это негуманно!

– Примерно то же самое я говорил на допросах, – сказал Робинзон. – И еще международное право поминал… Не шевелитесь! Снимаю!

Он щелкнул затвором, потом уселся на камень, закурил. Интерполовцы продолжали тонуть со скоростью пять сантиметров в минуту.

– А что вас сюда принесло, если не секрет? – осведомился незнакомец.

– Мы боремся с Пересом де Гуэйра, – сказал Вадим.

– Хм… Это меняет дело, – вздохнул Робинзон. – Придется спасать.

Он отвинтил фотоаппарат от треноги и протянул один ее конец Вадиму. Тот ухватился за нее и с большим трудом выбрался из трясины. Вместе с незнакомцем, пользуясь той же треногой, они вытянули Ивана.

Оба интерполовца были в грязи и ряске.

– А кто там стреляет? – спросил незнакомец, прислушиваясь.

– Кабинет министров. Они за нами гонятся.

– За мной! – приказал незнакомец, подхватывая треногу и фотоаппарат.

Они обогнули камень, за которым открылась тропа, ведущая вверх по склону горы. Все трое рысцой устремились на гору. Вскоре беглецам открылась пещера между скал. Они юркнули туда и оказались в жилище Робинзона. Там был каменный очаг, валялась нехитрая утварь, книги. На веревочке сушились проявленные негативы.

– Раздевайтесь, – приказал незнакомец. – Придется знакомиться. Платон Молочаев, диссидент.

Интерполовцы пожали Платону руку, назвав себя.

В пещере было темно. Платон зажег свечи, укрепленные в самодельном канделябре из козьих рогов, развел костер и повесил над ним одежду интерполовцев для просушки. Порывшись в дальнем углу пещеры, бросил Ивану и Вадиму козьи шкуры. Когда интерполовцы завернулись в них и уселись у очага, все трое стали напоминать племя троглодитов.

– Ну что? Надо бы за встречу… – промолвил Платон, извлекая на свет божий бутыль с коричневатой жидкостью и водружая на плоский камень, служивший ему столом. Рядом появились граненые стаканы.

Он разлил по полстакана.

– Вздрогнули! – произнес Платон короткий русский тост, и все мигом осушили стаканы.

– Значит, говорите, с Пересом боретесь? – Платон занюхал выпивку тыльной стороной ладони.

– Угу, с ним… – кивнули оба.

Они еще не знали, как себя вести. Кто перед ними? Сумасшедший? Беглый министр?

– Перес – гениальный человек! – воскликнул Платон, разливая по новой. – Ни за что не стал бы с вами пить, – признался он, чокаясь. – Как вспомню, как меня в Союзе мытарили… Но дело есть дело. Поехали!

Все поехали.

– Так о чем я говорю, – продолжал Молочаев, – Перес – гений, но на мне он обломился. Когда я свои три года за распространение антисоветчины отсидел, Перес прислал мне приглашение в Касальянку. Мой прадед здесь ошивался… Приехал я, Перес меня назначил заведовать Союзом писателей Касальянки… Я стишки пописывал. Тоже антисоветские. Посмотрел я, что здесь делается. Я же диссидент убежденный! В ситуации власть-народ я всегда встаю на сторону народа. Я понял, на чем играет Перес. Для народа он – отец-благодетель Яков Вениаминович, который распределяет блага и вроде бы из идейных соображений содержит общину добра и света. А для Европы он – дон Перес де Гуэйра, мафиози, содержатель кабаре и игорных домов. И знаете, на чем делает деньги?

– Знаем. На наркотиках, – кивнул Иван.

Платон разлил остатки из бутылки.

– Не совсем. На «фигне».

– На «фигне»? Что это? – спросил Вадим.