Кикимора болотная - Ирина Мясникова

СЛАВНЫЙ ПРАЗДНИК НОВЫЙ ГОД

Билетов не оказалось. Даже бизнес-классом. Единственное, что удалось найти, так это три билета на бюджетный рейс из финского города Лаппеенранта. Правда, цена этих билетов оказалась просто сказочная — семьдесят девять евро за штуку туда и обратно. Можно было, конечно, поехать до Лаппеенранты поездом или на автобусе, но Тася решила, что они поедут на ее япончике. С нее хватит и студенческого бюджетного рейса. Еще не хватало важной директрисе на маршрутке в три погибели корячиться, когда можно доехать с комфортом, заодно на обратном пути прошвырнуться у границы по супермаркету. Когда она сообщила Вере о том, как дешево обойдется господину Жеребову путешествие майора Штукиной по Европе, та настояла, чтобы Жеребов оплатил еще и стоянку япончика в аэропорту Лаппеенранты. Тася прикинула, что стоянка прямо у терминала по шесть евро в сутки на кармане Дмитрия Ивановича Жеребова никак не отразится. Как ни крути, а по всему выходит, что отделался он очень легко.

Сам Жеребов, он же Сельдерей, появился у Таси в офисе в понедельник. Тася в этот момент совещалась с директором по персоналу и так ненавистной ей финансовой гадюкой. Дело касалось корпоративного новогоднего праздника. Обычная ситуация в преддверии Нового года. Директор по персоналу для этого самого персонала готов расшибиться в лепешку, а финансовый директор, вцепившись мертвой хваткой в доверенные ему финансы, пытается свести на нет все усилия персональщиков. Кислицкий категорически отказался принимать участие в этой баталии. Тася заподозрила, что он тем самым пытается как-то замкнуть Тасю на свою финансовую подружку. Так или иначе, заставить их общаться. В данной ситуации у Таси не было никаких претензий к финансовой гадюке. Покойная Лилька Тимофеева в позапрошлом году чуть ли не разодралась с директором по персоналу, обсуждая бюджет праздничного мероприятия.

Медленно, пункт за пунктом они приходили к компромиссу, и, когда осталась уже сущая ерунда — решить судьбу заключительного фейерверка, к Тасе в кабинет ввалился Сельдерей.

— Тася, что происходит? — не здороваясь, завопил он с порога.

Все присутствующие с интересом уставились на вновь прибывшего. Выглядел Сельдерей действительно хорошо. Даже, пожалуй, не хуже, чем бывший ментовский полковник Егоров. Только Егоров был красавчик от природы, а Сельдерей красавчиком стал за счет Вериных усилий. Старания Веры явно не пропали даром. От Сельдерея веяло деньгами, и весь он был какой-то дымчатый. Безукоризненная стрижка, дорогой костюм, роскошная зимняя кожаная куртка. Холеная и, несмотря на испуг, прозвучавший в голосе, очень самодовольная морда с невинными голубыми глазами.

В глазах финансовой гадюки Тася увидела неприкрытый интерес к такому замечательному субъекту.

— Извините меня, — обратилась Тася к присутствующим в кабинете, привлекая их внимание к предмету совещания. Сельдерею она показала кулак. — Но по моему глубокому убеждению, мы все-таки, наверное, обойдемся без фейерверка.

Гадюка самодовольно хмыкнула, а директор по персоналу собрался было возмутиться, но Тася ему не дала открыть рот.

— Но! — сказала она, вспомнив своего недавнего самолетного попутчика Антонова. — Высвободившиеся средства предлагаю направить на усиление подарочных продуктовых наборов для сотрудников. Мне кажется, что советское шампанское — это слишком! Сладкая газировка, которая шибает в нос дрожжами. Исключительно для ностальгирующих по советскому прошлому индивидуумов. Это нечестно по отношению к тем, кто уже попробовал хотя бы итальянские игристые вина. Давайте-ка подыщем что-нибудь получше.

Директор по персоналу заулыбался. Гадюка скривилась, но промолчала, пометив что-то у себя в блокноте.

— А сейчас, простите, мне надо вот с господином красивым переговорить. — Тася встала из-за стола и направилась к круглому столику для переговоров. — Раздевайтесь, Дмитрий Иванович, присаживайтесь. Кофе хотите? Или чаю?

— Кофе. — Сельдерей сбросил куртку, кинул ее на стул и уселся в кресло. При этом он не сводил глаз с гадюки. Та шествовала к выходу из Тасиного кабинета, глядя на Сельдерея и приторно улыбаясь.

— Что у нее с лицом? — поинтересовался Сельдерей, когда за гадюкой закрылась дверь. — У нее болит что-то, гримаса какая-то странная?

— Нет, она просто так улыбается. — Тася нажала кнопку селектора. — Ада Львовна, будьте добры, сделайте две чашки кофе. Ага, получше там, для гостей.

Тася уселась в кресло напротив Сельдерея.

— Дмитрий Иванович, ты кофе с сахаром будешь или тебе цианиду положить? — поинтересовалась она, закуривая сигарету.

— Совсем сдурела? Какой я тебе Дмитрий Иванович? И цианид мне за что?

— Боюсь, что ты теперь мне исключительно Дмитрий Иванович Жеребов, а никакой не Сельдерей. И цианид тебе просто необходим по всем жизненным показаниям. Чего приперся-то?

— Как «чего приперся»? Тася, что происходит? — Похоже, Сельдерей искренне недоумевал.

— А что происходит?

— Ты чего? — Сельдерей покрутил пальцем у виска и присвистнул. — Совсем ку-ку? Петька говорит, что мать в Италию уехала, Вера трубку не берет, а ты ничего не знаешь? Как-то с трудом верится. Да еще цианиду мне в кофе с ласковой улыбочкой предлагаешь.

— Что, она тебе даже записки никакой не оставила? — удивилась Тася.

— Нет, почему же? Оставила! На подушке моей в спальне, еще и сверху камнем придавила. Где-то даже нашла булыжник такой здоровенный! Правда, помыла его, слава богу! Вот, полюбуйся. — Сельдерей протянул Тасе мятый листок бумаги.

Тася прочла: «Погоды нынче стоят великолепные».

Видать, Вера воспользовалась советом Штукиной насчет «Графиня изменившимся лицом бежит к пруду». Тася не смогла удержаться и расхохоталась.

— Чего ты ржешь-то? Чего смешного? У меня жена с ума сошла, а она ржет. Тоже ненормальная?

— Ничего она с ума не сошла! Вон, даже булыжник помыла. Я бы ни за что мыть не стала.

— То есть раз булыжник помыла, значит, с ума еще не совсем съехала! Вы чего, обалдели, что ли, все?

— Ничего мы не обалдели, это ты, собака кобелиной породы, прокололся.

— В смысле? Ты ей чего-то сказала? Таська, зачем? Что я тебе плохого сделал? Это же все давно было и все неправда. — Сельдерей вскочил из кресла и забегал по Тасиному кабинету.

— Не мельтеши, как Ленин в клетке. — Тася наслаждалась моментом. — Во-первых, ничего я ей не говорила, а во-вторых, что было давно и что неправда? То, что ты вместо Китая с любовницей в Париж летал?

При этих Тасиных словах Сельдерей встал как вкопанный и переменился в лице. Весь как-то скукожился и потемнел.