Все друзья делают это (СИ) - Ручей Наталья

— Конечно, — уверенно фыркнул он, — и я рад, что, в отличие от меня, ты их совсем не боишься. Только знаешь…

Он замолчал, и я уже знала, что это трюк. Конечно, знала, и все равно развернулась на бревне и придвинулась ближе к мужчине.

— Меня поражает то…

И снова пауза, и такой хитрый взгляд, что никакой силы сдержать любопытство! Придвинулась еще ближе, чувствуя, как соприкасаются наши колени и забыв о тех, кто на нас надвигается. А когда мои ноги, обнаглев, уверенно расположились поверх коленей мужчины, а его губы стали так близко к моим, как мне и хотелось, услышала продолжение:

— Меня поражает, что после всего, что было, ты все еще сомневаешься, — голос Никиты как тихий водоворот притягивал меня еще ближе. — Какие подозрения, страусеныш? Как только мы останемся одни, и ты подпустишь меня к себе, я устрою тебе эти последствия. Для первого раза только в одной позиции, а потом…

— Никит… — вспыхнула я румянцем.

— Это уже неизбежное, Ань, — шепнул он, зарылся пальцами в мои волосы и начал массировать мою голову, заставив не просто приблизиться еще больше, а сесть на себя, потому что так нам двоим намного удобней. — Мне кажется, это было неизбежным с самого начала, просто я тоже не понимал…

Объятия Никиты были очень приятными и напрочь убрали страх. Я и забыла о том, что нам угрожала опасность. И только когда показалось, что спину жгут чьи-то взгляды, тихонько спросила:

— Они уже подошли?

— Да.

— Все семеро?

— Да, семеро. Только… — заметив, что я сделала глубокий вдох, Никита предупреждающе прижал большой палец к моим губам. — Говорить о том, какие у тебя промелькнули ассоциации, не стоит.

Я хмыкнула — зачем говорить, если все и так очевидно. А с другой стороны, я ведь действительно не хотела никого обижать. И усугубление конфликта мне не было на руку.

Кстати, про руки…

Никита так и не убрал свой палец, и я провела по нему нижней губой. А потом, вот без малейших при этом ассоциаций, втянула в рот. И чуть глубже. Провела языком по подушечке, куснула и снова лизнула, и…

Не столько выдох Никиты, как деликатное покашливание и смешки за спиной заставили выпустить влажную добычу.

— Они еще злятся или уже отдышались и передумали с нами ссориться? — спросила я вроде бы тихо, но судя по новой порции смешков, меня было прекрасно слышно не только Никите.

И тем не менее, он на них посмотрел, оценил ситуацию и дал свои комментарии:

— Я бы сказал, что их намерения пока не прозрачны.

— Это плохо. Лучше определенность, — взгрустнула я. — Но что поделать… А, кстати… Если что, ну если я вдруг опять упаду, знай, что я доверяю приготовление бодрящего отвара исключительного твоему папе!

— А что мне ответить, когда он захочет узнать о причинах такого доверия? — как ни в чем не бывало, и будто перед нами не стояли семеро напряженных мужчин, поинтересовался мой друг.

— У него эксклюзивные представления о том, как бодрый человек должен проводить свое время. Если он опять заварит все правильно, есть шанс, что некоторых неприятностей, которые могли бы быть, я успешно пропущу из-за крепкого сна.

Никита хмыкнул, а позади меня кто-то попытался сдержаться, но не выдержал и заржал. Сначала один. А вскоре образовался такой хохот, что ворона, вновь устроившаяся было на ветке ближайшего дерева, улетела с возмущенным карканьем и прикрывая и без того скрытые уши черными крыльями.

— Слушайте, — сказал один из ребят, отсмеявшись, — а здесь, оказывается, можно было найти интересную девушку!

— Ты правильно использовал прошедшее время, — лениво добавил Никита, и мужчины снова расхохотались.

А потом мы познакомились. Ребята оказались довольно забавными, приятными, и я даже запомнила все имена, и кто из них кто — Рома, Коля, Славик, Петр, Кирилл, Максим и Антон.

Как оказалось, некоторых из них упросили прийти сюда матери, которые были дружны с Ингой Викторовной. А на некоторых надавили отцы, находящиеся в дружбе с Иваном Петровичем. И уже здесь, когда они очутились на территории, за воротами, им пояснили, что хорошо, если они не только поедят вдоволь мяса, но и к кому-то присмотрятся. Потому что здесь только те, к кому можно смело присматриваться и любой выбор будет принят семьей благосклонно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— А я еще говорю отцу: что, и сын хозяина дома тоже? — хохоча, рассказывал Рома, тот самый, что шел к нам одним из первых. — Отец разозлился, я тоже вскипел из- за того, что так глупо попался в ловушку. А тут услышал тебя…

Я покаянно улыбнулась, и парень кивнул, мол, все, забыли и отпускаем.

Отпустили мы и нервозность — расслабились, общение давалось легко. Так как мы находились возле костра, изредка бросала реплики и студентка, иногда довольно смешные, так что она тоже вписалась в компанию. А когда поняла это, забыла и про мясо — порция шашлыков была безжалостно спалена, и про своих ухажеров. Ей льстило внимание новых, старше нее ребят. А тем нравилось нравиться девчонкам, которые смотрят с открытым ртом и таким восторгом в глазах, как смотрела на них студентка.

Я силилась вспомнить имя девушки, но, честно говоря, оно вылетело из головы. И только когда те двое ребят стали водить возле нее хороводы и помогать с шашлыками, приговаривая: «Света, Светуля… Светлячок», я вспомнила, что да, точно, Света…

И тут же отвлекалась на ребят, которые не попали под ее чары, никуда не хотели идти и болтали со мной и Никитой.

Нам было весело и легко, мы частенько взрывались хохотом, привлекая внимание других гостей и, судя по взглядам, вызывая легкую зависть. Но девушки приближаться не торопились — возможно, потому что тоже находились здесь не по своей воле, а исключительно в угоду родителям. А возможно, потому что считали, что уже отхватили увесистый куш этого вечера.

Я имею в виду Филиппа. Первый раз, когда я заметила его, он общался с женщинами постарше — мамами, а теперь был в окружении яркого, экстравагантного цветника.

Кстати, в его пользу играл и контраст. Они нарядные, кокетливые, вызывающие и раскрашенные так, что только спустя несколько часов лица начали таять от жары и показывать реальность. А он — в светлых свободных брюках, белой рубашке, в такой ослепительно белой обуви, что слепило в глазах. Одухотворенный, задумчивый, со снисходительной улыбкой, которую принимали с восторгом.

Есть такая старая английская поговорка: «Никто не хочет вступать в клуб, который готов принять его с распростертыми объятиями». Мне кажется, Филипп ее тоже знал, принимал, и использовал это знание во благо себе. Глядя на некоторых девушек, я в чем-то узнавала себя. Мне тоже когда-то хотелось, чтобы он заметил меня, чтобы смотрел не вдаль, не на кого-то, а на меня.

— Ой! — пискнула удивленно, когда поняла, что уже долго смотрю на Филиппа, а он отвечает мне тем же.

Я так задумалась, что, быть может, и не заметила бы. Но девушки, которые его окружали, оказались внимательными. И то, что они увидели, им не очень понравилось. Более того, судя по взглядам, не понравилось вовсе.

Одна стала нервно постукивать по земле каблуками. Вторая — нервно дергать свой длинный хвост и хлестать им себя по спине. А третья сказала что-то такое четвертой, от которой та настолько громко и неприятно заржала, что у меня вновь мелькнули ассоциации.

Бросила сочувственный взгляд на Филиппа, отвернулась и встретилась глазами с Никитой.

Скорее всего, он видел, что я смотрела на его брата. Думаю, видел. Но так как он знал, что нас связывало — исключительно мое наваждение, не стала делать вид, что ничего не было, ему показалось, и вообще, я смотрела на парад машин за воротами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Табун, — поделилась я сутью ассоциаций.

Никита взглянул на брата, потом на меня и выдал вердикт:

— Не затопчут. У него большой опыт по этой части.

— Кстати, — вспомнила я, — как там его Стойкий Солдат?

— Эм… — Никита с интересом посмотрел в сторону, я тоже внимательно осмотрела совершенно пустой участок, пока он раздумывал. — Думаю, что не очень.