Ты умрешь влюбленной - Юлия Викторовна Лист
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сильвия вывела ее из ступора. Она подпорхнула к ней, назвав дорогой дочкой, и, приобняв за плечи, чуть наклонилась к лицу справа и слева в невесомом поцелуе свекрови. Точно сквозь вату в ушах Вера услышала, что за молодых очень рады. К ней подошла и Зоя, приобняла, но наклонилась не для поцелуя – тихо, но очень веско прошептала:
– Надеюсь, это согласовано с твоим начальством?
Вера посмотрела на нее так, будто была внутри герметичного скафандра, из которого безмолвно кричала о помощи. Она не посмела ничего ей ответить, чтобы не смутить жениха, а он стоял рядом и обнимался с дядей Филиппом и дедушкой Абелем, для такого случая покинувшим протекцию инвалидного кресла.
Сильвия махнула рукой стоявшему в дверях парню, одетому во все черное, и велела нести шампанское.
Тут Вера вспомнила, что она здесь для расследования убийства, а все эти люди – подозреваемые. Более того, они ведь… ненавидят друг друга!
Теперь Вера смотрела на обнимающихся, их непринужденную болтовню и радостные лица иными глазами, несколько протрезвев, и вдруг осознала, что попала под их колдовское очарование. До чего же искусные маски порой носят люди! Она так не умела. Если ей было плохо, она грустила, если хотела кого-то убить – тоже, а радовалась, только когда на душе было по-настоящему светло. И никак иначе.
Ситуацию спасла еда.
На обед в пять дня были поданы такие изысканные яства, что Вера, попробовав одно, другое, третье, моментально позабыла о возможной опасности и погрузилась в гастрономическую феерию первого мишленовского ресторана в своей жизни.
Одетые во все черное парень и девушка выкатывали из лифтовых дверей стальные тележки, вносили подносы и расставляли на столе блюда. Огромная тарелка со зрелыми сырами, слегка взбитые первые светлые сморчки, морские ушки из открытого моря, обжаренные в масле из морских водорослей, полента, приготовленная в бульоне из морского окуня, а к нему понтуазская капуста, жаренная «лист-за-листом», и зеленая сальса. А на десерт – легкий мексиканский ванильный ганаш, мороженое из сырых сливок и печенье с пьемонтским фундуком и молочным шоколадом. И все это с шампанским «Круг Кло Амбонне» 2007 года, произведенным из стопроцентного винограда Пино Нуар, одна бутылка которого стоила три тысячи евро. Вера не смогла устоять от соблазна загуглить цену, кликая на экране телефона по ссылкам в интернет-магазинах, делая это, разумеется, скрытно, под столом, с виртуозностью студента, который сдает экзамен по шпаргалкам.
К концу ужина явился японец в белых колпаке и выглаженном фартуке. Он вышел из лифтовых дверей с лицом начальника охраны О-Рен Ишии[14], безмолвно склонился в поклоне перед гостями и так же молча удалился.
Это был какой-то пир с элементами абсурда перед катастрофой!
Вера ни на минуту об этом не забывала, ловя тяжелый, темный взгляд Зои, которая улыбалась только накрашенным ртом, демонстрируя выученную эмоцию радости лучше, чем дочка Пола Экмана на иллюстрациях его книг по психологии лжи.
Глава 11. Эффектный выход
Пятница, 7 апреля
– Вставай, соня, просыпайся.
Вера плавала в темно-оранжевой дымке и уже как будто просыпалась, но никак не выходило открыть глаза. Утреннее солнце заливало светом спальню. Им досталась просторная комната с собственным, выходящим на бухту Кавалер, балконом. Посреди нее стояла огромная кровать из кованого металла с тонкими столбиками по углам, ажурным изголовьем и прозрачным белым балдахином. На стене слева была выписана средневековая фреска с изображением Девы Марии с младенцем в пламени горящего куста и двумя ангелами, протягивающими ей руки. Даниель поведал, что все фрески в замке датированы пятнадцатым веком, их написал ученик Доменико Гирландайо[15], а в этой самой спальне когда-то располагалась часовня.
– Эпоха кватроченто[16]! – восхищенно сообщил ей вчера Даниель, когда они после ужина обходили комнаты замка. – Можешь себе это представить? Я жил среди этих фресок, они есть почти во всех комнатах. Я просто не мог не полюбить искусство!
В остальном спальня была похожа на номер в дорогом отеле с минимумом мебели. Вместо комода – глубокая ниша с зеркалом и полками из стекла, иллюстрирующая глубину мощных стен старинного замка. У балкона – изящная белая кушетка, торшер, по обе стороны от кровати два стеклянных прикроватных столика. Справа – дверь, ведущая в ванную комнату. А там прямо посередине пола из светлого кафеля стояла огромная белая ванна, будто бутон японского спатифиллума. Широкое окно с белыми занавесками, подоконник которого был уставлен комнатными растениями в белых кашпо, тоже выходило на море.
Вера протерла и открыла глаза, не сразу вспомнив, где она. В первую минуту белый балдахин над головой ее удивил, и ажурная спинка кровати, и яркий свет, и запах моря.
– Доброе утро! Уже почти полдень. – Даниель, сидевший на краю постели, нагнулся и нежно поцеловал ее в лоб. Он был одет в те же джинсы и ту же майку с Железным Троном Таргариенов на груди.
– Я принес тебе завтрак. Решил разбудить, а то кофе стынет.
Она села на постели, завернувшись в белое, как облако, одеяло. Воздушный, с хрустящей корочкой багет с мягким сыром и кофе со сливками – ничего вкуснее она не ела в жизни, даже вчера вечером, когда ее угощали блюдами от мишленовского повара.
После они оделись потеплее и пошли прогуляться по окрестностям, посмотреть на виноградники.
– Кто же за всем этим ухаживает, если в замке только повар, официант и горничная?
– Здесь огромный штат умельцев, но обычно на пасхальные выходные мама всех отпускает – этой традиции много лет. Отель полностью подготавливают к туристическому сезону, который обычно начинается в середине апреля. Отдыхают в пасхальные дни, а потом принимают гостей. Во вторник ты бы не узнала это место из-за шумной толпы.
Странно было слышать, как он звал мачеху мамой. Вера никак не могла разобраться в отношениях этой странной семьи.
– Во вторник? – спросила она.
– Понедельник – официальный выходной.
Они ходили между виноградными шпалерами. Гибкие лозы были усеяны молодыми листочками. Вера куталась в большую шаль из овечьей шерсти, которую ее заставил взять с собой заботливый Даниель. Она накинула ее поверх куртки, застегнутой на все клепки и молнии, но все равно немного мерзла. Небо ослепляло кристальной голубизной, лицо
