Строгий режим - Дёмочка Виталий

Сейчас же ему предстояло сделать невозможное, нужно было как-то предотвратить встречу Юрия с Ольгой и при этом без беспредела. Настроить всех против него он уже не успеет, оставалось всего несколько часов. Он даже не стал писать малёк Ольге и думал теперь только об одном. Но сколько бы он не размышлял, все его мысли сводились только к одному выходу: нужно было как-то технично подставить Юрия. И быстрый способ сделать это по-крупному на ум приходил только один: подкинуть ему деньги и обвинить в крысятничестве. Наказание за это будет суровым, но что поделаешь, любовь требует жертв. И к тому же теплых чувств к этому зажравшемуся сынку он не испытывал.

— Виталь, — подошёл к нему Витяй и, показав малёк, спросил почти шепотом: — Солома мне малёк прислал, спрашивает по Юрка, кто он такой. Чё отвечать? Если напишу как есть, Солома может его в свою хату перевести через кума.

— Ну-у, — тихо проговорил Бандера, прикинув такой вариант и поняв, что там он ему уже ничем не сможет помешать. — Напиши просто, пряник-первоход, скажи, друзья с института скинулись, подогрели. А если чё, ты не знал, а этот малёк мне не показывал.

— Базара нет, — ответил Витяй, — лучше сами подоим.

Витяй сразу сел писать ответ Соломе, а Бандера достал из-под подушки свою книгу, в обложке которой была заклеена часть его денег.

Уже который час Солома не находил себе места. В таких расстроенных чувствах он не был даже в тот день, когда его задержали и предъявили обвинение. Наивно полагая, что его соперником является Протас, Солома был уверен, что уж здесь-то у него больше шансов. Но оказалось, что у Ольги здесь сидит её жених, за которого она собиралась замуж.

Солома уже не сомневался теперь в тех чувствах, которые испытывал к этой девушке, и для него это было настоящим ударом. Не хотелось даже ни с кем общаться и отвечать на мальки арестантов, и он попросил об этом Паху. Не стал писать он и Ольге, не зная даже, что теперь ей можно говорить. Единственный повод теперь был поговорить с ней, это её вещи, которые он забрал у Лерки Шляпы за исключением сапог. Их она поменяла на что-то холопам и теперь он ждал, когда холопы вернут ему эти сапоги, которые они тоже успели поменять кому-то из дубаков. Но писать об этом коротенький малёк он не хотел, да и настроения не было. Он бездумно ходил из угла в угол, вспоминая только с тоской её лицо и голос.

Но иногда рядом с Ольгой перед глазами вставало лицо этого Юрия, и Солома никак не мог сообразить, что же она в нём нашла. Если верить Витяю или тому, как этот Юра представился в хате, этот тип ничего из себя не представляет.

«Но почему он тогда с ними?» — вдруг подумал Солома. — И почему он, интересно, сказал, что гашиш со свободы получил? Ольгу хотел скрыть? Так сам же про неё рассказал. И почему он говорит, что она не пишет ему? Ведь гашуху-то она наверняка с мальком ему прислала. Хотя, может, она просто последние сутки просто не отвечала, может спала просто.»

Наряду с головной болью из-за невосполнимой потери его стали мучить ещё и эти множественные непонятные вопросы. Особенно его злило, что этот Юра обманул его, глядя прямо ему в глаза и сказал, что со свободы получил гашиш. В иных обстоятельствах он бы сразу спросил с человека за явный обман, но тогда в хате его так накрыла эта шоковая волна, что он был не в состоянии даже разговаривать, не то, что делать предъяву.

Постепенно эта мысль накрутила в нём такую злость на Юрия, что он, не сознавая того, что эта злость больше из-за соперничества, стал думать о том, как бы пожёстче наказать его. Ему даже пришла вдруг в голову мысль, что если, используя этот повод, загнать Юрия в угол, то Ольга, скорее всего, не станет крутить любовь с опущенным. У Соломы даже прорисовались в голове радужные перспективы и промелькнула искра надежды, ведь осуществить это вполне ему по силам.

Но в душе он понимал, что это нереально. Чтобы опустить человека нужны более чем серьёзные основания, а он, считавшийся по лагерям одним из самых порядочных и справедливых, пойти на это не мог. Да и перед братвой всё равно придётся держать ответ за беспредел.

Но до конца отгонять от себя эту мысль Солома не стал. Во-первых, простить наглую ложь в лицо он не мог, а во-вторых…

Ему вдруг пришла в голову мысль, что если спросить с Юрия не самому, а поручить это Витяю с Лешим, то те, если грамотно убедить их в серьёзности поступка, могут и перестараться… Особенно Леший. И в том, что произойдёт, вины Соломы уже не будет.

Он заходил по камере быстрее, всё больше убеждая себя в правильности этой мысли. Дать Юрию по седлу он не просто имел право, а даже был обязан это сделать. И причём повод был такой, что потом никто не скажет, что Солома попутал на женском половом органе, как любили говорить в криминальных кругах, и устроил разборки из-за тёлки. Оставалось только правильно преподнести этот повод Витяю и Лешему, чтобы они уже сами решали, с какой силой давать по этому седлу.

Солома подошёл к двери и хотел уже постучать, но с продола донеслось звякание открываемых кормушек, начали раздавать пайки. Когда открылась его кормушка, он сразу высунул в неё голову и, увидев рядом дубака, сказал ему:

— Командир, скажи Дунаеву, пусть подойдёт срочно, если не спит.

— Дунаев не спит на дежурстве, — ответил дубак, помахивая дубинкой, — щас хлеб раздадут, позову.

— Ну позвони щас. Чё тебе, трудно, что ли? Говорю же, срочно… — прежде чем холоп захлопнул кормушку Солома успел заметить, как дежурный нехотя пошёл к телефону, не прекращая контролировать взглядом холопа, раздающего хлеб.

Кум пришёл быстро.

— Степаныч, — сразу перешёл к делу Солома, — мне срочно нужны Седых с пятнадцать А и Леший, как там его фамилия…

— Ну, понятно. А чё случилось, ты же только там был? — удивился Дунаев.

— Там серьёзно всё, Степаныч, — сделал напряжённое лицо Солома, — там весь аппендицит без контроля остаётся, сёдня ж Фрол на этап уходит.

— И чё, ты хочешь Лешего там поставить? Седых-то сегодня тоже уходит.

— Да ты чё? — удивился Солома и на мгновение задумался. Но быстро пришёл к выводу, что отсутствие Витяя в хате может даже и к лучшему, его правильность могла помешать слишком жестокому наказанию. — Ну, давай тогда Антона этого, Спасского, как его…

— Нечаева? Может лучше Банина? — спросил кум.

— Не-е, Бандера не будет. Ты же знаешь, сам себе на уме, — постучал пальцем по виску Солома. — Давай лучше Антона с Лешим, щас я сам разберусь, кого куда определить.

— Ладно, только до проверки чтобы их обратно увели, так что давай шустрее, — спокойно сказал Дунаев и ушёл.

— Паха, завари чаю, щас пацаны придут, — сказал Солома, и, немного подумав как лучше разыграть комбинацию, добавил: — Вопрос серьёзный.

Прокручивая в уме разные варианты развития событий, он думал над этим серьёзным вопросом, пока не привели Лешего с Антоном.

— Здорово, Сань, — с улыбкой приветствовали они Солому. Видно было, что они польщены тем, что их пригласили в положенскую хату. Не Витяя, а их.

— Здорово, братва, — серьёзно проговорил Солома, — присаживайтесь, базар есть.

Паха тоже тепло поприветствовал гостей и, буторнув чифир, налил немного в маленькую кружку и пустил по кругу.

— Этот Юра… как он с вами оказался? — спросил Солома, отпив из кружки и передав её дальше.

— Да это Бандера его подтянул, он вроде родителей его знает, — ответил Леший. — А чё? Пусть будет… польза от него есть…

— Польза? — язвительно переспросил Солома. — Это когда он людей вначале объ…бывает, это польза?

Леший чуть не выронил кружку с чифиром и недоумённо посмотрел на Антона, который в свою очередь непонимающе смотрел на смотрящего.

— Кого объ…бывает, Саня? — спросил Антон.

— Меня, — ответил Солома и глядя на Антона в упор спросил: — Он же сказал, что гашиш этот со свободы получил?

— Ну-у, — кивнул головой Антон и Леший тоже подтвердил это.

— А вам он тоже так сказал?