Патриарх Филарет. Тень за троном - Андрей Богданов

Исходя из этого замысла, Салтыков со товарищи настаивали на соблюдении составленных в Тушине при непосредственном участии Филарета условиях. Первым из них было венчание Владислава на царство в греческой вере «по древнему чину» в Москве, православным патриархом. Помимо общих деклараций о защите православной веры и Церкви, её иерархии, святынь и имуществ (пункты 2–4) послы требовали от короля заранее условиться, что католические и лютеранские «учители» на Руси не появятся, что православным по-прежнему будет запрещено менять веру, что римский костёл будет построен по крайней нужде в Москве один, да и тот за городом, «а жидом в Московское господарство с торгом и ни с какими делы приезжать не велеть».

В пунктах 5–7 гарантировалось сохранение и прибавление прав и имуществ московских служилых людей. В пунктах 8 и 11 — сохранение русского суда (с запрещением казнить и ссылать «без совету бояр и думных людей», а также преследовать родственников опальных). В пункте 14 — сохранение старых налогов. Соседям следовало договориться о совместной обороне государств, в особенности от татар (п. 9—10), взаимном размене пленных (п. 12), свободной торговле (п. 15), о запрете «выхода» крестьян от хозяев и борьбе со стремлением холопов к «воле» (п. 16–17), в связи с чем требовалось подумать, не искоренить ли вообще казаков (п. 18).

Словом, Российское государство по проекту договора приобретаю иноземного (шведско-польского) государя, не имеющего права изменять «старины» и способного привезти с собою немногих «польских и литовских панов», которые не могли захватить «на Москве и по городам воеводств, и старосте, и иных урядов» (п. 13). Проблема, однако, заключалась в том, что все эти договоренности следовало утвердить с польским королем Сигизмундом, который становился гарантом их выполнения!

В тушинских условиях было отмечено, что дополнительные вопросы будут решены, когда король будет «под Москвою или на Москве», по совету с патриархом, Освященным собором, боярами и дворянами. Поэтому Сигизмунд в своем «Отказе» (ответе) 14 февраля 1610 г. согласился буквально на всё, заметив только на пункт 1-й (о коронации Владислава патриархом), что ответит окончательно, «когда Господь Бог волю и время по успокоении доскональном того государства пошлёт» (с. 69–73). Ловушка была очевидна. Сигизмунд оставлял за собой право, поразмыслив, взять власть на Руси сам. Заметив её, Салтыков с товарищами добились от Сигизмунда более ясного «респонса». что-де «царём и великим князем сына нашего Владислава учинити хочем» (с. 73–75).

Договор был составлен безупречно во всём, за исключением реальных гарантий сто выполнения, когда Сигизмунд «успокоит» Москву. По и здесь Филарет, которому первому был адресован королевский «регионе», и его товарищи уповали не на одно лишь провидение. Предсказуемое желание Сигизмунда захватить российский трон для себя, а не для сына, чтобы затем восстановить утраченные права на шведскую корону и основать сильнейшую в Европе династию, должно было вызвать мощное сопротивление не только в Москве и Стокгольме, но и в Кракове.

Сразу после переговоров с тушинскими послами Сигизмунд отправил польским сенаторам послание, пытаясь доказать, что не стремится всеми силами к московскому престолу пн для себя, ни даже для сына. «Хотя при таком сильном желании этих людей (Салтыкова с товарищами. — Авт.) мы, по совету находящихся здесь панов, и не рассудили вдруг опровергнуть их надежды на сына нашего, дабы не упустить случая привлечь к себе и москвитян, держащих сторону Шуйского, и дать делам нашим выгоднейший оборот, — писал король, — однако, имея в виду, что поход предпринят не для собственной пользы нашей и потомства нашего, а для общей выгоды Республики, мы без согласия всех чинов её не хотим постановить с ними ничего положительного».

Король был вынужден оправдываться, поскольку застрял под непокорным Смоленском, остро нуждаясь в пополнении войск и деньгах на жалованье, ратникам. Чтобы получить у сенаторов просимое, он должен был обещать расширение границ Речи Посполитой и уповать на завоевания в России[89]. А такие желания вполне могли в скором будущем резко усилить сопротивление россиян и в итоге похоронить мечты о московской короне.

Если король Сигизмунд чувствовал себя неуверенно, то в Тушине ко времени возвращения послов из-под Смоленска царил уже полный разброд и шатание. Рожинский, в нарушение присяги от 29 декабря 1609 г., интриговал с целью вернуть объявившегося под Калугой Лжедмитрия II. Судя по тому, что среди казнённых при раскрытии этого заговора гетмана был зять Филарета И. И. Годунов, в деле участвовала и часть русской знати. «Царица» Марина Мнишек бежала якобы к мужу, но оказалась в лагере Сапеги, отступившего к Смоленску, открыв Тушино для удара армии Скопина-Шуйского.

Отступление Сапеги из Дмитрова 27 февраля 1610 г. было вынужденным. Ещё в начале месяца Дмитров был обложен летучими отрядами Скопина, использовавшими для быстрого передвижения лыжи. Тесня неприятеля острожками, уничтожая фуражиров и часто налетая на крепость «с огненным боем», ратники Михаила Васильевича прочно сковали инициативу Сапеги. Сам князь стал с войском на дороге из Троицы к Дмитрову. Он энергично использовал все не занятые в блокаде Сапеги силы для походов на неприятеля. Лисовский с казаками был заперт в Суздале. Пан Млоцкий отбивался от налетов двухтысячной рати лыжников под Брянском. Разъезды пугали врагов в Тушине, где шли споры, «поддаваться» ли на волю польского короля.

Тем временем и Василий Шуйский ослабел настолько, что крестьянин Сальков с ватагой «лихих людей» сумел перехватить Коломенскую дорогу и одного за другим разбить двух царских воевод. Слабые тушинцы изменой взяли Красное село и сожгли часть московского Скородума — наспех сооружённых укреплений вокруг столицы. Вновь оголодавшие москвичи волновались. Но замысел Михаила Васильевича был верен. Дождавшись момента, его воины ворвались в лагерь казаков Сапеги под Дмитровым и заставили гетмана дать бой, в котором неприятель понёс большие потери.

Скопин-Шуйский тут же отвёл назад основные силы, оставив вокруг Дмитрова только блокаду. Он подталкивал Сапегу к решению уйти из города, который не хотел и не мог штурмовать. По размышлении Сапега понял, что проиграл, и увёл свои войска к королю. Вслед за ним отряды самозванца покинули и район Верхней Волги. В Тушинском лагере, где одни выступали за Владислава, другие — за самозванца, третьи — даже за переговоры с царём Василием Ивановичем, Рожинский мог лишь умолять короля поспешить с подмогой и ускорить поход польских войск к Москве.