Наследник. Моя маленькая тайна - Екатерина Аверина

— Сейчас решается вопрос о том, чтобы вывезти вас из страны на некоторое время. Пока все это не закончится, вы будете оставаться под защитой. Настя, — мужчина крутит в руках ручку. — я хочу, чтобы вы не боялись, но понимали всю серьезность ситуации. — Там, — поднимает вверх палец, — уже знают, что скоро их возьмут за жопу. Они подчищают следы и … — он переходит на «ты» — ты была в доме Самира, а значит теоретически могла узнать то, что они скрывают. Ты дорога Салаеву. Значит, через тебя на него можно влиять. Рычаг давления, который обязательно захотят использовать, чтобы Салаев не отдал нам нужные ключики.

— Я могу его увидеть?

— Не самая лучшая идея.

— Но все же? Хочется посмотреть в глаза человеку, который подставил под пули родного брата.

А еще увидеть его в клетке, но это решаю не озвучивать.

Кутаюсь в куртку на морозе. Снег липнет к ресницам, залетает за шиворот, стекает холодными каплями по шее.

Меня ведут через двор, закрытый со всех сторон высоким бетонным забором, к одноэтажному длинному корпусу с зарешеченными окнами. У входа охрана с немецкими овчарками. Два лохматых «столбика» смирно сидят, лишь иногда вздрагивая ушами и приподнимая замерзшие лапки от земли.

Нас пропускают внутрь.

Тепло. Запах только тяжелый. Никак не могу уловить, что в нем такого, что дышать получается через раз, чтобы эта гадость как можно меньше проникала в легкие. Темная краска на стенах впитывает в себя свет ярких потолочных светильников. Они не спасают от воцарившегося в коридоре полумрака.

Поворачиваем за угол. Оказывается, здесь два корпуса. Второй просто с улицы не видно. Изолятор с тяжелыми металлическими дверями и маленькими окнами с запирающейся заслонкой. Мой сопровождающий забирает у охраны ключи, пару раз прокручивает самый большой и затертый в замочной скважине. Дверь открывается, противно скрипя петлями. За ней еще одна дверь из кованых прутьев, межу которыми вполне можно просунуть руку.

У стены камеры стоит узкая двухъярусная кровать с синими шерстяными одеялами. На нижнем ярусе продирает глаза Самир. Спал.

— Дальше нельзя. У вас пять минут, — разъясняет следователь.

Уходит и забирает с собой охранника. Вооруженный мужчина останавливается в конце коридора, а тот, что меня допрашивал, скрывается из виду.

В животе смерчем закручивается что-то мерзкое и холодное при виде Салаева. Странное чувство удовлетворения расползается под кожей. Передергиваю плечами, когда Самир плавным звериным шагом подходит к решетке. Берется за нее обеими руками, прислоняется лбом к холодному металлу.

— Я знал, что ты придешь, — удовлетворенно улыбается.

— Нравится клетка? — делаю шаг назад. Любуюсь картинкой.

— Уютненько и кормят ничего. Ты за меня волновалась, любимая? — скалится он и тянет ко мне руку. Почти дотягивается кончиками пальцем до щеки. Отшатнувшись, делаю еще один шаг назад. — Да брось, Настя, — недовольно кривится.

— Ты больше не прикоснешься ни ко мне, ни к моему ребенку. Я пришла, чтобы убедиться в этом. И знаешь, Самир, — предательски проседает до хрипоты мой голос. — Мне безумно нравится то, что я сейчас вижу. Ты ответишь за все, — медленно иду к нему. — За слезы моего сына. За сломанные кости моего мужа. За смерть мужчины, которого я любила. А я никуда не поеду. Не стану больше бегать от тебя, — тоже прижимаюсь лбом к решетке и наши губы почти соприкасаются. Смотрю прямо в его потемневшие карие глаза. — Хочу своими глазами увидеть, как тебя упекут за решетку лет на двадцать.

— Наивная, — шепчет он. — Я выйду отсюда через пару дней, и ты отдашь мне то, что задолжала. И учти, детка, теперь я возьму с процентами!

— Что же я успела тебе задолжать? — отхожу от решетки. В нашу сторону идет мой сопровождающий. Берет с собой охранника.

— Себя, любимая, — подмигивает Самир и уходит в тень камеры.

— Ненавижу тебя, — кидаю ему прежде, чем захлопывается дверь. — Спасибо, — благодарю обоих мужчин.

— Полегчало? — невесело усмехается следователь.

— Нет. Но чувство удовлетворения от увиденного появилось. Уже неплохо. Скажите, а мы можем не уезжать?

— Можете, конечно, — кивает, открывает для меня дверь. С улицы в лицо бьет мороз. Щеки начинают гореть. Поднимаю выше воротник куртки, вжимаю голову стараясь закрыться от поднявшегося колючего ветра. — Но я бы на твоем месте сто раз подумал. Ась, — он хватает меня за куртку и разворачивает к себе лицом. — я по-человечески понимаю, что тебе больно, страшно, ты устала бегать и твоя нежная, раненая душа жаждет мести. Правда понимаю. Не думай сейчас о себе и об этих эмоциях. Адреналин схлынет, тебя начнет жрать страх. А у тебя сын маленький, который еще не отошел от стресса. Тебе только так кажется, а он еще долго будет все это переживать. Думай о нем, о своем докторе. Оставь специалистам их работу.

Подталкивает меня внутрь корпуса, где проходил допрос. Даян с Яриком сидят в коридоре, о чем-то секретничают. Глядя на них, я снова оттаиваю.

Старый следак или психолог, я так до конца и не поняла, кто же он, гладит меня по плечу.

— Вот и умница. Вас отвезут на квартиру. Я сообщу, когда вылет.

— А Витя? — ловлю мужчину за манжет форменной куртки.

— Он останется здесь. Звездочку на погоны будет себе зарабатывать, — подмигивает он и чеканя шаг уходит в кабинет, где мы с ним так долго говорили.

— Мамочка! — подбегает ко мне Даян и сразу же обнимается. — Де была?

— Где, — автоматически поправляю. — Гуляла, — целую сынишку в щеку. — Там такой снегопад, — делаю больше глаза, щекочу сынишку по ребрам. Он извивается и звонко хохочет. — Пойдем смотреть? — часто кивает. — Тогда беги, забирай курточку.

Березин смотрит на меня стиснув зубы. Подхожу. Утыкаюсь носом в его каменную грудь, забираюсь ледяными пальцами под край свитера и футболку. Он вздрагивает, шумно выдыхает.

— Дать бы тебе по заднице! — рычит мне в макушку крепко прижимая к себе.

— Мне это было очень-очень нужно, — подтягиваюсь, целую его в плотно сжатые губы.

— Это не отменяет моего желания дать тебе по заднице, Настя! — рычит Яр.

— Готов! — отвлекает нас от разборок сынишка. — Папа, помоги, — просит застегнуть неудобный