Ассасин Его Святейшества - Тим Северин

– Ты знаешь, не могу больше, – посетовал он на восьмой день нашего пребывания в гостинице. – От всех этих священных реликвий у меня уже в глазах рябит.

Мы были последними, кто оставался сидеть в трапезной после того, как со столов убрали миски и блюда. Тот загадочный шпион, который должен был представлять греков, на связь с саксонцем так до сих пор и не вышел. А впереди был очередной нескончаемый день.

– Скоро нас с нашей притворной набожностью могут здесь раскусить, – сказал я ему.

Всю эту неделю мы расхаживали по всяким церквам, молельням и усыпальницам, разбросанным по городу. Беортрику трудно было прятать свое религиозное невежество, изображая паломника. Что же до меня, то многие церковные достопримечательности я уже посещал и раньше, так что к их религиозной значимости был равнодушен.

– А что, если никто так и не появится? – задал я нелегкий вопрос. С каждым новым днем меня пробирало все большее сомнение, что Никифор или его константинопольские хозяева все же послали весть своему человеку в Риме.

– Тогда я подряжусь в эскорт какой-нибудь зажиточной стаи пилигримов, следующих отсюда в родные края, – сказал мой товарищ.

– А до этого?

– Наймусь временно караулить вход в «Схолу».

Надо сказать, что вокруг входа на подворье неотвязно кружил рой жуликоватого рванья. Стоило кому-то из постояльцев выйти из ворот, как на него тут же набрасывались и, теребя за рукава, наперебой предлагали свести легковерного, в их понимании, иноземца с кем-нибудь из менял или торгашей. При этом плуты божились, что этот делец честен, как ангел, хотя на самом деле тот загибал сумасшедшие расценки, а нередко всучивал и откровенно поддельные монеты. Другие пытались продать – заведомо выше настоящей цены – походы к святым местам, а также поддельные реликвии, фальшивые памятные подарки и прочий мусор. В обязанности «Схолы» входило нанимать сторожей, чтобы те не давали проникнуть этим паразитам на подворье: потом, чего доброго, греха не оберешься.

– Достойная, однако, служба: стеречь от побродяжек, ворья и беспризорников постоялый двор, – съязвил я.

– Кому-то же надо это делать! – сказал в ответ Беортрик и, глядя мне поверх плеча, добавил: – Тем более что кто-то, я вижу, с этой работой не справляется.

Я обернулся и увидел круглолицего проныру. Заискивающе улыбаясь и тряся большим брюхом, он грузной утиной походкой шел к нам через трапезную. Я его узнал: это был один из проводников по святым местам, имеющий к тому же неплохой прибыток от торговли пакетиками со ржавыми железными опилками – по его словам, добытыми с оков самого святого Петра. Я просто диву давался, с какой легкостью этому толстому пройдохе удается облапошивать доверчивых паломников, с готовностью достающих для покупки этой ржави свои кошельки.

Видно, сейчас этот мошенник дал кому-то на лапу и оказался пропущен на подворье.

– О многомудрые мужи! – густым, словно мед, голосом воззвал он. – Сегодня я могу предложить вам незабвенный поход.

– Убирайся прочь! – рыкнул Беортрик. – С походами у нас покончено!

– Нет-нет, клянусь Всевышним! Это нечто доселе невиданное да к тому же совершенно новое, – принялся уговаривать нас незваный гость. – Святая могила, открывшаяся для посещений буквально со вчерашнего дня.

– Оставь нас в покое! – вспылил и я.

Разумеется, я не верил ни единому слову этой дешевой заманухи. Между тем пройдоха подошел к нам, принеся с собой запах пота и стойкий чесночный дух.

– У меня есть особое разрешение показать даже останки этого святого, – продолжил он. – Человек этот был такой святости, что при обнаружении его костей оказалось, что череп у него из простого стал золотым.

Мы с Беортриком переглянулись.

– Ну и где это место? – с напускным безразличием спросил я.

– Недалеко, о господин, – угодливо подсунулся мошенник. – Всего часок пешком, не больше.

– Встречаемся у ворот, – сказал мне мой товарищ.

Мы с проводником вышли из трапезной и пошли через подворье. Когда к нам примкнул Беортрик, я заприметил у него на поясе скрамасакс. Это не укрылось и от нашего спутника.

– Беспокоиться, господа, нет никакой нужды, – озабоченно заквохтал он. – Там, куда я вас веду, полнейшая безопасность. Клянусь всеми святыми!

От базилики мы отправились через Тибр по мосту Сант-Анджело. Наш проводник шел впереди на удивление расторопно. Вскоре мы уже гнали по лабиринту проулков, вызывающих у меня неуютное воспоминание о том, как я едва ушел от банды Гавино. А мошенник то и дело оборачивался и просил нас поторопиться, попутно заверяя, что мы не пожалеем об увиденном. Наконец, мы вышли на Виа Лата, как раз невдалеке от того места, где было совершено нападение на Папу Льва, а затем пересекли несколько проплешин disabitato с рухнувшими строениями и монументами, поросшими сорными кущами. Мы провели в пути уже больше часа, когда над нами, наконец, проплыла арка Соляных ворот с полуосыпавшимися одинаковыми башнями, и мы таким образом оказались за пределами древней городской стены, с ветшающих кирпичей которой слой за слоем сходила штукатурка.

– Куда ты нас ведешь? – уже рассерженно спросил я.

День был будний, и по Соляной дороге лишь изредка погромыхивали телеги, возвращаясь с городских рынков в пригородные хозяйства.

– Идемте, господа, идемте! – вместо ответа снова поторопил проводник. – Осталось всего ничего.

Наконец, слева у дороги, примерно в миле от города, замаячил небольшой холмик. Одна сторона у него была как будто отбита – казалось, что там находилось что-то вроде небольшой каменоломни. Проводник свернул с дороги и повел нас к тому месту тропой, вьющейся меж мелкими валунами и камнями в сорняковой поросли. Когда мы подошли ближе, стало ясно, что я принял за каменоломню остатки древнего погребения, где верхние камни были уже давно растасканы или развалились сами собой. По центру темнел низкий проход, прорубленный в каменной толще.

– Ну вот, господа, – с торжественностью в голосе объявил проводник. – Перед вами вход в священную усыпальницу благого Памфила!

Ни о каком святом Памфиле я прежде не слышал, а уж Беортрик и подавно. В приветливых лучах послеполуденного солнца местность смотрелась мирно и безмятежно.

– Веди, – кивнул я проводнику.

– Мои господа, – забеспокоился тот, – показывать захоронение я могу только поочередно: сначала одному, затем другому. Там дальше проход слишком узок.

Я глянул на саксонца. Он хладнокровным движением подвинул скрамасакс ближе к своей правой руке.

– Буду ждать тебя внутри за входом, – сказал я своему спутнику.

Проход был таким низким, что Беортрику пришлось пригнуться. Мы находились в пещере с десяток локтей в поперечнике и вдвое больше в глубину: можно было коснуться свода, протянув вверх руку. Свет сзади показывал, что пещера эта естественного происхождения. Стены ее были неровными, а потолок искусственно поднят: на нем четко виднелись следы от резца.

Проводник, нагнувшись, приподнял на полу возле входа кусок мешковины. Оттуда он вынул два факела из промасленной пакли, обмотанной вокруг деревянных древков. Мешковина, похоже, была помещена здесь совсем недавно, как и зажженный глиняный светильник в стенной нише.

От огня светильника проводник запалил оба факела, один из них протянув Беортрику.

– Итак, – напомнил толстяк, строго взглянув на меня, – заходим по одному. Долго находиться мы там не будем. Сначала идет он, затем ты.

На моих глазах он тронулся в недра пещеры, где вниз, в темноту, уходили ступеньки лестницы. Вскоре он скрылся из вида, а за ним постепенно исчез и Беортрик.

Я досчитал до ста, после чего пододвинулся к ступеням и встал, прислушиваясь. Слышно ничего не было. Максимально тихо и медленно я начал спускаться – плавными осторожными шагами, ощупью ведя ладонью по каменной поверхности. Довольно скоро я очутился в полной, непроницаемой темноте. Я продолжал спускаться вниз – гораздо глубже, насчитав уже шестьдесят четыре ступеньки, – пока стена слева не закончилась и моя рука не нащупала пустое пространство. Возможно, я находился в древних катакомбах и добрался до ведущей вбок галереи. С большой осторожностью я протянул руку непосредственно перед собой – опять пустое пространство. Я на ощупь вытянул ногу и почувствовал, что лестница внизу еще не закончилась. Когда я снова вслушался в тишину с затаенным дыханием, мне показалось, что откуда-то слева до моего слуха доносятся слабые звуки.

Я решил пойти вдоль галереи и повернул в нее. Воздух был прохладен, с затхлым сыроватым запахом. Я ступал вперед, по-прежнему расставив руки, опасаясь, что могу шагнуть в пустоту. Коридор был не больше пяти локтей в ширину, и мои растопыренные руки легко охватывали его от стены до стены. Пальцы скользили по каменным поверхностям, гладким и шероховатым. Судя по всему, я проходил вдоль череды выбитых в камне ниш, в которые клались останки умерших и которые затем заделывались камнями и раствором. Под ногами тихонько похрустывал толстый слой пыли вперемешку с каменной крошкой и осколками.