Экзамен - Хулио Кортасар

Близняшка на полу плакала. Андрес испугался, как бы в этой свалке на нее не наступили, и встал рядом с ней, раскинув руки в стороны. Хуан смеялся где-то наверху, и, когда чиркнули спичкой, все увидели его, стоящего посреди лестницы: волосы взлохмачены, грудь нараспашку. Внезапно деканат осветился, кто-то постучал в дверь три раза, четыре. Лампочка слабо осветила ближайшую к ней группку, стол смотрителей был едва различим, лишь белели свитки в корзине. В деканате зазвонил телефон, и толстый смотритель, чертыхаясь, пошел взять трубку. Звонки прекратились, и тут же воцарилась тишина, лишь в унисон прозвучал плач близняшки и хохот Хуана на лестнице. Голос смотрителя доносился приглушенно, однако доносился —

Да, сеньор —

добрый вечер, сеньор —

нет, сеньор —

думаю, что так, сеньор —

мне кажется —

добрый вечер —

надо полагать, сеньор —

значит —

как прикажете, сеньор —

да, сеньор —

– «Голос смотрителя»! – прокаркал Хуан. Вверху засветилась оранжевая полоска, стала шире, остановилась, мерцая —

свет —

– Мне лучше, – сказала близняшка. – Одеколон помог, спасибо.

Свет —

сию минуту, сеньор —

свет в тумане – это не дым – пар от тел, но только плотный —

– Это дым, – сказал репортер, глядя на рыженькую, которая приводила себя в порядок, посмеиваясь. – Под потолком полно дыму.

Игроки снова сдали карты, послышались три щелчка, один за другим, словно удары хлыстом, вызывающий крик игрока, довольное кошачье урчание близняшки на полу, которая подымалась на ноги с помощью сестры и Клары. Никто не ждал, что смотритель вернется так скоро, —

никто не думал, что этот смотритель и другой, который глядел на свет и скреб в затылке —

– Человеческое море, – сказал Хуан, стоя у перил. – Андрес, у тебя плешь. А у тебя, репортер, перхоть в волосах. Но ты, Клара, как ты красиво смотришься, я тебя боготворю!

– Хватит, – сказала Клара. – Иди сюда и успокойся.

– Я тебя всеобожаю, – кричал Хуан. – Много-объемлю! Я тебя разноцвечу, я тебя переосознаю!

– Невероятно, – сказала близняшка. – Уже половина десятого. Пойди позвони маме, Кока.

– Откуда? У дверей сторож, и потом на улицу идти я…

– Ладно, я пойду сама.

– Нет, пойдем вместе…

– Хорошо.

«Из таких диалогов делаются значительные книги», – подумал репортер, глядя, как Хуан спускается по лестнице, останавливаясь на каждой ступеньке, чтобы рассмотреть как следует сцену, с такой миной, будто он не видит того, на что смотрят его глаза. Возвратившийся смотритель что-то возбужденно шептал на ухо сотоварищу. Мало кто забеспокоился, когда худенькая девушка с большими беличьими глазами вдруг рухнула в обморок у самого стола и, падая, ухватилась за списки и потащила их за собой. Добраться до нее, преодолеть полметра, пронизанные потом и злобой, было делом безнадежным. Клара села на скамейку рядом с Андресом, тот спал.

– Всем хочется спать, – сказала Клара. – Это от…

– И от дыма. Посмотри на пол, вон там, под столом.

– Мне не видно, – сказала Клара. – Отсюда не видно.

Стелла довольно улыбнулась. По случайности у нее перед глазами был просвет – юбки и брюки не заслоняли ей этого куска пола под столом, и ей было видно. Ей действительно хорошо было видно.

– Ее понесли в деканат, – сообщил Хуан. – Они не правы, в таком месте можно, не приходя в себя, снова упасть в обморок. Все, Кларита, мне кажется, дело идет к концу. Погляди, —

и он указал ей пальцем на стол; палец дрожал, и несколько человек проследили взглядом, куда он показывал, даже Андрес открыл глаза и возвратился из своего головокружительного путешествия. «Мы рядом, – подумал он, – я так мечтал об этом. – Он поглядел на профиль Клары, на ее легкое плечо. – Но необходимо держать дистанцию, какая гнусность все-таки, отвратительно…»

– Че, просто невероятно!

– Вот это да!

«Ничего не кончилось, – подумал Андрес почти с удивлением. – Эта рука была в моей руке и вела себя так же, как – »

– Да они с ума сошли, че, это же просто бардак!

– А ты чего хочешь! На, хватай, это – для всех!

«Как интересно: красота, которую мы любим, находится на оборотной стороне побед. Как красиво. Умереть вот так, когда все завершено. Искать смерти потому, что у тебя не осталось больше ничего, кажется странным… У того мертвеца что-то оставалось, во всяком случае, он рухнул внезапно, занимаясь делом, умер, а он не хотел этого…»

Репортер захохотал так, что Андрес посмотрел на него, и даже Хуан перестал указывать на стол. «Сошел с ума, – подумал он. – Сбрендил». А репортер все хохотал, глядя на то, что творилось у стола, а рыженькая уже тянула руки за свитками, которые раздавали смотрители, —

– Кончайте шутить, быть того не может!

а студент Мигелетга успел схватить свой, и рыженькая тоже схватила и сразу же принялась разворачивать, держа высоко над головой.

«Лучше остаться здесь, – подумал Андрес. – Кто знает, чем для нас кончится эта ночь. Возвращаться всегда означает искать укрытия в знакомых закоулках. А может, там, за этими стенами, нас ждут новые просторы – ». Взрыв хохота, которым разразился Хуан, прервал его мысль. Новые просторы. Вот он, новый простор; время: половина десятого —

(кажется, так сказала близняшка —

но они ушли, горемыки, раньше времени, вот и останутся без дипломов) —

– Смотрите, хорошенько смотрите! – Хуан на лестнице рыдал от смеха. – Репортер, репортер, ты должен рассказать об этом! Это – вершина всего, седьмой день творения!

Но репортер уже держал в руках свиток рыженькой и намекал ей насчет ужина в «Охотничьем рожке».

Клара глядела на смотрителя —

потому что уже образовались просветы, студенты расходились, —

он протягивал ей свиток, но Клара повернулась и оказалась лицом к лицу с Хуаном, который глядел на нее – после того как спрыгнул на пол —

И Андрес подумал с улыбкой: «Бедные ребята, как им гадко», потому что у Клары глаза были полны слез, и она плакала, глядя на Хуана, на Андреса, на лестницу, повернувшись к смотрителю, который протягивал ей ее диплом —

чистое место оставлено для имени – а внизу так красиво, все написано тушью – и печать круглая —

и все выглядит как торжественный финал симфонии, которого достоин всякий хороший диплом —

Настоящий диплом выдан —

надо просто заплатить десять песо какой-нибудь учительнице с хорошим почерком —

Настоящий диплом выдан («Возьму-ка и я один, – подумал репортер, пятясь. – Повешу его над письменным столом, отнесу в редакцию – »).

Хуан прижал Клару к себе. Через плечо жены он глядел на смотрителей, созерцавших свои труды и очень спешивших, потому что свет опять начал тускнеть. Послышалось шуршание, деликатный скрип, что-то треснуло. Какая-то доска во внутренностях стола, видно, отклеилась, фанеровка из настоящего кедра, гарантированная. Однако при такой влажности никакая гарантия – слабое потрескивание, словно где-то в пространстве заспорила пара проворных сухих насекомых. Хуан плохо видел (его раздражало, что он плохо видит, и он приложил ладонь козырьком к глазам, как дети), однако отчетливо слышал короткий спор – разлад за столом. Они покорно согласились (Клара все еще плакала), когда Андрес взял их обоих под руки и повел, а Стелла шла позади и спрашивала, почему они не дождались своей очереди, а репортер следовал за ней и хвалил ее прическу и какая она сама свежая, ну просто роза в позднюю ночную пору. Дверь деканата была открыта, свет горел. И хорошо видна была мебель, вешалка, стойка для зонтиков, портрет Сан-Мартина; а сторож, который прежде стоял на входе, теперь караулил выход —

– ибо все на свете относительно —

и не помешал им выйти, наоборот, но только был удивлен и все смотрел на их руки, на карманы, искренне был удивлен – отчего же это они уходят с пустыми руками.

VII

Что затих веселый клест,длинный клюв, короткий нос!

Веснушчатый мальчишка злился и кричал. Другой стоял чуть поодаль, возле книжного магазина «Лет-рас». Он тоже крикнул что-то, но они не поняли, что именно.

– Длинный клюв, короткий нос!

С середины лестницы Андрес оглянулся на реку. Странно, что реки не было видно за домами; ему смутно помнилось, что между поднимавшимся по склону городом и рекою не было никаких препятствий. Фонарь на углу Виамонте и Реконкисты утонул в тумане, когда они молча пошли вниз по улице, понимая, что дальше тут делать нечего. Из центра города полз еще более густой туман, от которого почему-то пахло паленой одеждой. Проходя под фонарем, Стелла вскрикнула: на шею ей упал жучок и царапнул колючими лапками. Хуан снял с нее насекомое и внимательно оглядел: жучок перебирал лапками в воздухе; а потом мягко выпустил его из рук. Никто не разговаривал, и Андрес слушал (не глядя, смотреть не хотелось) глухой плач Клары, которая старалась сдержаться.