Иоанн Кронштадтский - Одинцов Михаил Иванович

Из Кронштадта до Суры преодолеть нужно было более полторы тысячи верст: по Финскому заливу, Неве, Ладоге, Свири, Мариинской водной системе, по Сухоне, Северной Двине, Пинеге. На пути встречалось немало трудностей: узкие каналы, порожистые реки, Кубенское озеро, славившееся штормовыми ветрами, — все это требовало лоцманского искусства и бесстрашия пассажиров.

Когда корабль плыл через земли древнего Белозерья, вобравшие три огромных уезда Новгородской губернии: Кирилловский, Белозерский и Череповецкий, с их многочисленными древними монастырями, церквями, пустынями и скитами, то попадал в перекресток двух водных систем — Мариинской[145] и герцога Вюртембергского[146]. Пароход медленно продвигался по каналам, через шлюзы и лавы — плавучие мосты, где проход для судна был столь узок, что до борта можно было дотянуться рукой. Вдоль всего этого отрезка пути стояли многочисленные толпы, люди приносили детей, протягивали их прямо с берега на палубу корабля, а Иоанн их благословлял. Значительные участки этих старых систем, видевших пастыря-паломника, сохранились здесь поныне и продолжают действовать. До сих пор можно видеть свайные укрепления берегов, узкие судоходные каналы, деревянные плотины, плавучие мосты.

Особую трудность представляло плавание по Пинеге из-за большого количества песчаных отмелей и обмеления реки в жаркие летние месяцы. Исходя из обстоятельств плавания, Иоанн дожидался времени максимального подъема воды, но все равно и это не спасало. Тогда приходилось по пути пересаживаться на лошадей. Об одном из таких случаев сообщает Иоанн в письме игуменье Таисии (Солоповой): «Нынешний год с большим трудом добрались мы — и то не все — до Суры; вода в Пинеге крайне мала и не допустила добраться пароходом до родины. Не доплыв 80 верст, мы должны были выйти с парохода на Карповой горе и отправиться горой на лошадях. Всех нас с непривычки очень протрясло, даже и меня, отвыкшего от тарантасов. После железных дорог и пароходов путешествие в деревенских тарантасах до крайности тяжко. В обратный путь до города Пинеги, где остановился ждать нас пароход, хотим отправиться на малой мелкосидящей барже монастырской. Не знаем, удастся ли этот чрезвычайный путь водою»[147].

Все, кому посчастливилось быть вместе с Иоанном во время путешествий, отмечают одну особенность — стоило появиться на берегу какой-либо церкви, Иоанн приказывал причалить. В церкви совершалась литургия. Сослужившее местное духовенство одаривалось из запасов Иоанна ризами и церковной утварью. И как это было всегда, стекался народ, прослышавший о приезде Иоанна Кронштадтского, подходивший для благословения и выслушивания назидательных бесед. Даже если по каким-то обстоятельствам и не было никого в храме, кроме сопровождающих, Иоанн все равно служил и причащался. После этого отправлялись в дальнейший путь и до следующего причаливания он чувствовал себя бодрым и счастливым.

Непременно делались остановки в монастырях, расположенных по пути следования. Первая обитель, которая встречается на пути по выходе из Белого озера в реку Шексну, — женский Воскресенский Горицкий монастырь, ставший известным более как монастырь опальных княгинь. Первое упоминание о посещении кронштадтским пастырем Гориц относится к 1891 году.

Дни пребывания в Горицах были днями поста и молитвы, светлым праздником для всех. В какое бы время ни прибывал пароход — рано утром или поздним вечером, — его ждали. Как только он появлялся на реке, раздавался торжественный звон столетних горицких колоколов. Весь монастырь точно воскресал от радости.

С пристани Иоанн мимо монахинь, выстраивавшихся в два ряда от святых ворот до игуменского дома, проходил в собор, где тотчас начиналось богослужение, за которым он, по обыкновению, читал и пел сам. Восторг и радость монахинь были неописуемы: все крестились, обнимались и плакали от радости. Храм был переполнен, почти все причащались.

Некоторые из дошедших до нас свидетельств позволяют почувствовать настроение людей. «Видя пламенную, слезную молитву истинного служителя Божия пред престолом, его глубокое благоговение к совершаемым таинствам, — записала одна из почитательниц Иоанна, — невольно чувствуешь, что претворяемые хлеб и вино суть истинно Тело и Кровь Христовы. В эти минуты как-то отрешаешься от всего земного и видишь пред собою только св. престол и перед ним молящегося отца Иоанна… И как благотворно действует на душу такая молитва! Точно воскреснешь после нее; и так молиться можно, кажется, только с отцом Иоанном».

А после службы в игуменской квартире ставили стул для Иоанна Кронштадтского. Сюда по очереди, подымаясь бесконечной вереницей по лестнице, подходили к батюшке сестры монастыря для благословения, всего более шестисот человек. После них таким же порядком шли богомольцы, запрудившие всю площадку перед домом игуменьи и спокойно ожидавшие своей очереди.

Иногда Иоанн находился в монастыре несколько дней, и тогда вместе с игуменьей Нилой (Усковой) он выезжал в Кирилло-Белозерский монастырь или посещал скиты Горицкого монастыря: Никулинский, Фетиньинский, Зосимо-Ворбозомский.

Быстро пролетало время пребывания пастыря в обители, и неизбежно наступал час прощания. Колокольный звон на прощание так торжественно гудел, что казалось, даже земля под ногами дрожала. Весь берег вновь заполнялся народом и монахинями. Когда же пароход отчаливал от пристани, то почти все монахини стеной двигались по берегу за пароходом. И еще долго они бежали, перебираясь через встречающиеся изгороди. Иоанн весело улыбался, глядя, как это у них получалось, и сначала шляпой, а потом белым флагом махал им крестообразно. Наконец и самые неугомонные отставали и, остановившись, до земли ему кланялись. Отец Иоанн в ответ благословлял их и тоже кланялся. И еще долго он смотрел на удаляющийся монастырь, как бы молясь и внутренне призывая на него Божие благословение.

Пароход спешил, останавливаясь лишь для погрузки дров, — и дальше, дальше. Реки стремительно мелели после весеннего половодья, и нужно было добраться до Пинеги, пока воды в ней еще было достаточно. Подойдя до деревни Усть-Пинеги, пароход круто поворачивал и входил в реку Пинегу. Оставалось еще 300 верст. Река поражала разнообразием своих берегов: местами они похожи на берега Валаамских островов — отвесные, спускающиеся в воду скалы, из расщелин которых подымаются вековые сосны. Местами — напоминают отроги Карпат. Попадаются и характерные кавказские уголки с пропастями и обрывами… Пройден Красногорский монастырь, расположенный на правом высоком берегу Пинеги, а внизу под горой, среди густого леса, виднеется скитская церковь. Но воды становилось все меньше, появляются отмели. На носу корабля постоянно дежурит матрос, измеряющий глубину русла.

На всем протяжении Пинеги по берегам выстраивались толпы крестьян, лиц духовного сословия, желавшие видеть Иоанна. Наиболее смелые подплывали на лодках к кораблю, приветствовали и просили благословения. По вечерам на берегу то там, то здесь можно было видеть разведенные костры, а при прохождении парохода крестьяне стреляли из ружей, устраивая своеобразный салют прославленному пастырю. В некоторых селениях Иоанн останавливался для того, чтобы проведать местных священников, которых он знал еще по семинарии.

Обязательным пунктом остановки на пути в Суру (или на обратном пути) был Архангельск. Иоанн встречался с архиереем и духовенством, служил в кафедральном соборе, в крестовом храме архиерейской резиденции. Каждый его приезд среди православного населения Архангельска поднимал настроение. И всякий стремился, если уж не принять благословение, то хотя бы лично повидать необыкновенного пастыря. Городские церкви в дни служения Иоанна переполнялись до отказа молящимися.

Посещал он и Архангельскую семинарию, встречался с ректором и преподавателями, особо выделяя пожилого кафедрального протоиерея отца Михаила Сибирцева, который преподавал еще в те годы, когда Ваня Сергиев сидел на семинарской скамье. Были и встречи с семинаристами, когда маститый протоиерей вспоминал годы своей учебы.