Невероятные приключения циников в Скайриме - Юлия Пасынкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Час спустя, нагнав телегу, Бишоп обнаружил, что Питикака сопела на дне повозки, свернувшись в клубок. Возница немигающим взглядом уставился перед собой, умудряясь спать с открытыми глазами, и даже лошадь начала спотыкаться больше обычного, явно задремав на ходу. Бишоп забрался на телегу и, заложив два пальца в рот, оглушительно свистнул. Проснулись все.
— Привал, — объявил рейнджер, и телега съехала с брусчатой дороги на утоптанную грунтовку, ведущую к небольшому озерцу.
Бишоп, сбросив волчьи шкуры, пробежался вокруг поляны и, заметив двух грязевых крабов, засевших в камнях у воды, быстро разобрался с ними. Неподалеку ходили сонные возница с Питикакой. Стащив вещи с телеги, девица бросила их на землю и достала из ножен кинжал. Бишоп с интересом наблюдал, как худая фигура скрылась за большим валуном в кустах, а через несколько минут оттуда раздалось надсадное дыхание:
— Ох, спаси и пронеси…
Бишоп с возницей переглянулись, понимающе усмехнулись и продолжили разбивать лагерь. Рейнджер успел натаскать дров и запалить костер, а девица все еще не показывалась из-за кустов. Бишоп было озадачился, но тут донеслись шелест листвы, сдержанные матюки, а минуту спустя негромкое ворчание:
— Бишоп? У меня тут с-ситуация, ты не мог бы помочь кое-с-чем разобраться?
— Клянусь сиськами Кин, за что мне это… — рейнджер воздел глаза к небесам, но не дождавшись ответа, обратился уже к девке: — я пожалею, что спросил об этом, но тебе надо поднажать или остановить? Есть у меня в мешке нужные травы…
— Что? Святые нейроны, нет, не в этом дело. Просто я плохо знакома с местной флорой: лопухи у вас не растут, а я не хочу нарваться на скайримский аналог крапивы или борщевика.
— Эм-м…
— Уже не важно, — раздалось из кустов, и ветки затряслись с такой силой, словно через них ломился кабан средней комплекции. Через несколько минут этот «кабан» вылез с недовольным выражением лица, убирая кинжал в ножны. — Черт бы побрал эти игры: они замалчивают очень важный аспект жизнедеятельности любого персонажа. И почему меня не закинуло куда-нибудь, где есть горячая вода, туалетная бумага и зубная паста? Ненавижу средневековье.
Бишоп сидел спиной к костру и точил охотничий нож. При виде Питикаки рейнджер едва сдержал усмешку:
— Кинжал-то зачем брала? За грибами ходила?
Девица присела к костру, заметно морщась, поерзала на месте:
— В Скайриме сохраняется тридцати трех процентная вероятность, что на тебя кто-нибудь нападет: волк, медведь, паук или еще какая дрянь… Если уж мне и суждено было погибнуть со спущенными штанами, то хотя бы не с пустыми руками, — девка притянула к себе мешок и вытащила из него дневник.
Бишоп закончил точить нож. Убрав за пояс, рейнджер поднялся, собираясь обойти окрестности и проверить их на затаившихся врагов. Питикака права — здесь могли напасть в любой момент. Он подошел к стреноженной лошади, чем заработал подозрительный взгляд возницы из телеги — мужику не впервой было ночевать под открытым небом, и тот устроился прямо в повозке между лавок, сторожа свою кобылку. Бишоп поднял руки в примирительном жесте и пошел дальше.
Кругом стояла тишина. Над черной гладью озера кружили стрекозы, на берегу вились светлячки, а две луны — Секунда и Массер — уже взошли на звездном небе. Бишоп бросил взгляд в сторону костра, около которого сидела одинокая фигура, склонившись над книгой.
— Ведьма, — пробормотал Бишоп, против своей воли вспомнив режущий взгляд и странные слова, цепляющие за душу.
Он отвернулся, обошел лагерь с другой стороны в надежде найти себе занятие и держаться подальше от довы, но кругом было спокойно, и ему ничего не оставалось, как вернуться к костру. Рейнджер по привычке зашел с подветренной стороны, расстелил спальник недалеко от огня и улегся поверх одеяла из шкур. Пальцы сжались на рукояти кинжала, лук устроился под рукой слева, стрелы справа — можно спать. Бишоп некоторое время еще посматривал вокруг, но глаза начали сами собой закрываться — рейнджер вздрогнул и тряхнул головой, прогоняя сон.
— Если хочешь спать — поспи, — раздалось с другой стороны костра, и Питикака оторвалась от своих записей, — я посторожу. Все равно сейчас не усну: выспалась в дороге, да и задница как-то странно горит… Как чувствовала, что листья подозрительные попались.
— Могу проверить, — Бишоп широко зевнул и на всякий случай уточнил: — Задницу, не листья.
— Да-да, необузданная ты машина для секса, — отмахнулась Питикака, — я серьезно. Тебе стоит поспать. Со своими синяками под глазами ты похож на оживший труп, а от недосыпа, между прочим, снижается концентрация до сорока процентов.
— Какие-то «проценты», — ухмыльнулся Бишоп, — кто будет охранять лагерь? Ты?
— Да, — пожала плечами Питикака, — в конце концов я же все-таки довакин — могу дыхнуть огнем. Правда после Крика жжет нёбо с языком, но ради дела можно и потерпеть.
— Дыхнет она… — развеселился рейнджер, — тогда у тебя будет жечь сразу в двух местах.
Питикака на секунду задумалась и вдруг расхохоталась в голос, чем застала Бишопа врасплох:
— А ведь ты прав! — она хрюкнула от смеха и расхохоталась еще больше. Рейнджер, глядя на нее, ухмыльнулся один раз, второй, наконец, не выдержал и тоже засмеялся, — а знаешь, что самое обидное? — Продолжила она. — Самое обидно, это когда горит рот, то можно набрать холодной воды, а когда задница?
— Снимай штаны и беги к озеру.
— Не хотела бы я быть на месте рыб: привычный мир может разом накрыться жопой… В прямом смысле слова.
Бишоп начал ржать уже во весь голос. Они хохотали вместе с Питикакой, представляя морды рыб и разыгрывая целую пантомиму, пока из телеги на них не заворчал возница, пообещав армию нежити, зверей и братьев Бури, привлеченных громким смехом. Бишоп в ответ послал мужика, пригрозив засунуть ему жгучую траву в то место, которым он умничал. Мужик насупился, но больше голоса не подавал.
Все еще посмеиваясь, рейнджер снова вытянулся на спальнике и закинул
