Неизвестная война. Правда о Первой мировой. Часть 1 - Сборник статей

Эта история имела весьма комичное продолжение в духе неразберихи и абсурда, царивших в австрийской политике военного времени. Задержанных приговорили к смертной казни, которая тут же была заменена тюремным заключением. Такая процедура была типична для Австрии 1914–1915 годов. Но даже после этого всем полякам, кроме Заморского, удалось уйти от преследования и скрыться в России. Арестованного профессора в наказание мобилизовали и отправили на австро-итальянский фронт, после чего он перебежал к итальянцам и разгласил им все сведения о военном положении австрийцев.

Были в Польше того времени и антирусские настроения, подогреваемые «людовцами» – движением, включавшим несколько националистических партий польского крестьянства. На стороне русских выступали их политические оппоненты «народовцы».

Славянско-патриотическое движение «народовцы» призывало к сближению всех сословий ради национальной идеи и устраивало для крестьян земледельческие кружки. Средства на них выделяло руководство центрального земледельческого общества. Деятельность «народовцев» была направлена против прусского влияния.

Девизом другого объединения, «людовцев» была идея «сам для себя»: они стремились отмежеваться от любой власти и добиваться своей цели «без ксендза и пана». Русские иронизировали, что без «ксендза» они обойдутся, но без «пана» никак невозможно: на место старых панов пришли новые – политические активисты, преследующие личные цели, вроде Максимилиана Малиновского и других польских прогрессистов. У «людовцев» тоже было около 120 кружков, но от субсидий они отказывались.

«Людовцы» осуждали русские порядки и русофильство поляков. Центр сторонников Австрии располагался в Галиции, частично занятой австрийцами. Там печатались прокламации, которые «людовцы» распространяли среди населения, пробираясь в Варшаву через русский фронт. Одним из ярких эпизодов стало появление в 1915 году в Варшаве группы «людовских» активисток, раздававших листовки. Политизированных девиц вместе с самим Малиновским арестовала польская охранная служба и препроводила в участок.

В начале войны это движение мало влияло на польское население, поскольку не смогло выработать достаточно ясную программу и сформулировать цели. Смущала поляков и австрийская ориентация Малиновского и его соратников.

Но в Польше существовали формирования более серьезные, чем «людовцы» – вооруженные отряды Юзефа Пилсудского, выступавшие на стороне Германии и Австрии. Пилсудский еще до войны начал создавать боевые курсы стрелков, и в них уже можно было заметить будущую силу государства.

Случалось, что причиной недоверия и обиды поляков становились русские поселенцы, не всегда отличавшиеся тактом. Национальные разногласия обычно начинаются с двух вопросов – топонимики и школьного образования. Первое недоразумение возникло, когда начальник Варшавско-Венской железной дороги вдруг распорядился заменить двуязычные топонимы русскими. После разбирательства выяснилось, что распоряжение исходило еще от его предшественника, а исполнение задним числом устаревшей резолюции было всего лишь бюрократической оплошностью чиновника.

Столь же анекдотично выглядело разрешение преподавать все дисциплины в школах на польском языке, но… без самих поляков: согласно прежним предписаниям все предметы должны были вести русские учителя. На таком положении настаивало министерство просвещения, и это вызвало возмущение. После переговоров местной администрации с министерством конфликт был улажен, а польские учителя допущены в школы. В этом случае причиной абсурдного распоряжения тоже оказались устаревшие законы.

Но даже в таких случаях многие поляки относились к ситуации с пониманием и не видели в ней злого умысла, поскольку причина недоразумений крылась в бюрократическом консерватизме и привычке следовать предписаниям.

Зимой 1915 года все активно обсуждали будущий строй польского государства. 23 декабря 1914 года был назначен новый генерал-губернатор Варшавы – князь Павел Енгалычев. Его задачей было проведение либерального курса, направленного на расширение прав поляков и сближение русского и польского народов. Приезд Енгалычева в Варшаву и его речь на официальном приеме в замке чинов гражданских учреждений, стали подтверждением того, что отношение России к Польше действительно изменилось. Политические реформы должны были устранить все разногласия. Впрочем, кое-что коренных жителей разочаровало. Они уже рассчитывали на создание автономии, а им был предложен всего лишь закон о городском самоуправлении. Поляки говорили, что раньше они бы этому порадовались, но не теперь, когда политическая ситуация изменилась. Муниципальные реформы казались ограниченными для городов, как и терпимое отношение к польскому языку. Но были реформы, принятые поляками с радостью: например, право поступления в высшие учебные заведения для выпускников частных польских гимназий.

Все происходящее в те дни было преждевременной надеждой на победу и свободу государства. Никто уже не допускал мысли, что Варшава может оказаться в руках немцев, а до этого оставались считаные дни. Поляки продолжали верить в помощь русских даже в то время, когда чиновники и их семьи, получив распоряжение сверху, начали упаковывать чемоданы. Роптали даже чиновничьи жены: им нравилось в Варшаве и совсем не хотелось отправляться в поход. Варшавянам же казалось, что никакой опасности нет: немцы, как и осенью 1914 года, постоят рядом с городом и уберутся восвояси.

Никто в тот момент не представлял, насколько ухудшилось положение на фронте. Северные и южные части германцев шли на соединение и вскоре замкнули Варшаву в кольцо, связанное с Российской империей лишь небольшим коридором в районе города Седлец.

Заметив движение в стане русского чиновничества, стали подумывать о бегстве и многие поляки, опасавшиеся преследования немцев. Полицейский департамент даже ввел бесплатные билеты на поезда и лишь позднее спохватился, что в городе остается все меньше защитников. Пресса начала публиковать призывы к исполнению гражданского долга и защите «польского характера».

«Только количеством и единством мы сильны. Если нас будет много, мы сумеем громадой дать отпор немецким притязаниям! – взывали газеты. – Будет легче, если вместе мы станем переживать беду. А на чужбине мы будем разобщены и никому не нужны».

К 25 июня 1915 года Варшаву покинули русские чиновники, а потом и некоторые поляки. Оживленная и нарядная столица обезлюдела.

В начале июля под руководством обер-полицмейстера Мейера началась эвакуация государственных учреждений – прежде всего заведений оборонной промышленности и складов с материалами военного назначения. То, что не могли вывезти, взорвали сразу после отъезда рабочих с семьями 22 июля, в последний день эвакуации.

В городе остались лишь жандармерия и канцелярия генерал-губернатора. Последней покинула город полиция, которой был дан приказ отступить вместе с воинскими частями и продвинуться в Седлец для получения дальнейших распоряжений штаба. Всего отряд полицейских состоял из 3 тысяч человек, в него входили 1200 человек городской охраны и 1 800 земских чиновников, многие из которых не осилили бы дальний поход. Для них снарядили обозы и отправили раньше остальных вместе с канцелярией обер-полицмейстера и документацией. Им выделили медные котлы для приготовления пищи и трехдневный запас крупы, хлеба и сала.

Этот план эвакуации был разработан Петром Мейером еще в сентябре 1914 года на случай поражения. В тот раз он не понадобился.

Несмотря на то, что город стремительно пустел, в православных соборах по настоянию фронтового уполномоченного Красного Креста А. И. Гучкова продолжались богослужения. Их проводили священники-миссионеры из Красного Креста.

Старинный Успенский собор на Медовой улице охранялся сторожем-католиком и парой нищих, решивших поддержать кормившую их православную обитель. Прихожан осталось мало, а молитва превратилась в их единственную надежду. Женщины и старики продавали желающим свечи и просфоры. Они были намерены и дальше присматривать за храмом, чтобы сохранить иконы святого Николая Угодника и Покрова Пресвятой Богородицы.

В Александро-Невском соборе, построенном сравнительно недавно, остались лишь стены с фресками и мозаикой. Церковную утварь, медный иконостас, иконы и облачения вывезли присланные из Москвы мастеровые.

Архитектор Петр Феддерс работал в Варшаве давно. Он проектировал церковь с колокольней в Творковском доме для душевнобольных, звонницу церкви Уланского полка, торговые дома Н. Шелехова, зал собраний в доме военного ведомства и многое другое. Коньком Феддерса была храмовая архитектура, колокольни, часовни, надгробные памятники. Поэтому именно ему поручили руководить спуском колоколов соборной колокольни. Девять небольших вывезли 22 июля, один 50-пудовый позднее забрала с собой полиция.