В постели с незнакомцем - Мэри Уайн

— Мы представляем собой весьма интересное зрелище. Мне особенно нравится, что в зеркале видна твоя очаровательная кожа.

— Должно быть, это плохо.

Его пальцы легли на середину корсета, и она в упор посмотрела на него.

— Это почему?

Его голос обрел тональность, которая была ему свойственна, когда он был в возбуждении. Анна опустила глаза вниз, туда, где килт скрывал от ее взора его бедра.

К ее лицу прилил жар, ресницы затрепетали. Глаза Бродика заблестели, когда он заметил эту ее реакцию. Прерывисто задышав, Анна попыталась отойти, но он удержал ее. Он наклонил голову, и Анна видела, что губы его приоткрылись. Он легонько сомкнул их вокруг мочки ее уха.

— Бродик…

— Да, жена. — Он смотрел на ее отражение. — Что плохого в том, если я получаю удовольствие, созерцая тебя в зеркале. Я купил его для того, чтобы доставить тебе радость. Или ты станешь отрицать, что довольна?

Из уст Анны вылетел звук, свидетельствующий о некотором смущении, никаких других звуков не было слышно. Он хмыкнул у нее над ухом. Все то, что она могла видеть и ощущать, ее будоражило и опьяняло. Его пальцы дотянулись до узелка, который удерживал корсаж. Быстрым движением он развязал его. Затем потянул согнутым пальцем за шнурок и распустил шнуровку сверху. Ее груди казались отяжелевшими, даже набухшими. После этого Бродик стал распускать следующие ряды шнуровки. В конце концов корсаж соскользнул.

— Я думаю, в этом моменте есть что-то очень естественное.

Бродик стащил корсаж и небрежно бросил его на пол. Ее рубашка, сделанная из хлопка, была очень тонкой, сквозь нее просвечивали темные соски. Новый вздох вырвался из ее груди. Его ладони оказались над холмиками грудей, и лишь двумя кончиками пальцев он притронулся к ним. Соски под материей напружинились, их верхушки стали видны в зеркале.

— Вот оно, зрелище, которое я не хотел бы пропустить. У тебя очень симпатичные соски.

В самом деле? Она не знала. Переведя взгляд на его лицо, она прочитала на нем необоримое желание. Ее юбки свалились вниз. Бродик развязал их без колебаний.

— Но ведь мы уже… гм…

— Уже? Я это очень хорошо помню.

В голосе его послышались веселые нотки.

— Почему ты подшучиваешь надо мной?

Теперь рубашка свободно облегала ее фигуру. Пламя свечи освещало изгибы тела, заставляя ее взглянуть на себя как на некое языческое изваяние. Жар медленно, но верно распространялся по всему телу. Он не был похож на острую вспышку желания, которую она испытала в конюшне.

— Кто тебе сказал, что мужчины могут заниматься любовью только один раз за ночь?

Он положил ладони ей на бедра поверх рубашки. От этого материя натянулась, и затвердевшие соски стали видны еще отчетливее.

— Я хочу снова соблазнить тебя.

Его руки стали оглаживать ей бедра, постепенно двигаясь вниз, к нижнему краю рубашки. Когда его ладони коснулись ее обнаженной кожи, по ней пробежала волна трепета. Он стал медленно поднимать рубашку, и Анне было видно, как обнажались ее бедра. Все выше и выше, и наконец стал виден покрытый мягкими волосами треугольник. Когда был полностью обнажен ее живот, Анна почувствовала, что ей нечем дышать. Она схватилась руками за его килт, в то время как он обнял кончиками пальцев ее груди.

Она потеряла отражение в зеркале, когда он начал стаскивать рубашку через голову. Тихий стон сорвался с ее губ, когда она снова посмотрела в зеркало. Мерцающее пламя свечи освещало ее обнаженное тело. У нее были округлые груди, чуть более полные внизу. Каждая была украшена маленьким розовым соском вроде твердого бутона.

— Ты словно видение, девочка. Как сирена из греческих путешествий. Я последую за тобой на скалы.

— Ты не должен говорить такие вещи.

Теперь Бродик потянулся, чтобы отцепить меч. Стал виден темный эфес над его правым плечом. Широкий кожаный ремень, который удерживал на спине ножны, поблескивал при свете свечей. Бродик отцепил меч быстрым заученным движением и прислонил к стене рядом со столом.

— А ты, дорогая жена, не должна торопиться возводить заборы вокруг нашего союза. Мы можем рассматривать нашу женитьбу как способ отринуть некоторые устаревшие предрассудки.

Его рука нависла над пряжкой пояса. Взгляд Анны остановился на отражении, при этом у нее зашлось дыхание.

— Если это возбуждает тебя и меня, что плохого в том, что мы получаем удовольствие, рассматривая друг друга в зеркале?

Пальцы его слегка побелели, когда он схватился за конец кожаного ремня. Он резко оттянул пояс назад, чтобы двойные зубцы выскочили из отверстий в толстой коже.

Взгляд Анны сосредоточился на его килте. Она хотела знать, возбудился ли он.

Могла ли мысль о том, чтобы снова лечь с ней, побудить его влечение во второй раз?

Пояс с Бродика свалился, и килт стал падать на обнаженные ноги, однако его рубашка не позволила ей увидеть то, что ее интересовало.

Она услышала за спиной смешок.

— Не стоит выглядеть такой разочарованной, девочка. Терпение — это добродетель.

Она смутилась.

— Твое поддразнивание неуместно. — Анна пожала плечами. — Я могу быть холодной, словно только что пойманная рыба. Не реагировать и не интересоваться тем, что у тебя прячется под килтом.

Протянув руку, она прижала низ его рубашки к его бедрам. Материя обрисовала его восставшую плоть, к которой она легонько прикоснулась всего лишь на мгновение. Его щека дернулась, а ее глаза прищурились — зеркало очень ясно показало их реакцию.

— Вы только подумайте, милорд, я могла лежать неподвижно, как статуя, на вашей постели, крепко-накрепко закрыв глаза.

Анна повернулась, и наблюдение в зеркале потеряло свое очарование. В ее животе росло настойчивое желание. И она чувствовала в себе смелость, ей словно хотелось быть такой же дерзкой, как и он.

— Ты довольно ловко пыталась уклониться от своих обязанностей.

В тоне Бродика чувствовалась некоторая досада.

— В самом деле? Ты так считаешь?

Он хмыкнул.

— У меня хорошая память.

Анна прошла мимо него, осторожно перешагнув через свои юбки. Она чувствовала, что он не спускает глаз с ее попки.

Полог кровати был поднят, постель освещалась красноватым огнем из камина. Бросив взгляд через плечо, она поставила колено на кровать. Поддерживающие полог веревки подались, когда она улеглась на перину.

— Я должен снова взять все на себя и разогреть тебя.

Он последовал за ней, остановился возле стула, поставил на него ногу. Стащил башмак, который свалился на пол.

Анна не отвела взгляда и не стала решать, правильно ли она делает, разглядывая его.