Разбойник и леди Анна - Джин Уэстин

Анна опустилась на колени возле ложа Джона.

– Он бледен, как привидение, – сказала она, – но все еще горячий.

– А дыхание? Быстрое или медленное?

– Быстрое и неглубокое, – ответила Анна, глядя, как поднимается и опускается обнаженная грудь Джона.

– Миледи, загляните в маленький саквояж в изножье кровати. Видите его? А теперь достаньте мой карманный набор хирургических инструментов. Достали?

– Да, – ответила она, пристально глядя на небольшой, тщательно закрытый футляр.

– Видите скальпели?

Она щелкнула застежкой на затейливой крышке и заглянула внутрь.

– Вижу несколько металлических предметов. Из них мне знакомы только ножницы.

– Там есть три ножа с костяными ручками.

– Да, – ответила Анна, с ужасом глядя на инструменты. – Но ради Бога, я сначала дам ему макового отвара.

– Нет, если он его выпьет, захлебнется собственными рвотными массами.

Анна впала в отчаяние, и ее снова начала бить дрожь.

– Вы слушаете, миледи?

– Да.

– Очень важно действовать быстро. Надо поскорее вскрыть бубоны, чтобы выпустить дурную кровь, потому что боль будет очень сильной.

Она яростно ухватилась за эту мысль:

– В таком случае позвольте мне пустить ему кровь. Я могла бы использовать для этого пиявок. Я лечила таким образом подагру своего отца.

– Если у вас не хватает духу произвести эту хирургическую операцию, леди Анна, тогда вам лучше снова начать молиться за спасение его души, а я вернусь к своим пациентам.

– Подождите, доктор!

– Только если услышу, что вы набрались мужества дать ему надежду на жизнь, но, умоляю вас, не мешкайте.

– Я не стану медлить.

– Сначала вскройте бубон у него на шее, миледи, но сделайте это поскорее. Вы должны убрать от него нож прежде, чем он начнет метаться.

Она почувствовала, как участилось ее дыхание. Мысль о том, чтобы вонзить нож в тело Джона Гилберта, была невыносима. Как можно резать по живому человека, который ей дороже жизни? Однако выбора у Анны не было.

Почти теряя сознание, Анна протянула левую руку к щеке Джона. Ее большой палец прошелся по его скуле, сильно нажимая на нее так, что бубон на его шее оказался хорошо виден.

Он тихо застонал, почувствовав этот нажим, и окликнул ее по имени. Она склонилась к самому его уху.

– Я здесь, Джонни.

– Что там за телячьи нежности? – одернул ее доктор. – Вы готовы, миледи?

Анна сделала глубокий вдох.

– Да.

– Тогда режьте!

– Да поможет мне Господь, – прошептала Анна и отпрянула, почувствовав под ножом его плоть и увидев, как огромное вздутие раскрылось, словно чудовищный красный рот. Анна настолько быстро вынула нож из раны, что он выпал у нее из руки, и кончик его сломался, упав на пол.

Джон издал дикий животный крик, он уставился на Анну и попытался увернуться от нее, но она надавила на него всем своим весом и удерживала его голову изо всех сил до тех пор, пока его тело не обмякло и он не затих.

– Я убила его! – выкрикнула Анна, рыдая.

– Нет, он жив, клянусь, – успокаивал ее доктор. – Он просто потерял сознание. И это милосердно. А теперь говорите скорее. Какого цвета его кровь?

Из раны сочилась густая черная кровь.

– Сначала шла черная, а теперь красная.

– Хорошо, – сказал доктор. – Нет зеленого перерождения и некроза, который означал бы неминуемую смерть. Вы очень отважны, миледи, но поторопитесь. Вам предстоит вскрыть еще два бубона.

Анна взяла второй нож с костяной рукояткой и каждый следующий раз производила вскрытие бубона с большей скоростью и ловкостью. Когда дело дошло до паха, Анна подивилась, что в состоянии сделать такую операцию совсем близко от его детородных органов, которые совсем недавно она так любовно ласкала. После той ночи она готова была их лелеять особенно нежно.

И тут, прежде чем Джон пошевелился, доктор приказал Анне прижечь раны.

– А теперь, миледи, я должен вас покинуть и отправиться к другим, – решительно заявил доктор Уиндем. – Какой-то безмозглый паяц пустил слух, будто черная оспа защищает от чумы, и лондонский люд устремился в городские бордели. Я спасу столько людей, сколько смогу, от меньшего зла, хотя трудно отговорить человека воспользоваться столь приятным методом лечения.

Анна выразила доктору свою благодарность и снова взялась за губку, окунув ее в прохладную смесь из уксуса и розовой воды, и принялась обтирать ею тело Джона и его подстилку.

Через несколько часов лихорадка его стала заметно спадать.

И впервые за эти дни на душе у Анны полегчало, и она смогла подумать о причудливых поворотах судьбы после того, как отец отдал ее в руки Джона Гилберта. Она узнала о жизни и смерти больше, чем за всю предшествующую жизнь, а еще больше о любви. Странной была эта любовная страсть. Анна воображала, будто это всего лишь набор нежных слов, ароматов, драгоценностей, остроумная беседа за игрой в карты, легкая жизнь, защищенная от грубой действительности.

Но теперь она знала, что любовь чревата печалями и слезами, сомнениями и неожиданностями. Если любишь по-настоящему, надо быть готовой принести себя в жертву любимому.

Теперь Анна любила Джона Гилберта во много раз сильнее, чем прежде, и связала себя с ним навсегда.

Снаружи, за дверью каюты, на мягко покачивавшейся палубе она слышала крики чаек и звук весел, царапающих уключины, когда маленькая лодочка причалила к берегу неподалеку.

Анна решила, что останется бодрствовать до рассвета и восхода солнца, и лишь тогда, если Джона снова не будет лихорадить и ему не станет хуже, она заснет.

Обхватив руками колени, Анна сидела, не сводя глаз с больного. Это было долгое бдение, она нисколько об этом не жалела.

Анне казалось, будто она слышит, как шелестят на деревьях листья в Уиттлвудском лесу, словно лес был рядом, и как медленно пробуждается деревня. Она представляла себе толстые стволы деревьев, стоявших на берегу ручья, и два тела, мужское и женское, прижатых друг к другу и колеблемых неспешным течением. Мужчиной был Джон Гилберт, а женщиной Анна Гаскойн.

Кто-то где-то давным-давно предопределил их встречу и любовь. Все, что она предприняла, чтобы избежать этого, не имело значения, потому что они с Джоном Гилбертом были созданы друг для друга.

Анна склонилась к нему и дотронулась рукой до темной щетины на щеке, нуждавшейся в прикосновении бритвы больше, чем когда-либо, и почувствовала, что щека прохладная. Он слегка поежился от ее прикосновения. Анна разделась, легла рядом с ним, обняла и прижала к себе его нагое тело, баюкая его в своих теплых руках.

– Я так тебя люблю, Джонни, – прошептала она ему на ухо.

Глава 15