По следам преступлений - Николай Жогин

…Стоял пасмурный мартовский день. Временами накрапывал мелкий, частый дождь, который перемежался с мокрым снегом. Прямо скажем, неважная погодка для водителя. Иван Кузьмич Сорокин на своем самосвале, с мощными буйволами на боковинках, в этот день вывозил гравий на завод железобетонных изделий. Один рейс он уже сделал. Вот сейчас завершает вторую поездку.

Его тяжело груженная машина катилась по мокрому асфальту с грозным урчанием. Крепкие руки надежно держали баранку. Мимо проносились встречные машины. Сорокин хорошо помнит то недалекое время, когда здесь была городская свалка. За каких-нибудь восемь-десять лет вырос современный городок. По обеим сторонам улицы — высокие красивые дома с разноцветными балкончиками. Конечно, в этой большой стройке есть доля и его труда. Больше половины жизни провел он за рулем. За эти двадцать восемь лет сколько всякого груза он перевез! Отличный водитель, ударник коммунистического труда. Несколько лет подряд улыбающийся Иван Кузьмич смотрит на молодых водителей — своих учеников — с Доски почета.

Сегодня настроение у Ивана Кузьмича приподнятое. В доме торжество. Придут друзья: у супругов Сорокиных серебряная свадьба. Вот уже двадцать пять лет идут они по жизни со своей Верой Андреевной. Не все было, конечно, гладко. Они поженились в самые трудные военные годы. И тот и другой — гол как' сокол. Теперь живут в достатке. Вырастили двоих детей. И те уже пошли в самостоятельную жизнь.

Эти мысли не мешали Сорокину ни на минуту не выпускать из поля зрения дорогу. Мимо потоками уплывает вереница встречных машин. И вот перед ним возник желтый кружок с цифрой «20 км», протянутый на проволоке через дорогу. Он сбавил ход. Справа у дороги на этом самом месте (он это знал) другой знак — треугольник с надписью «Дети».

Здесь, около двух больших школ, в любое время могут появиться непоседы-мальчишки. Внимание на пределе. Слева он увидел новенький автобус с большой буквой «Л» впереди. Он выезжал из боковой улочки. Автобус только что прошел мимо, как вдруг прямо перед самосвалом Сорокина стал перебегать дорогу мальчик. На размышления оставались доли секунды. «Ехать прямо — не миновать трагедии, может случиться непоправимое». В эту секунду водитель всем телом навалился на руль и рванул его вправо. Расплывчатая фигурка мальчика осталась где-то сзади слева. МАЗ как-то странно подпрыгнул. Сорокин с трудом остановил машину. Распахнул дверцу и стремглав выскочил из кабины. Он глянул назад. И на какое-то мгновение словно потерял сознание. Он стоял как вкопанный.

А когда пришел в себя, услышал, как со всех сторон кричали:

— Ребенка задавил, гад!

— Видно, пьяный.

— Вешать таких бандитов мало.

Толпа вокруг машины росла с каждой минутой. В глазах Сорокина плыли круги. Он закрыл лицо руками, низко опустил голову. Горе его было непередаваемо. Он стоял, открыто презираемый всеми. Что наделал?!

Вскоре на место происшествия одна за другой подъехали две «Волги» с красным пояском. Из них вышли инспектор ГАИ младший лейтенант милиции Турусов, высокий флегматичный парень лет двадцати пяти и следователь МООП по Левобережному району лейтенант милиции Шумилов, коренастый, с овальным лицом мужчина. Прорвав живое кольцо людей, которое удерживал участковый уполномоченный, они подошли к ошеломленному водителю. В это время судебно-медицинский эксперт наклонился над мальчиком. Взял его руку. Никаких признаков жизни. Инспектор включил свой диктофон.

— Что же случилось? — спросил он водителя и поднес к нему микрофон.

Сорокин с трудом разомкнул челюсти.

— Видите ли… — еле выговорил он и беспомощно развел руками.

Нелегко было ему собраться с мыслями. Медленно, бессвязно, с большими паузами говорил Сорокин, восстанавливая картину происшедшего. Толпа слушала его в молчаливом напряжении, не обращая внимания на моросивший дождь.

— Очевидцы происшествия есть? — спросил следователь, когда водитель умолк.

— Есть! — тоненько выкрикнула одна из женщин.

— Пройдите сюда, гражданка, — пригласил следователь. Он поднес к ней диктофон. — Ваша фамилия?

— Карасева.

Выяснив ее имя, отчество, место жительства и работы, следователь предложил рассказать, что она видела.

— Шла я из магазина, — начала она, заметно волнуясь. — Я была вот здесь. На другой стороне вижу этого самого мальчика. Чей он — не знаю. Мальчик хочет перебежать дорогу, но все время идут машины… Я еще про себя подумала: «Может попасть под машину». Тут проехал городской автобус X» 28 и прямо мимо меня вот этот самосвал. И вдруг перед самым самосвалом бежит мальчик. Я даже схватилась за голову. Тут же шофер повернул машину вправо. Но мальчик все-таки угодил под колесо. Под какое колесо? Под заднее. Левое. На каком расстоянии стояла я? Метров десять, думаю…

— Вы не можете сказать, какова была скорость самосвала? — спросил инспектор.

Карасева удивленно пожала плечами.

— Этого я не скажу. Но ехала машина не очень быстро.

Вскоре появилась мать ребенка. Убитая горем, вся в слезах, она упала над сыном, не в силах выговорить слова. Две женщины, очевидно соседки, подняли ее под руки. Она причитала одними губами: «Голубчик… Родненький… И зачем я послала тебя в магазин?.. Сходила бы лучше сама… Неужели тебя больше нет?.. Мой Витенька!..»

Люди с трудом увели обезумевшую от горя молодую женщину.

Следователь защелкал затвором фотоаппарата. По всем правилам он запечатлел обстановку, в которой произошла авария. Под надоедливым мелким дождем более часа продолжался осмотр места происшествия.

Так началось следствие по этому делу.

Для Сорокина теперь вся жизнь перевернулась вверх дном. Правда, под стражу его не взяли. Но что уж это за свобода! Чего только не передумал Сорокин за эти несколько дней! Через людей он узнал адрес родителей погибшего Вити и пошел к ним. С тяжелой душой шел он в этот дом. Но думал искренне — хоть как-то разделить горе людей, хоть чем-то помочь.

— Ты — убийца! — прямо в лицо ему бросила обжигающие сердце слова Витина мать.

А что делалось в автоколонне! На большом щите прямо во дворе появился плакат: «Позор преступнику!» А под ним фотоснимки с места аварии. На Доске почета, там, где еще вчера красовался его портрет, теперь зияла пустая рама. Имя его было вычеркнуто из числа ударников коммунистического труда.

Сорокина перевели с самосвала слесарем в ремонтную мастерскую. «Пусть, — сказали, — до суда поработает».

Тысячи, сотни тысяч километров, пройденные без единой аварии, раз и навсегда были вычеркнуты из его жизни. Сорокин не мог смотреть в глаза товарищам. Он подвел не только себя, но целый коллектив, позорное пятно легло на всю автоколонну. Сорокин нигде не находил себе покоя. Он лишился сна, почти ничего не ел, угрюмо молчал и дома и на работе. Жена встревоженно следила за ним, серьезно опасаясь, как бы Кузьмич не наложил на себя руки. А Кузьмич по ночам курил, курил и только тяжко вздыхал… Хотелось убежать без оглядки. Но куда?

Следователь Шумилов встретился с десятками свидетелей. Он скрупулезно выяснял, какие правила уличного движения были нарушены Сорокиным. Несомненный интерес представляли для следствия показания водителя автобуса маршрута № 28 Елкина. По его словам, он хорошо запомнил МАЗ, груженный гравием. Елкин только что выехал из боковой улицы на центральную магистраль. Его автобус прошел всего несколько метров. На какое-то мгновение взгляд водителя упал на маленькое зеркальце, прикрепленное с левой стороны кабины. На зеркальце он точно видел, как мальчик попал под левое колесо самосвала. Потом в салоне автобуса Елкин услышал пронзительный крик женщины: «Ой, задавили мальчика!» Водитель тут же остановил автобус, вошел в салон, чтобы записать фамилию женщины. Но та категорически отказалась назвать себя.

— Знаете, как некоторые несознательные граждане рассуждают: «Потом в суд да в милицию затаскают».

Следователя интересовала скорость, с какой двигался МАЗ.

— Порядка тридцати километров.

— Откуда перебегал мальчик?

— Точно не заметил. Могу только сказать: впереди моего автобуса он не перебегал.

Оставшись наедине с документами, в тишине кабинета следователь и так и эдак раскладывал доказательства. Где «за», где «против». Однако чаша весов скорее всего склонялась не в пользу Сорокина. Слишком много улик было как раз против него. Мало-помалу кольцо вины вокруг него сжималось все больше и больше.

Кто-то из юристов верно сказал, что работа следователя— это борьба со своими сомнениями. Нельзя сказать, чтобы Шумилов не вел такой борьбы.

Лейтенант милиции снова и снова перечитывал показания инспектора ГАИ Чуркина. Оказывается, тот на своем мотоцикле следовал за машиной Сорокина. Правда, Чуркин точно не зарегистрировал скорость движения МАЗа. Это, кстати, довольно странно. Обычно работники ГАИ почти механически следят за скоростью машин даже в большом потоке. А тут Чуркин ехал прямо за самосвалом. Перед ним был спидометр. Но он уверяет, что водитель держал скорость тридцать — тридцать пять километров. Вместо положенных двадцати. Тогда почему же инспектор не остановил его?