Гладиаторы «Спартака» - Георгий Миронов

Далее он мог не волноваться о собранной информации. У него еще оставалось время для того, чтобы попытаться изменить саму ситуацию, о которой он собирал информационные данные.

К сожалению, все его попытки выйти на администрацию аэропорта и уговорить отложить рейс 2354 Рим — Москва, которым улетала на родину и команда «Спартак», ничем не закончились. Князь не мог привести нужные убедительные аргументы. Он попробовал выйти на начальника службы римских карабинеров — контакт с ним ему дал Егор Патрикеев на крайний случай. Но сеньора Дино Массури не оказалось в Риме, а его заместители были «не в курсе» договоренностей службы карабинеров и ОСО Генпрокуратуры России о взаимной поддержке специальных операций. На территорию ангаров Князя просто не пропустили.

До вылета оставалось совсем немного времени. Команда «Спартак» уже прибыла на регистрацию. Лицо Романцева выглядело усталым, но довольным. Среди футболистов Князь узнал президента Клуба «Спартак», который поддерживал все спартаковские команды, не только футбольную, и Фонд которого помогал ветеранам, строил спортивные площадки для юных спартаковцев, — академика Петра Зрелова. Как всегда элегантно-небрежно одетый, в слегка мятых светлых фланелевых брюках и белой тенниске (все его небрежно-спортивные одеяния стоили, тем не менее, приличных денег, ибо академик, являвшийся одновременно президентом крупного и раскрученного холдинга «Диалог», был не бедным человеком и мог одеваться в лучшей спортивной фирме Италии «Мазаччо ди Корнезе»), Петр Зрелов был откровенно доволен игрой, — не только счетом, но и мужеством и мастерством спартаковцев, сражавшихся при явной недоброжелательности боковых судей, до конца.

— Петр Семенович? — сделав обрадованное выражение лица, бросился к нему Князь.

Тот не успел ответить, что «не имеет чести знать», как Князь уже тряс хрупкую руку загорелого академика и, приблизившись как бы для дружеского объятия, успел шепнуть на ухо:

— Я от Патрикеева.

К чести Зрелова, он мгновенно (вот что значит математик и электронщик по профессии) просчитал ситуацию и радостно закричал в ответ:

— Привет, дружище! Какими судьбами?

Князь отвел Зрелова в сторону и сообщил:

— Отговорите Романцева лететь этим рейсом.

— Это еще почему?

— Есть основания полагать, что самолет заминирован или в топливо добавлен специальный конденсат, забивающий фильтры. Самолет может не долететь до Москвы.

— Но если даже это удастся сделать, что же остальные пассажиры?

— Естественно, мы не должны допустить, чтобы самолет вообще поднялся в воздух. И если Романцев, с его известностью в Италии, заявит о своих подозрениях, вылет будет отложен, самолет проверен и...

— Я понял. Это трудно. Олег Иванович не простой человек.

— Был бы простым, его команда не стала бы европейским лидером...

— Это так.... Но не знаю даже, как к нему подступиться с этим.

— Время идет. Причем стремительно. Началась регистрация. Нужно, чтобы вы убедили Олега Ивановича, а он — администрацию аэропорта. Необходимо проверить и самолет, и прежде всего — топливо....

Тем временем в сценарий вмешался еще один «сценарист» по имени Иса Назимов. Получив от агентов достоверную информацию о том, что люди Барончика подготовили взрыв самолета «Ал Италия» с командой «Спартак» на борту, он отдал жесткую команду помешать этому.

Через пятнадцать минут после получения команды полковник в отставке Феликс Анатольевич Зверев, утром прилетевший в Рим, уже знал, что ему следует делать. Нужно было во что бы то ни стало спасти спартаковцев. Сам он всю жизнь болел за ЦСКА и не стал бы переживать, если бы команда конкурентов навсегда выбыла из борьбы. В то же время в глубине души он оставался русским человеком и конечно же болел за «Спартак» во время его международных матчей. Тут же вопрос стоял и вовсе круто: победа в «ЕвроТОТО».... А когда к этой интриге добавлялись крупные гонорары от Исы за действия, направленные в защиту и на пользу спартаковцам, которые и должны были выиграть «матч века», то сомнения улетали куда-то на третий план.

В отличие от другого русского офицера, который в это время также пытался спасти «Спартак», но при этом думал еще и о двух сотнях жизней остальных пассажиров лайнера, полковник Зверев давно отбросил все нравственные химеры и для него существовало только задание.

— Если нужно, чтобы лайнер со спартаковцами остался цел, а погиб другой и иного выхода нет, значит, «Карфаген должен быть разрушен»....

В военной академии у полковника были только пятерки по истории. Как и в институте, где из них делали будущих разведчиков, атташе и военных переводчиков.

— Ну и кому это теперь надо? — грустно спросил сам себя полковник, имея в виду оставшиеся глубоко в памяти латинские изречения и отрывочные исторические знания....

Когда спартаковцы еще застегивали молнии на своих спортивных сумках, готовясь спуститься к автобусу и направиться в аэропорт, когда бригадир запечатал крышки топливных баков самолета рейса 2354 и дал команду водителю автотягача тащить лайнер из ангара, полковник уже пятнадцать минут как находился в аэропорту и активно действовал. Люди в форме военной полиции появились в двух ангарах — 2345 и 2354 одновременно. По трафаретам в мгновение ока были сменены реквизиты на крыльях, фюзеляже, бортах. После чего самолет с номером 2345 отправился в ангар 2354, а его собрат с номером 2354 — в ангар 2345. Впрочем, к тому времени, когда лайнеры поменялись ангарами, номера на их поверхностях уже соответствовали номерам ангаров и номерам рейсов, которыми они вылетали из Рима.

— Менять топливо уже некогда, — заметил сквозь сжатые губы полковник Зверев. — «Карфаген должен быть разрушен».

Когда в результате активных возражений академика Зрелова и «коча» русских Романцева рейс все же отложили, вскрыли пломбы топливных баков и еще раз (второй пилот клялся, что сделал пробы очень тщательно в день рейса) проверили топливо, оказалось, что оно полностью соответствует нормам.

Романцев был настолько сердит на Зрелова, что попросил стюардессу предоставить ему место как можно дальше от президента Клуба «Спартак». Сказать, что Зрелов был несколько смущен таким оборотом событий, значит не сказать ничего. Но он не мог выразить свое возмущение ложным сигналом, так как посланца полковника Патрикеева в момент посадки в самолет уже не было рядом.

— Ничего, в Москве я все выскажу Егору. И ему придется очень трудно, когда он попытается помирить меня с Романцевым.

Впрочем, забегая вперед, отметим, что трудности эти оказались не столь большими, как это предполагал Петр Зрелов.

А все потому, что в драматургию вмешалась «третья сила» в лице полковника Зверева.

В самолете, которым вылетала из Рима спартаковская команда, топливо действительно было отличным.

Чего не скажешь про борт 2345, который вылетал рейсом 2354, имея в топливных баках конденсат «кристаллоид 216» — новейшее достижение одной из лабораторий Барончика в окрестностях Парижа. После 15 минут полета это вещество, вступив в реакцию с керосином, кристаллизовалось и еще через пять минут полета намертво забивало разбухшими гранулами фильтры турбин. У самолета просто не было шансов долететь до земли даже на бреющем полете. После нескольких попыток «чихнуть» мотор взрывался.

Когда оба рейса уже были объявлены — один на Москву, второй — на юг, в Каир, — в пансионате, где Поль уже упаковывал немногочисленные вещи в кожаный кофр, произошел еще один незначительный инцидент, который, правда, не мог оказать влияние на ход событий этой истории, но который, однако, был крупной трагедией. Для одного конкретного человека. Для бармена Пьетро, который был на все руки мастер. Он не очень хорошо видел и слышал, и потому особенно дорожил своим местом. Поскольку пансион был небольшой, Пьетро успевал вносить и выносить вещи постояльцев, смешивать коктейли или быстро приготовить кофе и подать их в номер, а если постояльцы просили привести девочку или мальчика, бармен не чурался и такой работы, тем более что имел свой процент и от клиента, и от малолетних проституток и проститутов, толпившихся на крохотной площади имени князя Куртини в квартале от пансионата.

Клиент уже готовился к отъезду. Его номер находился на шестом этаже. Конечно, для прислуги такие пансионаты очень неудобны. В шестиэтажном отеле всего 12 комнат — по две на этаже. И лифта нет. Так что набегаешься. Хорошо еще, что вещей у господина с шестого этажа, кажется, не было. Он, впрочем, и не заказывал носильщика, возможно, надеясь сам спуститься с шестого этажа со своим нетяжелым кожаным кофром. И, возможно, поэтому, забыв обычную предосторожность, говорил в эти минуты по сотовому телефону спутниковой связи со своим патроном в Париже о таких вещах, о которых никогда не стал бы говорить, даже на сотую долю вероятности предполагая, что его может услышать кто-то посторонний.