Темные времена. Как речь, сказанная одним премьер-министром, смогла спасти миллионы жизней - Энтони МакКартен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Понимая, что и другие союзники могут капитулировать, Черчилль вновь задумался о Соединенных Штатах. Британский посол в Вашингтоне телеграфировал Галифаксу с предложением пожертвовать частью своих активов в Новом Свете Соединенным Штатам в уплату военного долга[353], потому что подобное предложение произведет глубокое впечатление в Соединенных Штатах и обеспечит безопасность[354]. Галифакс считал, что это еще одна интересная альтернатива, которой нельзя пренебрегать, но Черчилль снова выступил против, заметив: «Соединенные Штаты практически не оказали нам никакой помощи в войне, а теперь, когда они увидели, насколько велика опасность, хотят отобрать все, что могло бы помочь нам, лишь бы защититься самим»[355]. Продолжающиеся предложения о переговорах повергали премьер-министра в депрессию. Он завершил заседание военного кабинета словами о том, что настоятельно рекомендует министрам выражаться увереннее. Он убежден, что подавляющее большинство граждан страны отказываются мириться с возможностью поражения[356]. Затем Черчилль попросил Исмея собрать начальников штабов и еще раз проанализировать перспективы продолжения войны против Германии и, возможно, Италии в одиночку[357]. Это нужно было сделать до следующего заседания.
Когда члены военного кабинета заняли свои места, их было не двадцать, как обычно, и обсуждать им предстояло не бесконечные пункты повестки дня. В половине пятого 27 мая в зале заседаний собрались Черчилль, Галифакс, Чемберлен, Клемент Эттли, Артур Гринвуд, сэр Александр Кадоган[358], сэр Арчибальд Синклер[359] и сэр Эдвард Бриджес[360]. Вопрос стоял только один: обращаться ли к Муссолини?
Черчилль пригласил лидера либералов Синклера, давнего критика политики умиротворения и своего старого друга. Это было нарушение протокола, явная попытка укрепить руку, ослабленную событиями на полях сражений.
В ходе дискуссии Галифакс и его сторонники (значительная часть правящей консервативной партии) всей силой обрушились на своих противников. Уинстон продолжал упрямо стоять на своем: Британия может сражаться в одиночку. Галифаксу эта идея казалась неразумной и идущей вразрез с интересами страны.
Накануне Поль Рейно предложил правительствам Британии и Франции совместно обратиться к синьору Муссолини, чтобы попытаться удержать Италию от вступления в войну. Лорд Галифакс перед совещанием распространил документ, где излагались возможные варианты: «Если синьор Муссолини пойдет на сотрудничество с нами в деле обеспечения мира… мы будем готовы обсудить те вопросы, в которых синьор Муссолини заинтересован в наибольшей степени, и найти приемлемые решения. Мы понимаем, что он хочет решения ряда средиземноморских вопросов; если он тайно сообщит нам, каковы его пожелания, Франция и Великобритания постараются их удовлетворить»[361].
Затем Галифакс сообщил военному кабинету, что президент Рузвельт должен быть проинформирован об основных аспектах данного меморандума»[362]. Британия просила этого уже давно, полагая, что это обеспечит благоприятный исход. Но теперь, когда Франция находилась на грани краха, по мнению Чемберлена, было уже слишком поздно. Италия наверняка уже рассчитывает на плоды германской победы и ждет, когда Франция падет, чтобы выступить со своими алчными требованиями.
Как и французы, которые согласно англо-французскому договору просили разрешения лично обратиться к Италии, Черчилль чувствовал, что «из этого обращения ничего не выйдет, но стоит на это пойти, чтобы подкрепить наши отношения со слабеющим союзником»[363].
Затем министры по очереди высказали свое мнение. Свою роль сыграл сэр Арчибальд Синклер, тайное оружие Уинстона. Он сказал, что, по его мнению, любое обращение к Италии станет проявлением слабости со стороны Британии и «лишь укрепит немцев и итальянцев». Британия же должна сделать все, что в ее силах, чтобы «укрепить французов». Оба лейбориста также были категорически против обращения. Клемент Эттли заявил, что «предлагаемое обращение не возымеет практического эффекта и будет очень вредным для нас. Оно неизбежно приведет к тому, что нам придется просить синьора Муссолини стать посредником [между Германией и Британией] для обсуждения условий мирного договора»[364]. Эттли правильно понял главную суть обсуждения: должна ли Британия вступать в мирные переговоры с Берлином.
Артур Гринвуд придерживался того же мнения: «Если выяснится, что мы заключили мир ценой отказа от британских территорий, последствия будут ужасными… Премьер-министр и господин Рейно уже обращались к Италии, но их обращения не были восприняты благожелательно. Продолжение подобной политики – это путь к катастрофе»[365].
Почувствовав, что настроения склоняются в его сторону, Черчилль выступил решительно. Совершенно ясно: то, что начиналось как просьба Рейно о том, чтобы Британия и Франция обратились к Италии и удержали ее от вступления в войну, очень быстро переросло в дискуссию о мирных переговорах и о плане Галифакса «европейского примирения» с Гитлером.
Составленный секретарем конспект зафиксировал ответ Черчилля: «Он все больше убеждался в тщетности предлагаемого обращения к синьору Муссолини, к которому тот наверняка отнесется с презрением. Подобное обращение будет для господина Рейно менее полезно, чем твердая позиция. Кроме того, обращение разрушит цельность нашей позиции в собственной стране… Лично он сомневался в том, что Франция действительно так желает прекращения борьбы, как об этом говорит господин Рейно. В любом случае мы не должны идти на дно вслед за Францией. Если французы не готовы продолжать борьбу, пусть они сдаются, хотя он сомневался, что они так поступят. Если страна проиграет войну, то превратится в вассальное государство. Но если мы победим, то сможем спасти их. Лучшая помощь, какую мы можем оказать господину Рейно, – это дать ему понять, что, что бы ни произошло во Франции, мы будем сражаться до конца.
В настоящий момент наша репутация в Европе находится на очень низком уровне. Единственный способ поднять ее – это показать миру, что Германия нас не победила. Если через два-три месяца мы сможем показать, что не побеждены, наша репутация вернется. Даже если мы будем побеждены, наше положение не будет хуже, чем если мы сейчас откажемся от борьбы. Мы не должны скользить вниз вслед за Францией. Весь этот маневр затеян с тем, чтобы втянуть нас в переговоры и мы не могли повернуть назад. Мы уже не раз
