Любовные секреты Дон Жуана - Тим Лотт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Правду удавалось скрывать до той поры, пока мы не поехали вместе отдыхать. Мы отправились в Калифорнию. Я надеялся, что сочетание солнца, моря и удаленности от Англии совершит чудо. Потому что знал: Наташа – возможно, лучшая женщина в моей жизни, и если я… приведу себя в порядок, буду самым счастливым мужчиной на земле.
Но так не случилось. Близость и избыток свободного времени, которых не избежать на отдыхе, выпустили на волю существовавшие противоречия. А неизменно нависающее желание «отдохнуть как следует» увеличило расстояние между нами до размеров пропасти. Я ушел в себя, полностью запутавшись в своих чувствах или в отсутствии таковых. Наташа то плакала, то злилась. Зазвучали заколдованные вопросы: «Что случилось? Что с тобой?»
Я не мог ей ответить, поскольку где-то в глубине души понимал, что вполне способен заставить себя полюбить ее. Но Келли все еще находилась слишком близко. В конце концов, в середине отпуска, на ее красивом лице появилась озабоченность и она спросила, холодно и сухо:
– Ты собираешься бросить меня, когда мы вернемся, да?
Чувствуя себя последним негодяем, идиотом и неудачником, я посмотрел на нее и просто кивнул.
Домой мы возвращались по отдельности. Она улетела первым же рейсом в тот же день, я прилетел днем позже. Когда я вернулся в контору, Наташи там не было. Оказалось, что еще раньше ей предложили хорошую работу, от которой она перед отпуском отказалась, но, вернувшись, позвонила в агентство и выяснила, что место еще не занято. Она ушла из-за меня, я испортил жизнь этой женщины, и свою жизнь тоже, от безысходности я расплакался – из-за Наташи, из-за Келли, а главным образом из-за того, каким я был вечно жалеющим себя, эгоистичным, жестоким, использующим других людей мудаком.
После разрыва с Наташей женщина у меня появилась только через два года, и этой женщиной была Бет – моя почти-бывшая-жена.
По крайней мере, у меня есть Кэрол Мун. Великая Кэрол, с ее неутомимыми интеллектуальными ресурсами, верностью, желанием помочь и добротой. Слава Богу, в мире есть такие женщины, как она.
Прошло три месяца с тех пор, как Элис вернулась к Мартину. Иногда я что-то узнаю про них, но ничего слишком плохого – а мне бы так хотелось. Похоже, у них все может склеиться. Здорово, правда? Я должен бы пожелать им счастья, но надеюсь, они задушат друг друга или погибнут в автомобильной аварии. Угарный газ тоже подойдет в качестве отравы.
Я безумно скучаю по обоим.
– Вся жизнь состоит из потерь? – спрашиваю я у Кэрол.
Мы пришли с Поппи в лягушатник. Поппи неотразима в купальнике с котятами. Я улыбаюсь. Ради этого стоит жить. В последнее время она успокоилась, ведь нам с Бет больше не из-за чего воевать. Она стала почти такой же, какой была до нашего разрыва: милой, послушной, чуткой и доброй. Все заживает.
К иссиня-черным волосам Кэрол опять вернулся их естественный цвет, только на макушке появилось несколько седых прядей. Ей идет. Некоторым людям надо достичь своего внутреннего возраста, а Кэрол была зрелой женщиной уже в тринадцать. Она поворачивается ко мне и складывает бледные губы бантиком.
– Хватит плакаться и квакать как жаба, – беззлобно говорит она.
Правда докучлива, вернее, даже неучтива. Я отказался от услуг Теренса, поэтому от большей части всего этого уже избавлен. Он сказал, что мне еще долго предстоит «работать с раздражением». Я вежливо не согласился и велел ему убираться ко всем чертям вместе с его чертовым психоанализом. А потом заявил, что в связи с неудачным результатом моего лечения я не собираюсь оплачивать его последний счет. Тут выяснилось, что Теренсу тоже не помешает поработать с раздражением.
Но отказаться от услуг Кэрол я не могу, хотя иногда она в своей правдивости гораздо докучливее Теренса.
– Справедливо подмечено. В самую точку. Принято.
– Мне кажется, папа не похож на жабу.
Мы не заметили, как Поппи вылезла из лягушатника, вся мокрая и трясущаяся, и подошла сзади. Я даю ей полотенце, она укутывается в него. Потом прыгает на колени к Кэрол.
– Зато он немножко похож на лягушку, – шепчет ей на ухо Кэрол.
Поппи хихикает и прижимается к ней.
– Почему вы с тетей Кэрол не поженитесь?
– Ты бы этого хотела, малыш?
– Я люблю тетю Кэрол. С ней так весело. Почему ты не живешь с ней, как раньше с мамой?
– Потому что мы просто друзья, милая. Вытри нос.
– А ты занимаешься с ней сексом?
– Поппи!
Кэрол смеется своим носовым ослиным смехом. Плечи трясутся – она пытается сдерживаться, опасаясь, что Поппи обидится, решив, что смеются над ней. Но Поппи, похоже, не обиделась.
– Нет, Поппи, я не занимаюсь с ней сексом.
– Почему? Ты не считаешь ее красивой?
– Конечно считаю.
– Ты не считаешь ее хорошей?
– Считаю.
– Она замужем?
– Нет. Уже нет.
– Тогда почему ты не занимаешься с ней сексом?
– Потому что это все испортит.
– Почему?
– Потому что… Господи, Поппи. В твоем возрасте ты про секс еще и знать ничего не должна.
Кэрол уже не смеется, она ласково хлопает девочку по попке и дает ей фунт.
– Не хочешь купить себе леденец?
– Хочу, – с готовностью отвечает Поппи.
Секунду мы с Кэрол смотрим друг на друга, потом отводим взгляды.
Кэрол едет со мной отвозить Поппи. Бет дома нет, дверь открывает Оливер, мне он вполне симпатичен теперь, когда ревность улеглась и мы оба поняли, что у Поппи есть и будет только один отец. Оливер предлагает нам выпить чаю, но у нас намечен поход в кино, а на вечер я заказал столик в ресторане.
Поппи бросается к Кэрол и крепко ее целует.
– Я люблю тебя, тетя Кэрол.
– Я тоже тебя люблю, Поппи.
Потом она вбегает в дом и исчезает из виду. Дверь закрывается. Мы с Кэрол идем к машине.
– Кэрол, ты правда любишь Поппи?
– Конечно, – отвечает она, не задумываясь. – Я вас обоих люблю.
– А я правда похож на лягушку?
– Да. Хотя я видала лягушек и похуже.
– Но все-таки лягушка…
– Это лучше, чем жаба.
Возвращаемся в Эктон, чтобы я переоделся. Мы собираемся в русский ресторан, недалеко от моего дома, в котором подают водку разных сортов, а перед рестораном – на модный японский триллер «Кинопроба». Завтра, конечно, будет похмелье, но все равно предвкушаю удовольствие от сегодняшнего вечера. В последние пару месяцев я редко виделся с Кэрол: она много работала, а ее личная жизнь была, как всегда, сплошным кошмаром. Женатый мужчина, с которым она встречалась, ушел к ней от жены на неделю, а потом вернулся в семью. Кэрол снова одна, но, кажется, она с этим смирилась. Одиночество, похоже, идет ей на пользу: она расслабилась, загорела, похудела – в общем, выглядит хорошо.
Когда мы приходим ко мне, Кэрол варит себе кофе, забирается с ногами на диван и включает телевизор. Здесь она чувствует себя как дома. Можно расслабиться. Она сняла туфли. Платье задралось.
Я автоматически вскрываю конверты утренней почты и одновременно выискиваю какой-нибудь лосьон в ванной. Наконец нахожу, но оставляю его стоять, где стоял.
Достаю письмо из конверта. Оно напечатано на дешевом листе бумаги A4. Меня сбил с толку тонкий конверт. Я ожидал чего-то вроде пергамента, исписанного каллиграфическим почерком.
Сертификат о вступлении в силу Постановления (о разводе) принятого Главным отделом регистрации семейных отношений Высокого суда Справедливости (первой инстанции)[33] между Дэниелом Патриком Сэвиджем и Бэтани Луиз КоллинзЯ отпускаю листок, и он, покачиваясь, планирует на пол, как белое перышко из крыла ангела.
Моего брака больше нет.
Чувство боли вытесняется приступом радости, который сменяется пронизывающей до печенок тоской. Все в прошлом. Десять лет мы просыпались в одной постели и Поппи – о Господи, какое это счастье! – Поппи была рядом, мы были все вместе, с нашими мечтами и воспоминаниями, надеждами и ссорами. В прошлом наши поцелуи. Все это теперь не имеет юридической силы.
– Пошли, Спайк. Опоздаем.
– Что?
– Уже почти полседьмого. Фильм начинается через пятнадцать минут.
– Сейчас. Иду.
Несколько секунд я стою и смотрюсь в зеркало.
Старый. Старый. Потом разворачиваюсь, заставляю себя улыбнуться и иду в комнату, где меня ждет Кэрол.
На мой взгляд, фильм тошнотворный. Начинается все вполне невинно: японец, чья жена погибла при трагических обстоятельствах, хочет любви и в конце концов на кинопробах знакомится с женщиной, которая оказывается законченной психопаткой. Она пичкает его парализующими наркотиками – так, чтобы он, оставаясь в сознании, не мог пошевелиться, и всаживает иглы в самые болезненные места: глаза, грудь, пах. Нестерпимая боль жертвы вызывает у нее смех. При всей невероятной омерзительности это, как ни печально, довольно точная метафора брака.
Я выхожу из кинотеатра на грани нервного срыва: не столько из-за фильма, сколько из-за Постановления, лежащего у меня в кармане. А Кэрол, похоже, в порядке.