Синяя дорога - Жанна Браун

— Надо установить, кто он.

— Да ну?! И я, знаете, тоже подумал, что надо бы. Но как вы собираетесь это сделать, если не секрет? К тому же никого сюда не допуская?

— Но вас-то я пустила.

— Попробовали бы не пустить, я бы вас тут же уволил. А вот несчастного, беззащитного Сеню выгнали? Выгнали ведь? Он меня сейчас в коридоре поймал и жалуется. У него голова пухнет от идей!

Марина Андреевна взмолилась:

— Борис Петрович, вы же знаете Сенины идеи: ему бы шума побольше, сенсации!.. А тут ребенок… — И уже совсем тихо Марина Андреевна прибавила: — Несчастное существо, кем бы оно ни было, несчастное…

Директор внимательно смотрел на Марину Андреевну. Ей казалось, что в этом взгляде есть все: и понимание, и сочувствие, и отеческое покровительство — все.

Оба они уселись на корточки перед малышом. И Марина Андреевна не удержалась — погладила его руку. И испытала то, что испытывала всегда, сидя у кровати спящего сына.

— Ну что ж: вот вы, допустим, установили, кто он. А дальше?

— Если человек, надо вернуть ему все человеческое.

— А если нечеловек?

— Найти его дом и возвратить, как говорится, по принадлежности.

— Да-а!.. Найти…

Скрипнула дверь.

— Ладно, Сеня, заходи, — негромко, но достаточно отчетливо произнесла Марина Андреевна.

— Да это не Сеня, это я, Зинаида, — послышался голос старухи, наверняка уже последней уборщицы на Земле. — Я чего к вам: эти ваши роботы — они разве чай заваривают? Бурду. А я чаек заварила. Попейте, а то сидите небось не емши, не пимши.

— Спасибо, Зинаида, что бы мы без тебя делали. Только говори потише, видишь, ребенок спит.

Зинаида уставилась в угол, в ожидании, по-видимому, обнаружить там дикобраза. Было ясно, что не только желание напоить чаем любезных сердцу сотрудников привело сюда Зинаиду. Вид ребенка ее разочаровал.

— Дите нашли?.. Ну и ладно… Вот и хорошо…

Зинаида ушла почти что опечаленная, но Марина Андреевна наверняка знала, что очень скоро Зинаида сочинит про этого ребенка такую слезную историю, что, рассказывая, и сама будет плакать. Марина Андреевна усмехнулась.

Чай был действительно замечательный. Марина Андреевна и Борис Петрович пили его с бутербродами. И Марине Андреевне нравилось смотреть, как директор захватывает бутерброд и как ему неудобно держать такой маленький бутерброд своими огромными пальцами.

— Марина Андреевна, вам никогда не приходилось размышлять над теми экспонатами, которые отыскал Николай Никитич, сразу над всеми вместе?

— Приходилось, а что?

— Ну и вы подумали, конечно, что все повторяется, и пытались свести эти находки к нашим земным представлениям, правда?

— Правда.

— А потом отмечали, что повторятся-то повторяются, но каждый раз по-новому. Вот глаз, например. Очень похож на человеческий, очень. Но ведь ни черта не видит. И каким макаром извлекает из человеческих глубин желанные душе картины, мы понять не можем. — Директор допил чай и еще раз внимательно посмотрел на Марину Андреевну. — Мне кажется, что вы привязаны к идее земного: с этим мальчиком вам от нее оказалось труднее всего оторваться. Вы увидели существо, нуждающееся в вашей, чисто материнской защите, и повели себя, как повела бы в такой ситуации мать: вы не вызвали ни меня, ни экспертов, вы Сеню выставили, наконец.

Директор был прав. Именно этим — желанием защитить, укрыть, спрятать от досужих, любопытных, недобрых глаз, — именно этим объяснялось поведение Марины Андреевны в последние два-три часа. А Борис Петрович продолжал в той же лирически-ироничной манере:

— Вот вы изложили два варианта: либо Земля — его дом, либо — другая планета. А если Земля не дом, а дома мы не нашли, как быть тогда? Оставить его вечным экспонатом, проживающим свой век в отделе "Живая Вселенная" рядом с немногочисленной вселенской фауной? Не хочется ведь? Даже больно. Уж очень он напоминает наших собственных детей. Выходит — усыновить? Кого мы усыновим, мы не знаем. Где же гарантия, что мальчик поймет нас, приживется у нас?

Директор сделал несколько картинную паузу, а потом добродушно и мудро улыбнулся и закончил:

— Гарантия в вашей любви, Марина Андреевна. И лично я не против уже сейчас отдать мальчика под ваше покровительство. Даже если его настоящие родители окажутся выше нас по развитию: от нас ему не будет вреда, потому что любовь и сочувствие еще никому не вредили.

— Да, любовь, — повторила Марина Андреевна.

Мальчик заворочался, сел в корзине, потер кулачками глаза. Боком в кабинет вошел Сеня:

— Марина, можно?

— Да входи уж, можно…

Сеня тут же перестал быть застенчивым и напористо выпалил:

— Директор, есть идея! Давайте поводим его по залам музея: у нас же тут с миру по нитке, а вдруг он найдет что-нибудь свое?.. Здорово придумал, да?..

— Очень здорово. Особенно если учесть, что как любой ребенок, он увлечется в первую очередь тем, чего никогда не видел и не знает… Но вообще-то попробовать можно.

Мальчик подошел к Марине Андреевне, встал рядом. Она приобняла его за плечи.

Директор и Сеня принялись обсуждать текст первого сообщения о находке. Марина Андреевна, все время чувствуя рядом теплое, хрупкое тельце мальчика, тоже включилась в работу. Трое взрослых спорили из-за каждого слова, а ребенок вертел головой в разные стороны, глядя то на одного, то на другого — и вряд ли догадывался, что спорят из-за него.

Сеня оторвался на секунду от диктофона и мельком взглянул на существо. Потом посмотрел еще раз внимательнее.

— Вот это да! Смотрите-ка, директор! Посмотрите на него! Или мне это снится?!.

Борис Петрович тоже посмотрел на ребенка:

— Не может быть…

— Но вы видите? Да, видите?..

— Что вы там увидели? Что? — Марина Андреевна повернула существо к себе лицом и обомлела: какое-то неуловимое, лишенное конкретности, но тем не менее очевидное сходство с ней, с Мариной Андреевной, читалось в лице мальчика.

— Похож, ей-богу, похож, — сказал директор. — Он на вас теперь похож, Марина Андреевна, и на деда все еще похож: странно-то как.

— Странно и загадочно, — сказал Сеня.

— И прекрасно, — тихо завершил директор. — Вот мы уже и знаем кое-что о нем, кое-что такое, чего не знали раньше. Этот мальчик, это небесное существо отзывается на любовь. Так просто и ярко отзывается. Как подсолнух на солнечный свет.

Все замолчали. И только смотрели на мальчика. А Марина Андреевна смотрела на директора, на Сеню, на этого, ставшего ей вдруг родным ребенка, и таким теплом, такой признательностью охватило ее. И она подумала: "Как это хорошо! Как хорошо и замечательно, когда мир богатый, щедрый и добрый. И как хорошо, когда каждый на Земле хочет помочь каждому и понять каждого. Как это хорошо!"