Дневник деловой женщины - Даниэлла Бродски

Я предпочитаю бар в своем районе, где мне всегда рады и счет никогда не превысит пяти долларов, что бы я ни выпила. Я как-то сказала, что представляют собой мужчины, посещающие престижные заведения, и мои слова не раз потом цитировали.

– Эти парни изображают завсегдатаев клубных тусовок и любителей завести интрижку с моделью – и с ними просто невозможно общаться. Все время говорят об одном и том же: «Ты был в "Хэмптоне" в прошлые выходные? А в Лос-Анджелесе заходил в "Мондриан"? «К черту все это! – сказала я Крису однажды вечером, проведя пару часов в клубе «Лотус». – Я пришла в это заведение только потому, что мне нужно было написать материал, а вовсе не рвалась туда просто так, чтобы развлечься.

– Зачем же ты тогда делала укладку и макияж? И зачем я тащился вместе с тобой через весь Сохо, чтобы купить новую черную безрукавку, когда у тебя их уже штук двадцать пять? – недоуменно поинтересовался мой друг.

– Потому что я здесь на работе. Мне нужно поддерживать определенный имидж, – объяснила я.

Итак, я четко для себя определила – мне не нравится подобный тип мужчин, и если кто-нибудь из них пригласит меня на свидание, я скорее готова сломать себе руку, чем потратить на него весь вечер.

Вы, видимо, находитесь в недоумении. Как вышло, что я иду на свидание именно с таким мужчиной (не говоря уж о том, что я постоянно – днем, ночью, за кофе и в метро – мечтаю снова встретиться с ним)?

Ну, во-первых, когда я впервые увидела Лайама в баре, на нем не было темных очков. Во-вторых, он просто не мог очутиться в подобном пошлом заведении – хотя бы потому, что англичанин! Ну а в-третьих, мы с ним уже ходили во вполне приемлемое место (ресторан «Суши самба» открылся всего год назад, поэтому давно не самый популярный в городе и не утопает в клубах наркотического дыма) и прекрасно провели там время. Вот почему я знаю, что Лайам не похож на парней того типа, которые не могут устоять при виде прямых светлых волос и тонкой талии двадцать третьего размера, которая соблазнительно мелькает между топом и джинсами на бедрах.

Ну а помимо этого, есть еще его зад, и прекрасные губы, и этот язык, и... о-го-го!

* * *

Кормят в «Серафине» достаточно вкусно, и я с удовольствием замечаю, что Лайам знает, чем отличаются устрицы «Блу пойнт» от «Малпек», и заказывает филе-миньон средней прожаренности. Сегодня на нем рубашка потрясающего голубого оттенка, от которого его глаза так сияют, что любой, на него взглянувший, рискует ослепнуть. Мы пьем замечательное французское каберне – «Ле Что-то там 1944», и я чувствую себя, если это вообще возможно, опьяненной любовью больше, чем полчаса назад, когда заметила Лайама у входа в ресторан.

Ничто не нарушает спокойной атмосферы ужина. Я не могу говорить о работе, поэтому перевожу разговор на более подходящую тему – о нем, и только о нем.

К счастью, Лайам не возражает, и в другой ситуации меня бы это обеспокоило. Но жизнь моего возлюбленного настолько увлекательна, что меня интересуют все подробности: какая именно рубашка была на нем в той или иной ситуации, какой зубной пастой он пользовался в тот момент и какую предпочитает картошку – пюре или запеченную?

В первом классе средней школы у Лайама была учительница – миссис Смити. Чтобы дети лучше узнали друг друга, она сочинила песенку, в которой имя каждого ученика рифмовалось с его хобби. В первый день учебы она попросила ребят рассказать о своем любимом занятии. Все отделались простыми ответами: рисование, плавание или живопись.

Когда же пришел черед Лайама, он, ни секунды не раздумывая, выпалил: «Целовать девчонок». Просто у него есть старший брат, и в то время его любимой темой для разговоров было общение с девочками, а Лайам, как он выразился, впитывал все как губка. (Кстати, хорошее слово, нужно будет аккуратно поинтересоваться, можно ли мне использовать его в статье.)

Естественно, учительница попросила ответить иначе. На эту просьбу Лайам отреагировал как осторожный предусмотрительный юрист: «Мне придется обдумать данный вопрос, прежде чем мы его обсудим».

Услышав это, миссис Смити выпучила глаза так, что они чуть не вылетели из орбит, и сразу же вызвала в школу мать Лайама.

Позже Лайам подслушал, как мать рассказывала о случившемся отцу. Отец развеселился и пошутил: «Похоже, у нас растет маленький жиголо». Мать тоже с трудом сдерживала смех. Но вдруг заметила сына, стоящего у двери в комнату, и маленький Лайам быстро убежал, громко выкрикивая загадочное слово: «Я жиголо! Я жиголо!»

С того самого момента у него появилось новое прозвище. Мама «жиголо» рассказала учительнице, что еще он любит играть на фортепиано, а это было неправдой. Поэтому Лайам был записан на занятия, результатом которых по сей день является его способность сыграть «собачий вальс» в нижнем регистре. Поскольку я очень хорошо знаю эту мелодию, мы сможем сыграть ее в четыре руки, когда окажемся у него дома – там есть пианино. Наверное, можно побывать во всех домах, принадлежащих их семье, и везде исполнить эту пьесу (шутка).

Замечаю, что за этой моей шуткой могут стоять большие расходы, но Лайам отмахивается, словно говоря: «Деньги ничего для меня не значат». Наверное, в другой ситуации я решила бы, что он выделывается, но сейчас, даже не могу объяснить почему, меня эти слова подкупают и кажутся, вы не поверите, ужасно сексуальными!

К моменту, когда подают основное блюдо, Лайам заканчивает интереснейший рассказ об учебе в средней школе – он стал тогда лучшим игроком в регби. Я абсолютно ничего не понимаю в этом виде спорта, даже после того, как Лайам подробно объяснил мне правила и нарисовал примерную схему игры на салфетке – настоящей полотняной салфетке! (Как это некрасиво! Правда, он сказал, что оплатит ущерб.)

Еще я узнала, что однажды сердце Лайама разбила женщина на пять лет старше его. Ему было двадцать, а ей почти двадцать пять, и она была их соседкой. За все время их романа (Лайам употребляет именно это слово, потому что эти отношения были самым большим и оберегаемым секретом в жизни моего «жиголо») они так и не открыли друг другу свои чувства. А женщина эта часто повторяла: «Ты слишком молод для меня». Или: «Ты же понимаешь, мы не можем встречаться вечно».

Но Лайам не обращал внимания на эти слова, считая, что она просто ищет логическое объяснение своей любви к человеку моложе ее. И ему казалось совершенно очевидным, что она тоже влюблена, ведь невозможно одному испытывать чувства такой силы. Кроме того, эта женщина говорила ему, что любит. Конечно, время выбиралось крайне неподходящее – она звонила часа в три ночи, жалуясь на неудачно сложившийся день, и именно тогда произносила эти три слова. Лайам так страстно мечтал их услышать, что испытывал особое наслаждение. А потом было одно и то же: он вспоминал сказанное ночью, а она все отрицала. Это было по-настоящему трагично. И, слушая рассказ Лайама, я расплакалась. А он нежно вытирал мои слезы мягкими и романтическими прикосновениями.