Последний приют - Решад Нури Гюнтекин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ремзие и вправду выглядела напуганной.
Дядька печально сидел в стороне. Его разыграли. Бедняга хотел немного выпить этой ночью, однако в бутылку с ракы добавили воду.
Но в этот день мы позабыли о всех невзгодах, которые приключились с нами. Мы походили на группу туристов.
Когда мы той ночью возвращались в отель, я спросил у Ремзие:
— Почему ты пошла на это ребячество?
— Может, из-за одиночества. А может, из-за страха?
— Может, он… — начал я.
На этот раз она не стала ничего отрицать и только ответила:
— Может. Может, решила от всего убежать и скрыться.
— У меня совершенно другие проблемы. Все жалуются на что-то, а я… Мне кажется, что должно произойти что-то хорошее. Я ведь настолько беден.
Я до этого ни с кем так долго не говорил, и мне даже стало за себя стыдно.
— Этот малыш! Все мои мысли только о нем! — добавил я.
Вокруг нас прогуливалось несколько человек. Наши друзья разошлись по своим делам. Я посмотрел по сторонам: пустые глазницы окон, свидетельствующие, что в этих развалинах когда-то очень давно жили люди. Все, словно на кладбище, выглядело бесцветным, забытым. Блуждающий в этих развалинах человек как будто попадал в другую, прошлую жизнь.
Однако отстроенный заново город жил совсем другой жизнью. В городе было четыре театра. Да, целых четыре театра! А один из них, где мы должны были выступать, находился на берегу озера.
Подкрепившись, мы все вместе прошлись по этим театрам. В одном из них находилась почти распавшаяся труппа, которая в скором времени должна была его покинуть. В другом — труппа из Битлиса[88]. Причем, весьма оригинальная труппа. Такой мы еще не встречали. Они занимались импровизацией. На Битлисском диалекте они ставили довольно серьезные произведения, произносили высокопарные монологи. Получалось что-то вроде труппы из Азербайджана, говорившей на турецком языке.
Труппа показывала пародии. Самой смешной из них была пародия на стамбульский диалект. Как мы смеялись и пародировали диалект Кайсери[89] и жителей Черноморского побережья, так они смеялись над нашим стамбульским произношением.
Второй театр представлял собой варьете. Там даже танцевали обнаженными. Это требовало особой отваги. Ведь в костюмах, под ярким светом, с музыкой пропадало все уродство. Поэтому, когда женщины танцевали, выставляя все свои прелести напоказ, собиралось больше народу, чем на знаменитый танец живота.
Дирижером оркестра был седоволосый, низкорослый араб. Сам он играл на трубе. В свое время он окончил военное музыкальное училище. А теперь еще и подрабатывал учителем музыки в местной средней школе. Управлял он своим оркестром очень оживленно и весело.
— Да, здесь у нас будет работа. Останемся, — говорили ребята. — Наверное, сможем изрядно обновить свой гардероб!
Время шло. Уже давно подошла пора отправляться в южные провинции. Но мы могли себе позволить задержаться здесь на пять-десять дней.
На следующий день мы отправились к губернатору в таком составе: я, Макбуле и Пучеглазый. Эта традиция сохранилась еще со времен господина Сервета и всегда приносила нам удачу. Мы продолжали пользоваться его именем, благодаря чему в каком бы уезде мы ни находились, губернаторы всегда вызывали нас первыми.
Этот губернатор оказался самым крепким орешком. Однако в тот день мы так его и не увидели. Потому что губернатор, его главный инспектор и высшие партийные чиновники уехали в командировку.
Выйдя оттуда, Пучеглазый стал говорить со мной, словно с губернатором.
— Ваше превосходительство знает, что такой шанс дается только раз и мы должны им использоваться. — И, немного подумав, добавил:
— Мы должны опять поступить так, как делал господин Сервет. И в тот день, когда они вернуться из командировки, им что-нибудь показать.
На том и порешили. Сразу приготовили мизансцену. Опять достали одежду из гардероба и организовали группу встречающих. Среди нас не было только Азми.
— На этот раз без меня! — отказался он.
На встрече Макбуле попалась на глаза одному молодому депутату. Однако потом его взгляд задержался на Масуме с Мелек.
Один из членов другой труппы, принимавшей участие в этом мероприятии, тихонько прошептал мне на ухо:
— Даст Аллах, увидим, на что вы способны!
Однако тем же вечером именно нас вызвали к губернатору. Он встретил нас лучше, чем ожидали. Он предоставил нам полную свободу действий и даже предложил транспорт. Сам лично проводил нас до дверей, долго прощался и давал советы.
Несмотря на это, за все время, проведенное в этом городе, мы не смогли ничего заработать. Через неделю слабые от голода, в полной нищете, мы бежали оттуда.
В маленьком городе, где мы нашли себе приют, нас застали холода. Мы хотели отправиться в путь, несмотря на погоду, однако местные жители нам сказали:
— Замерзнете где-нибудь. Дорога не из легких.
Послушав их, мы решили переждать. На этот раз еще больше замело, и мы оказались отрезаны от внешнего мира.
Глава двадцать девятая
Наконец с большими трудностями мы добрались до маленького уезда.
Начальника уезда мы встретили по дороге. Это был молодой человек, только недавно окончивший школу. К театру он не питал особых чувств. Постоянно старался держаться от нас в стороне. Однако его внимание привлекли играющие с ягнятами Масуме и Мелек. Потом он был сражен прекрасными манерами Макбуле, и, наконец, когда ходжа показал ему фотографии труппы, — он окончательно сдался.
— Ах, если бы у нас было достойное вашей труппы здание, — произнес он.
— Театр и на траве можно организовать! — ответил ему Азми.
Грузовик был готов и в любой момент мог уехать без нас. Мы вспомнили ночь в Хасанкале. И тогда Пучеглазый показал себя.
— Ну, все, больше бесплатно не работаем, — сказал он. — Что сможем, то и соберем с этих раскиданных по приграничной зоне мест. Будем ставить орта-оюну.
Мы рассмеялись.
— А разве «Румяная девушка» не подойдет? Что может быть лучше этого?
— Только нам зурна нужна!.. — произнес Пучеглазый.
— Найдем, — пообещали ему.
У Пучеглазого оказались неплохие организаторские способности. Он сразу сориентировался в сложившейся ситуации и из больших листов бумаги сделал огромный плакат, на котором большими буквами написал: «Румяная девушка. Варьете и т. п.»
Самое интересное то, что сверху над этими буквами он приписал: «Новый театр».
Когда мы спросили, к чему все это, он стал говорить о юридической ответственности:
— Раз уж за деньги, то мы должны все делать официально. Пока не напишем заявление и не получим новое
