Я шкурой помню наползавший танк - Юрий Иванович Хоба
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако мне повезло. Сегодня Верблюжья облита золотистым цветом, словно божья коровка янтарем, отчего даже зацелованные дождями до гробовой доски стены поднебесной обители выглядят наряднее приемной апостола Петра.
Впрочем, в официальных бумагах хижина именуется менее романтично – наблюдательный противопожарный пост. Помимо Татьяны здесь несут вахту её коллеги. Некоторые, правда, пытались отказаться от дежурств по причине одышки и боязни высоты, однако вскоре привыкли и теперь не видят разницы между серпантином и садовой тропинкой.
– Поначалу, – признается Татьяна, – жутковато было глядеть вниз. Отсюда контора нашего лесничества выглядит игрушкой, а река Севастьянка кажется малым ручейком… Каковы первые итоги сегодняшнего дежурства? Зафиксировала и сообщила лесной охране координаты трех возгораний почти у самой опушки. Заодно выдворена компания любителей шашлыков.
– То есть преимущества близости к небесам налицо?.. Но помогла ли вам эта близость во время бомбардировок?
– Увы… Я даже плакала от бессилия. А что оставалось делать, глядя, как реактивные снаряды уничтожают молодые боры и припойменные насаждения.
– За себя не переживали? Ведь здесь и укрыться негде…
– У нас прижился желтобрюхий полоз. Мы его не трогаем, он нам проблем не создает. Существуем, так сказать, в мире и согласии. Обычно полоз отлеживается на полянке в зарослях шалфея. Но при первых же близких разрывах он быстренько уползает под нашу хибарку. И пока не утихло, носу оттуда не высовывает. Выходит, не только мне одной страшно.
ПО СЛЕДАМ ОТГРЕМЕВШИХ СРАЖЕНИЙ
Перед восхождением к небесной обители мы с лесничим Юрием Ивановым исколесили почти всю юго-восточную часть Донецкого кряжа. И даже побывали по соседству с главной его высотой – Саур-Могилой.
Собственно, выражение «исколесили» не совсем точно соответствует характеру передвижения. Скорее всего, это плавание по штормовому морю, где роль волн исполняли колеи различной высоты и формы. Вездеход швыряло так, что я позавидовал нашему кормчему, который благоразумно отлеживался сейчас на берегу Севастьянки.
– Скажите спасибо своему ангелу-хранителю, – рассмеялся Иванов, – что не привел вас сюда сразу же по окончанию боев. Вот тогда бы вы сполна испытали всю прелесть изуродованных танками просек и визирок… А после того, как мы их пригладили прицепленным к гусеничному трактору самодельным утюгом они стали относительно пригодными и для колесной техники.
Останавливаемся передохнуть на вершине пологого холма. Чуть поодаль, в пяти минутах езды по нормальной дороге, Саур-Могила. Отсюда разрушенный мемориал едва просматривается сквозь вуаль полуденной дымки. И слава богу, что так. Иначе бы навеянное величественным пейзажем впечатление оказалось безнадёжно испорченным.
– Вон то урочище, – рассказывает лесничий, – которое по левую руку по-прежнему недоступно для нашего вездехода. Попасть туда можно лишь после хорошего дождя, когда пройдемся тракторным утюгом… А по правую от нас горельники. Их могло бы быть значительно больше, если бы мы при обстрелах отсиживались по погребам, а не тушили пожары.
Ознакомительная лекция сопровождается посторонними звуками. Это шуршат под каблуками первые опавшие листья, начавшая костенеть трава и осколки. По словам Иванова, последних на каждом гектаре Донецкого кряжа по пуду и больше. А вся эта масса покоится на осколках времен Великой Отечественной, которая тоже прошла поступью по отрогам и малым рекам Донецкого кряжа.
ПОЖАР УСТРОИЛ БЕСПИЛОТНИК
Оказывается, всё это время мы передвигались от урочища к урочищу под бдительным взором вахтенного поднебесной обители Татьяны Благодарной. Видела она и как мы свернули к лесосеке, где хозяйничала тройка чумазых лесорубов. Наверное, из-за боязни испачкать наши ладони сажей ни один из них не подал руки шефу и гостю. Да и близко парни старались не подходить. После возни с обугленной древесиной они ничем не отличались от поднявшихся из забоя шахтёров, с плеч которых при каждом шаге осыпается чёрная пороша.
– Эти сосны, – рассказывает бригадир Николай Гануленко, – могли бы радовать наших потомков и через сотни лет. – Однако война сгубила их на корню, вот и приходится валить… Почему произошел пожар?.. Где-то здесь упал сбитый беспилотник, одно крыло валяется вот в тех кустиках… Хорошо, сразу дождь пошел. Иначе бы всё урочище дымом ушло…
К разговору внимательно прислушивается появившийся на узкой визирке обутый в солдатские берцы гражданин преклонного возраста. В перевитой змеями вен руке пластиковое ведро с грибами. Хоть и засуха, а в низинах, куда подходят грунтовые воды, полно маслят. Их с гордостью старичок раскладывает на свежеспиленном пне и лезет в карман за сигаретой.
– А вот этого делать не советую, – сердито замечает лесничий. – Или вам мало того, что сгорело от снарядов? Одних только сосен погибло порядка четверти миллиона… Где, спрашивается, грибы собирать будете? На пепелище? Так они там могут появиться лишь спустя десять-пятнадцать лет. После того, как на месте горельников поднимутся новые боры.
ПАМЯТНИК ЗАГУБЛЕННЫМ СОСНАМ
Контора Артемовского лесничества выглядит нарядной не только с поднебесной обители, но и при ближайшем рассмотрении. Хотя еще совсем недавно по ней тоже прокатилась война.
– Наши люди, – с гордостью констатирует лесничий, – умеют ухаживать за молодыми насаждениями и содержать в порядке контору, хозяйственные постройки, криницу, куда за водой едут со всей округи.
Вода лесного колодца действительно бесподобна. Она, словно земной эликсир, впила в себя прохладу дубовых листьев, сладость поросших медоносами полянок и шелковистость ковыльных прядей.
Точно такой запах живой природы держится и на крыльце конторы-игрушки. Правда, здесь к нему примешивается горечь застывшей живицы, которой израненные осколками сосны залечивают шрамы. И горечь эта сродни больничной.
Я уже собрался уезжать, когда моё внимание привлекло сооружение странного вида среди покалеченных сосен.
– Это – памятник, – объясняет Юрий Иванов. – Можно сказать, самоделка. Вообще-то, памятники устанавливают знаменитым личностям, государственным мужам, павшим на поле брани воинам. А наш – дань борам, которые погибли в самом расцвете сил… В качестве исходного материала использовали то, что подобрали в окрестностях. Хвостовик реактивного снаряда, несущую ступень баллистической ракеты… Их целых три штуки подбили на подлете к Саур-Могиле.
Я хотел насобирать букет полевых ромашек, чтобы возложить его к памятнику, однако от затеи пришлось отказаться. Осенняя засуха убила в округе все цветы. Поэтому не оставалось ничего другого, как молча постоять в обществе вечнозеленых подранков, а чуть погодя окинуть прощальным взглядом едва видную отсюда поднебесную лачугу.
ПОД СОЗВЕЗДИЕМ БОЛЬШОЙ МЕДВЕДИЦЫ
Наш водитель в категорической форме выдвинул ультиматум:
– Или мы делаем перерыв в поездках вдоль линии фронта, или я уволюсь к чертовой бабушке! Надоело без выходных и праздников лицезреть смертоубийства. Дай мне возможность хотя бы зорьку-другую ничего не видеть, кроме поплавка.
– Относительно твоего желания отправиться к «чертовой бабушке», ничего сказать не могу. Я бы с удовольствием последовал твоему примеру, однако боюсь, шеф не подпишет
