Время оборотней - Александр Ковалевский

Виктор Смойлик признался на допросе, что мысль избавиться от жены пришла ему где-то полгода назад. Нанять для этого дела своего давнего приятеля Григория Мельника он решился не сразу. Просто при разговоре он как-то спросил Мельника, а смог бы тот убить человека, тот ответил, что, наверное, да, смог бы. Потом Виктор долго вел с ним переговоры, торговался за каждый доллар, вместе они и разработали безупречный, как им казалось, план убийства. Виктор обеспечил себе надежное алиби, имитация квартирной кражи по его задумке должна была сбить сыщиков с толку, вот только с ключом он прокололся. «Нужно было оставить старый ключ себе, а Гришке отдать дубликат», – сокрушался он, кляня про себя ушлых ментов, оказавшихся не такими уж тупыми, как о них рассказывают в анекдотах.

Мотивы, толкнувшие Виктора на страшное преступление, в общем-то сходны с мотивами Клайда Гриффитса из романа Драйзера «Американская трагедия», убившего беременную от него девушку только из-за того, что она стала ему помехой на пути к успеху, который его ожидал бы в случае удачной женитьбы на дочери богатого фабриканта. Виктор же предпочел жене любовницу, и еще он очень хотел иметь собственный автомобиль, на который сам заработать не мог, поэтому положил глаз на квартиру, принадлежавшую его жене. На вырученные от продажи квартиры деньги он планировал купить себе машину и на «белом коне» переехать к любовнице. При живой жене продать ее квартиру было невозможно, и Виктор решил устранить Риту, чтобы не мешала ему воплотить в жизнь мечту о личном автотранспорте.

Будучи человеком слабохарактерным, безвольным и трусливым, сам бы Виктор не решился пойти на убийство, поэтому прибегнул к помощи своего дружка-отморозка, не испытывая при этом особых моральных терзаний из-за того, что он заказал убийство матери своего малолетнего сына, которого он очень любил. Наоборот, привязанность к сыну стала для него решающим аргументом, мол, после развода он хотел остаться со своим ребенком, а Рита ему сына не отдала бы. Поэтому убийство супруги виделось ему единственным способом разрешить эту проблему.

В тот вечер, когда убивали его жену, Виктор, конечно, переживал… за своего дружка-киллера (не обманет ли, получив аванс за убийство?), и на нервной почве у него даже случился сердечный приступ. Только вот его переживания были переживаниями «твари дрожащей», страшащейся наказания за свое преступление. Мучительных угрызений совести, которая человеку лучший судья, чистосердечного раскаяния за содеянное от такого «Раскольникова» нашего времени ожидать не приходится…

Низменность мотивов Виктора Смойлика, заказавшего убийство своей жены из мелких, несоизмеримых с ценностью человеческой жизни, корыстных побуждений, потрясла Инну, которая и так терзалась из-за того, что ее «дедуктивный метод» причинил невиновному человеку столько моральных и физических страданий. Когда она спросила у Сокольского, это как же надо было пытать Дронкина, чтобы он оговорил себя в таком жутком преступлении, Сергей ответил, что лучше ей этого не знать.

– Ты мне уже говорил, что розыскникам иногда приходится прибегать к пыткам, чтобы расколоть преступника. И сказал, что оправдываешь такое насилие, если оно направлено на раскрытие тяжкого преступления, мол, на войне, как на войне. У Лабрюйера есть такой афоризм: «Наказанный преступник – это пример для всех негодяев; невинно осужденный – это вопрос совести всех честных людей». Сергей, скажи, только честно: на твоей совести есть невинно осужденные? – спросила Инна.

– Признаю, мне не раз приходилось добиваться от преступников признаний не совсем законными методами, но невинно осужденных на моей совести нет. Я понимаю, обыватели убеждены в том, что милиция ради галочки готова схватить первого попавшегося ей на глаза невиновного и зверскими пытками вынудить его сознаться в нераскрытом преступлении. Если бы это было так, то моя теща давно бы уже получила пожизненный срок за все нераскрытые в городе преступления. На самом деле липовые раскрытия никому не нужны и за фальсификацию дела ментов самих могут посадить. А ошибки, как в случае с Дронкиным, не исключены. Но как ты сама убедилась, и следователь, и я сделали все возможное, чтобы такой ошибки не допустить, – заметил он.

– Не сыпь мне соль на раны с этим Дронкиным, – вздохнула она. – В этом деле вы с Василевской показали высший класс. Куда мне, абсолютной дилетантке, тягаться с профессионалами? После этой истории я вообще не имею права считать себя детективом и мне нужно подать заявление об увольнении по собственному желанию.

– Опыт это дело наживное, а не ошибается тот, кто ничего не делает. Дронкина ты совершенно обоснованно заподозрила в убийстве. Чтобы раскрыть преступление, необходимо отработать все возможные версии. А твоя версия выглядела очень убедительно. Опера потому и проявили излишнее рвение, что были уверены в том, что Дронкин насильник и убийца. Так что нечего себя корить, ты все сделала правильно, – успокоил ее Сергей.

– Как думаешь, какое отношение имеет к этому делу «Бухгалтер», из-за которого, собственно, мы и подключились к расследованию убийства Риты Смойлик?

– К убийству – никакого. Узнав, что убита бухгалтер страховой компании «Энтерпрайз», «Бухгалтер» просто воспользовался представившимся случаем для шантажа Лукина. В своем последнем письме он так и написал: «Если через три дня не перечислишь на указанные тебе счета пятьдесят миллионов евро, снаряды начнут ложиться все ближе и ближе. Стоят ли жизни твоих родных и близких таких денег – решать тебе», – зачитал Сергей письмо шантажиста. – Угрозы родным и близким, подтвержденные реальным убийством, это намного серьезнее, чем любой компромат, и «Бухгалтер» использовал совершенное неизвестным ему на тот момент преступником убийство Риты Смойлик как свой последний, надеюсь, козырь, – сказал он.

– Тогда возникает логичный вопрос: откуда наш «Бухгалтер» узнал об этом убийстве, да еще раздобыл фото Риты? Причем он должен был быть уверенным в том, что в ближайшие три дня раскрыть ее убийство не удастся, иначе его шантаж не стоил бы и выеденного яйца.

– Самой постановкой вопроса ты на него фактически уже и ответила. Помимо сотрудников милиции и прокуратуры, об убийстве Риты знали многие – соседи, родственники, сослуживцы убитой. А вот фотографию убитой мог взять во время осмотра квартиры кто-то из следственно-оперативной группы. Или тот, кто имел доступ к первичным материалам дела, – оперативный дежурный райотдела, который регистрировал этот материал, опера угрозыска и, само собой, начальство райотдела.

– Выходит, не зря ты подозревал, что шантажистом может оказаться кто-то из твоих милицейских коллег. Ты уже вычислил этого «оборотня»? – спросила Инна.

– Думаю, что да, – ответил Сергей.

– Дедуктивным методом?

– Можно и так сказать. В сводке по убийству Риты Смойлик в списке должностных лиц, выезжавших на место происшествия, фигурирует заместитель начальника ОГСБЭП подполковник Андрей Колганов – он в тот день был ответственный от руководства райотдела. Прямой связи между ним и фотографией Риты, которую прислал Лукину «Бухгалтер», нет. Дело в самом Колганове. В девяносто седьмом этот подполковник, тогда он был заместителем начальника следственного управления города, был арестован как главарь банды киллеров, в которую входили действующие и бывшие сотрудники милиции. Мы задержали преступную группу, в состав которой входили два киллера – бывшие милиционеры «Беркута», они и сдали подполковника Колганова, дав показания, что он поручал им заказные убийства и платил за исполнение. Получив эту информацию, я, как начальник городского УУР, доложил своему непосредственному руководству – начальнику городского Управления, и вместе с ним мы задержали Колганова в его служебном кабинете. В сейфе этого «оборотня» было обнаружено оружие киллеров – два короткоствольных автомата Калашникова и в разобранном виде снайперская винтовка с оптическим прицелом. Помимо оружия он хранил в своем сейфе стеклянную трехлитровую банку, доверху набитую золотыми ювелирными изделиями, и тридцать тысяч долларов. Когда изымали эти доллары, Колганов с усмешкой мне заявил, что это не деньги, мол, он за вечер по три штуки баксов в ресторанах просаживал. И еще при задержании он сказал, что мы ничего не докажем, и вообще вел себя вызывающе, рассчитывая, очевидно, на своих высоких покровителей.

– Ну и что, доказали?

– Для ареста Колганова достаточно было изъятого у него оружия, которое он незаконно хранил в своем служебном сейфе. Он отсидел в СИЗО три года и восемь месяцев, но следствию так и не удалось доказать, что он руководил бандой киллеров. Более того, освободившись из СИЗО, Колганов восстановился на службу в милицию в прежнем звании, поскольку его вина не была установлена судом.

– Как такое может быть? – удивилась Инна.