Цареубийство 11 марта 1801 года - Николай Александрович Саблуков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец наступил роковой момент: вы знаете всё, что произошло. Император погиб и должен был погибнуть: я не был ни очевидцем, ни действующим лицом при его смерти. Я предвидел её, но не хотел в ней участвовать, так как дал слово великому князю[90]».
Вот рассказ Беннигсена:
«Я был удалён со службы, и, не смея показываться ни в Петербурге, ни в Москве, ни даже в других губернских городах, из опасения слишком выставляться на вид, быть замеченным и, может быть, сосланным в места более отдалённые, я проживал в печальном уединении своего поместья на Литве.
В начале 1801 года я получил от графа Палена письмо, приглашавшее меня явиться в Петербург: я был удивлён этим предложением и нимало не расположен последовать ему; несколько дней спустя получил приказ императора, призывавший назад всех сосланных и уволенных со службы. Но этот приказ точно так же не внушил мне никакой охоты покинуть моё уединение; между тем Пален бомбардировал меня письмами, в которых энергично выражал своё желание видеть меня в столице и уверял меня, что я буду прекрасно принят императором. Последнее его письмо было так убедительно, что я решился ехать.
Приезжаю в Петербург; сперва я довольно хорошо принят Павлом; но потом он обращается со мною холодно, а вскоре совсем перестаёт смотреть на меня и говорить со мной. Я иду к Палену и говорю ему, что всё, что я предвидел, оправдалось, что надеяться мне не на что, зато много есть чего опасаться, поэтому я хочу уехать как можно скорее. Пален уговорил меня потерпеть ещё некоторое время, и я согласился на это с трудом; наконец, накануне дня, назначенного для выполнения его замыслов, он открыл мне их: я согласился на всё, что он мне предложил. В намеченный день мы все собрались к Палену; я застал там троих Зубовых, Уварова, много офицеров гвардии[91], все были, по меньшей мере, разгорячены шампанским, которое Пален велел подать им (мне он запретил пить и сам не пил). Нас собралось человек 60; мы разделились на две колонны: Пален с одной из них пришёл по главной лестнице со стороны покоев императрицы Марии[92], а я с другой колонной направился по лестнице, ведущей к церкви[93]. Больше половины сопровождавших меня заблудились и отстали прежде, чем дошли до покоев императора; нас осталось всего 12 человек. В том числе были Платон и Николай Зубовы. Валериан был с Паленом. Мы дошли до дверей прихожей императора, и один из нас велел отворить её под предлогом, что имеет что-то доложить императору[94]. Когда камердинер и гайдуки императора увидели нас входящими толпой, они не могли усомниться в нашем замысле: камердинер спрятался, но один из гайдуков, хотя и обезоруженный, бросился на нас; один из сопровождавших меня свалил его ударом сабли и опасно ранил в голову[95].
Между тем этот шум разбудил императора; он вскочил с постели, и если б сохранил присутствие духа, то легко мог бы бежать; правда, он не мог этого сделать через комнаты императрицы, — так как Палену удалось внушить ему сомнение насчёт чувств государыни, то он каждый вечер баррикадировал дверь, ведущую в её покои, — но он мог спуститься к Гагарину и бежать оттуда. Но, по-видимому, он был слишком перепуган, чтобы соображать, и забился в один из углов маленьких ширм, загораживавших простую, без полога кровать, на которой он спал.
Мы входим. Платон Зубов[96] бежит к постели, не находит никого и восклицает по-французски: «Он убежал!» Я следовал за Зубовым и увидел, где скрывается император. Как и все другие, я был в парадном мундире, в шарфе, в ленте через плечо, в шляпе на голове и со шпагой в руке. Я опустил её и сказал по-французски: «Ваше величество, царствованию вашему конец: император Александр провозглашён. По его приказанию мы арестуем вас; вы должны отречься от престола. Не беспокойтесь за себя: вас не хотят лишать жизни; я здесь, чтобы охранять её и защищать, покоритесь своей судьбе, но если вы окажете хотя малейшее сопротивление, я ни за что больше не отвечаю».
Император не отвечал мне ни слова. Платон Зубов повторил ему по-русски то, что я сказал по-французски. Тогда он воскликнул: «Что же я вам сделал!» Один из офицеров гвардии отвечал: «Вот уже четыре года, как вы нас мучаете».
В эту минуту другие офицеры, сбившиеся с дороги, беспорядочно ворвались в прихожую: поднятый ими шум испугал тех, которые были со мною, они подумали, что это пришла гвардия на помощь к императору, и разбежались все, стараясь пробраться к лестнице. Я остался один с императором, но я удержал его, импонируя ему своим видом и своей шпагой[97].
Я много раз ходил смотреть комнату, где погиб несчастный Павел I; теперь её уже больше никому не показывают, и она постоянно заперта.
Михайловский дворец, где жил с недавних пор Павел, отдан инженерному ведомству; там помещается инженерное училище и воспитанники учатся в залах, украшенных великолепной резной и лепной работой и прекрасной живописью; между прочим, там есть двери и камины богатой, драгоценной отделки. Мои беглецы, встретив своих товарищей, вернулись вместе с ними в спальню Павла и, теснясь один на другого, опрокинули ширмы на лампу, стоявшую на полу, посреди комнаты, лампа потухла. Я вышел на минуту в другую комнату за свечой, и в течение этого короткого промежутка времени прекратилось существование Павла».
На этом Беннигсен кончил свой рассказ [98].
Теперь вот что я узнал от великого князя Константина; передам его слова с буквальной точностью:
«Я ничего не подозревал[99] и спал, как спят в 20 лет.
Платон Зубов пьяный вошёл ко мне в комнату, подняв шум. (Это было уже через час после кончины моего отца.) Зубов грубо сдёргивает с меня одеяло и дерзко говорит: «Ну, вставайте, идите к императору Александру; он вас ждёт». Можете себе представить, как я был удивлён и даже испуган этими словами. Я смотрю на Зубова: я был ещё в полусне и думал, что мне всё это приснилось. Платон грубо тащит меня за руку и подымает
