Авалинда Райс. Тьма внутри - Дана Рэйвен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ава внимательно слушала. Она не могла прочесть мысли Верховной ведьмы, но что-то подсказывало, что та говорила правду.
– Вскоре они объединили группу женщин, и те стали лечить людей, помогать нуждающимся, пользоваться знаниями о медицине. Церковь же, это скопище мракобесия и тупоголовости, быстро прибрала их к рукам. А через несколько недель суда их всех повесили. Тридцать пять человек. Молодые сильные женщины и несколько мужчин. Про их детей и родных я даже говорить не стану. Их убили почти сразу, тихо и без оглашения. Имущество ушло церкви.
От всего рассказанного что-то едкое разлилось в груди. Этейн ругала себя за излишние переживания, но сейчас не могла справиться с нахлынувшими воспоминаниями, которые разъедали душу. Она снова сделала паузу и продолжила:
– Я узнала от Эммы. Она рассказала мне всё, когда было уже поздно. Мне ничего не оставалось, как отправить этих выскочек в тюрьму. Они пробыли там месяц в беспамятстве, пока я думала, что с ними делать дальше. Они нарушили главное правило нашего Кодекса. Каким-то образом им удалось вырваться, и они наслали проклятие на тех, кто был виновен в казнях. А мы не можем так поступать. Существует много способов наказания для людей, и проклятие применяется в крайнем случае, потому что оно затрагивает все поколения: и прошлые, и будущие. Такая дисгармония нам не нужна.
Ава не могла поверить в услышанное. Она знала, что от неё веками скрывалось многое, но почему-то искать ответы не спешила.
– Нам снова удалось их поймать. И теперь я не могла ничего сделать. Их нужно было отправить на перевоспитание, отстранить от дел и провести показательную порку, чтобы остальным было неповадно. А при чём здесь ваша мать? Она и уговорила меня всё это сделать. Тогда я была противником резких решений и тем более показательной порки. Да и сейчас я не сторонник подобного. Но если потребуется, я сделаю это снова.
Этейн замолчала.
– Вы говорите «порка», но порка – это же не смерть. Их же не казнили? – спросила Ава.
– Нет, но в мире, где обычно проводится подобное, это выглядело почти как смерть. Вам снится один и тот же сон, мисс Райс. Это древняя порка за непослушание. После неё все они попали в забытье, где находятся до сих пор.
Ава слушала и боялась пошевелиться. Тело будто замёрзло и не хотело двигаться.
– Но как вы могли так поступить с ними? – наконец выпалила она. – Разве в Кодексе не написано, что мы должны помогать друг другу?
– Я не могла поступить иначе. Вы хоть понимаете, каких усилий некоторым из нас стоило выжить в тёмные времена? Столько убитых, замученных, утопленных и сожжённых заживо! Ах, простите, вы были на отдыхе в это время или просто очень молоды. Так что не нужно упрекать меня. Я прекрасно осознавала, что делала, – Этейн распалилась было, но, сверкнув глазами, всё же сдержала свой гнев. – Я не обязана вам ничего объяснять, и это всё, что вы должны знать.
– Прошу прощения, ваше превосходительство. Благодарю, что рассказали мне. Могу я идти?
Ава встала в ожидании ответа. Ей хотелось как можно скорее покинуть это место. Стыд покрыл её щёки румянцем.
– Можете. И, мисс Райс…
– Да?
– На вас всё ещё висит нераскрытое дело. Не забывайте о своих обязанностях.
– Да, ваше превосходительство.
***
Генри открыл Авалинде дверь, а после подошёл к Этейн.
– Она не в курсе, где Эмма?
– Нет, и лучше ей не знать об этом сейчас. Пусть занимается своим делом.
– Что-нибудь ещё, миледи?
– Нет, ты и так многое делаешь для меня.
– Ради вас готов на всё, – сказал он и, обратившись в пса, подошел к ней ближе и уткнулся в ногу.
Глава 26
Предательский ром
Снова неприметная дверь на Кобёрн-стрит. Ава зашла и почему-то огляделась по сторонам, прежде чем переступить порог. Её серый непромокаемый плащ с красной подкладкой, расстёгнутый наполовину, блеснул серебром, отражаясь в блестящей поверхности стекла двери. Сегодня на ней были синие джинсы и утеплённый хлопковый худи цвета пыльной розы, на ногах – удобные кроссовки.
Оказалось, такая одежда наиболее комфортна для дождливой ветреной погоды Эдинбурга. Хотя стоит заметить, современный гардероб дался ведьме не сразу. Во время своего последнего визита в город Аве приходилось носить корсеты и душные юбки.
В привычном кресле Бенджамина было пусто, а в магазинчике царил полный порядок: не было ничего, что лежало бы не на своём месте. Старик всё тут разложил по полочкам. Всё пространство съедали стеллажи со статуэтками и книгами. Аккуратно стояли пресс-папье разных видов и материалов, фигурки богов и крылатых хвостатых демонов. Старые тетради, перемотанные кожаными шнурками, лежали на полках, а маленькие и большие свечи, растаявшие в разной степени, стояли то тут, то там. Карандаши в жестяных банках переливались всеми цветами в отражении маленьких и больших зеркал, развешанных на стенах в хаотичном порядке и создающих некое подобие кривой мозаики. Единственное, чего там не было, – это лабиринта из зеркал, то есть они не висели друг напротив друга и не смотрели на двери. Бенджамин, как и другие ведьмы и прочие сущности в своём уме, никогда не шутил с зеркалами.
Все предметы тарахтели и шушукались, а с приходом Авы шум только усилился. Она сделала несколько шагов по направлению к дубовому столу и уловила шуршание в глубине комнаты. Магазинчик имел крохотное подсобное помещение с окном, выходившим во двор. Здесь старичок мог отдохнуть, поесть или просто скрыться от любопытных глаз. Там стояла древняя тахта из дуба, размера которой ему хватало с лихвой, обитая выцветшей тканью с еле заметным вышитым рисунком восточных мотивов. Раритетный экземпляр позапрошлого века.
Тахта была заботливо прикрыта красно-зелёным пледом, чтобы старик не натёр себе спину, лёжа на ней. Несколько подушек, тоже, по всей видимости, не новых, лежали сверху, создавая ощущение какого-никакого уюта.
Рядом с тахтой располагался блестящий кофейный столик чёрного дерева с трещинами, на котором стояла джезва, чашка и керосиновый светильник. На одном-единственном окне этой комнатки висела полупрозрачная гардина цвета красного вина, а тусклый свет со двора освещал комнату алыми
