Гарпия с пропеллером - Дарья Донцова

– Кто? – спросила я, поеживаясь от ледяного ветра.

– Гусь, – заверещал Генри, – то носился по маршруту Ложкино—Тверская, а сейчас отправился на Ленинградское шоссе. Что это? Почему туда?

– Закройте дверь, – закричали полковник с Аркадием, – нам холодно!

Но Генри, не слушая никого, ринулся к лестнице, причитая:

– Как же его изловить, как? Просто с ума сойти!

Я машинально проследила за орнитологом глазами. Счастливый, однако, человек. Ничего вокруг не замечает. Ни голых Аркадия с Дегтяревым, ни разгрома в холле. Он никогда не лишится рассудка, а вот я, вполне вероятно, скоро окажусь в психиатрической клинике. Впрочем, есть от чего! Два обнаженных мужика – один длинный, тощий, другой полный и коротконогий, отчаянно матерясь, тащат Банди, похожего на вырвавшегося из котла со смолой грешника. Троица собирается одновременно влезть в джакузи. Пит, конечно, будет в восторге, когда окажется в воде рядом с любимыми хозяевами. На груде битых кирпичей, прижимая к себе Черри, сидит Паша. Лицо у парня совершенно безумное, да и чувствует он себя, наверное, плохо. Иначе как объяснить тот факт, что он регулярно целует пуделиху в морду и приговаривает:

– Любимая моя! Живы остались!

Дима, вскрикивая: «Вот и хорошо, вот здорово!», топчется с обалделым видом возле ванны с остатками битума.

А по лестнице несется потерявший разум Генри с кличем:

– Все равно найду и поймаю!

И вы считаете, что в подобной обстановке можно сохранить психическое здоровье?

Но, как ни странно, следующее утро прошло вполне мирно. Ирка ни словом не обмолвилась о том, как трудно было отмыть джакузи. Аркадий с бритой головой спокойно слопал творог и усмехнулся, когда на кухню вошел полковник, тоже без волос.

Я постаралась не рассмеяться и уткнулась носом в чашку. Толстяк выглядел комично, голый череп не идет Дегтяреву. Решив подбодрить его, я прочирикала:

– Ой, как здорово! Ты стал похож на Герду!

Александр Михайлович выронил тостик:

– На кого?

– Есть такой известный трансвестит, – пояснил Кеша, – и не поймешь, кто он: мужчина или баба. Выступает в женском платье, но с бритой головой, правда, поет неплохо.

Дегтярев побагровел, но ничего не ответил, и я, испугавшись, что опять ляпну глупость, быстренько проглотила кофе и пошла к себе в спальню, звонить Асе Строковой.

Глава 27

– Слушаю, – донесся из трубки молодой голос.

– Вас беспокоит Даша Васильева.

– Да, – ответила сухо Ася.

Поняв, что она меня не припомнила, я пояснила:

– Я мама адвоката Аркадия Константиновича Воронцова.

– Дашенька! Очень рада!

– Можно к вам подъехать?

– Конечно, в любое время, жду!

Договорившись о встрече через два часа, я привела себя в порядок, завела «Пежо» и поехала на Первомайскую улицу.

Ася обняла меня и расцеловала. Для матери, у которой имеется сын-подросток, она выглядела очень молодо, больше двадцати пяти и не дать. Стройная, в джинсах, на тонкой талии широкий ремень.

– Глядя на вас, и не подумаешь, что муж торгует продуктами, – улыбнулась я.

Ася рассмеялась:

– Всю жизнь сидела на строгой диете, боюсь на лишний кусок даже посмотреть. Впрочем, похоже, вы тоже не из тех, кто лопает макароны с хлебом.

– Мне просто повезло, ем все и не поправляюсь!

– Лучше никому не рассказывайте об этом, – вздохнула Ася, – от зависти почернеют. И пирожные можно?

– Запросто.

– М-м-м, – застонала хозяйка, – молчите! Как я люблю все жареное, мучное, сладкое, жирное… Ладно, пошли чай пить. У нас кухарка делает совершенно потрясающие пирожки.

– В супермаркетах, которыми владеет ваш муж, тоже пекут вкусные плюшки из слоеного теста, – проявила я любезность.

Ася скривилась:

– Фу! Жуткая гадость! Даже не пробуйте! Сплошные консерванты, и хороши они только в горячем виде. Чуть остынут, и в рот не взять.

Честно говоря, в душе я была с ней согласна.

Пирожки, которые подали к кофе, не шли ни в какое сравнение с выпечкой из замороженного теста. Пожалуй, даже наша Катерина не способна испечь такую вкуснятину. Слопав четыре штуки, я вздохнула:

– Все. Глаза едят, а желудок полон. Наверное, я кажусь вам обжорой.

Ася улыбнулась:

– Нет, просто все, кто пробует эти пироги, не могут остановиться. Давайте покурим?

Я окончательно расслабилась. Что может быть лучше хорошей сигареты после обеда? Но мне частенько приходится отказывать себе в удовольствии. Стоит лишь вытащить пачку, как Маруська начинает демонстративно громко кашлять, а Зайка и Аркадий единодушно восклицают: «Ступай немедленно в сад!»

И приходится брести на улицу или забиваться в каморку под лестницей.

Несколько секунд я молча наслаждалась сигаретой, потом сказала:

– Не удивляйтесь странному вопросу. Вы знали женщину по имени Милена Титаренко?

Ася резко встала, от ее приветливой улыбки не осталось и следа.

– Зачем она вам?

Я обрадовалась:

– Вы были знакомы? Честно говоря, я думала, что Милена соврала, слышала где-то ваше имя и просто сболтнула.

– У меня нет никакого желания говорить об этой особе! – отрезала Ася.

На шее у нее мелко-мелко запульсировала вена, лицо внезапно потеряло свежий вид, и стало понятно, что даме хорошо за тридцать, если не за сорок.

– Мы с мужем очень благодарны Аркадию Константиновичу, – суровым голосом отчеканила Ася, – он вытащил из большой беды нашего сына. Лично вы, Даша, очень мне симпатичны, я готова дружить домами, ходить вместе в театр, ездить на пикники… Но о госпоже Титаренко говорить не стану! Хоть режьте!

Я повертела в руках пустую чашку.

– Можно поведать вам одну историю?

– Извольте, – церемонно ответила Ася.

Пока я рассказывала о том, что стряслось с Олегом и Леной Гладышевыми, хозяйка безостановочно дымила. Ася любила крепкие сигареты, и у меня в конце концов защипало в носу и заслезились глаза. Когда поток информации иссяк, Строкова вздохнула.

– Бедная женщина и несчастный ребенок! Кстати, ваша подруга лежит в больнице?

Я кивнула:

– Да, более того, она по-прежнему без сознания. Врачи только разводят руками, говорят, что последствия черепно-мозговой травмы трудно прогнозируются. Она может пройти без следа, а может…

Ася снова тяжело вздохнула:

– А где мальчик, ее сын?

– Его взяла к себе Галя Носова, ее соседка, – пояснила я, – она живет в том же доме, что и Ленка, только в другом подъезде. Лена работает в журнале, сами понимаете, занятие журналистикой не для одинокой матери, командировки, ненормированный рабочий день… Но там хорошо платят, а после смерти Олега Лена осталась практически без средств, вот и предложила Гале: та присматривает за Алешкой, а моя подруга ей платит. Лена не раз говорила, как ей повезло с соседкой: аккуратная, спокойная, по образованию учительница. Сегодня, поближе к вечеру, я поеду к Носовой и заплачу ей. Пока Лена в больнице, мой долг помогать ей!

– Долг платежом опасен, – пробормотала Ася, щелкая зажигалкой.

– Как? – не поняла я.

– Долг платежом опасен, – повторила хозяйка, втягивая едкий дым, – это мой муж Никита перефразировал таким образом пословицу: «Долг платежом красен».

– Знаю, – кивнула я, – а при чем тут опасность? И потом, я понимаю долг широко, не только как своевременное возвращение взятых у кого-то денег. Я должна заботиться об Алеше. Лена – моя близкая подруга, правда, встречались мы не очень часто, но это ни о чем не говорит. Вы предлагаете бросить мальчика? Не платить его няне? Но даже если бы я испытывала финансовые затруднения, все равно бы наскребла денег и отдала Галине! Сначала, правда, я хотела взять Алешку к нам, но потом решила, что лучше не вырывать мальчика из обычной обстановки. Он привык к тому, что мама, уезжая в командировки, оставляет его у тети Гали, и сейчас считает, что она в отъезде. Сами понимаете, никто не стал вводить ребенка в курс дела.

– Что же вы предпримете, если Лена скончается? – неожиданно спросила Ася. – Куда денете ребенка? В детдом сдадите?

Я возмутилась:

– Нет, конечно, тогда я усыновлю его. Только я абсолютно уверена, Ленка выживет, и Олег найдется, если вы поможете мне выйти на след Милены.

Ася стала складывать из салфетки кораблик. Но мягкая бумага не слушалась и мгновенно теряла форму.

– Чувство долга – это плохо, – наконец произнесла она, – я сама такая же дура, как и ты. У меня в молодости была закадычная подруга, совсем бесшабашная, Надька Ломова. Родила в шестнадцать лет непонятно от кого, а в двадцать два попала на зону. Прикинь, как мне ее жалко было! Родственников никого, дочка от «святого духа». Вот я и подумала, что мой долг Надьку поддержать. Ездила в Рязань, возила продукты, одежду. Потом она вышла и заявилась ко мне. Плакала – жить негде, ребенок в детском доме, а у нас с мужем огромная квартира, пять комнат. Мой первый супруг был сыном очень известного актера, оттуда и наше тогдашнее благополучие. Ну поселили мы ее у себя, помогли паспорт получить. Толя ее на работу устроил и даже выбил бывшей зэчке через своего отца однокомнатную квартиру. Помнишь, как это было трудно в коммунистические времена?