Невеста Темного Дракона - Ольга Пашнина

— Он жив?

— Жив, дорогая, конечно. Не волнуйся так. Возможно, это переутомление, подумаешь, небольшой обморок. Он столько в последнее время работал. Не переживай так, хорошая моя.

Когда вернулись Тхэш и отец, я готова была выслушать их, но не давала гарантий, что хочу знать то, что они скажут. Потому что Тхэш выглядел мрачным.

— Эльчонок, ты как? — Он крепко меня обнял. — Испугалась?

— Скажи, что с ним! — потребовала я и поразилась, как дрожал голос.

Мама подлила мне чая.

— Видишь ли, Элла, — осторожно начал Тхэш, — все не так просто. Ох, как бы тебе рассказать это… Хорошо. Ты ведь знаешь, что Ладон изначально не был оборотнем, так?

Я кивнула, не понимая, к чему он клонит.

— Он был влюблен в Меридию, богиню. И она сделала его драконом. Помнишь, я рассказывал?

Я снова кивнула. Ощущение чего-то нехорошего усиливалось.

— Она сделала его оборотнем не просто так. Ладон стал драконом, потому что это был единственный способ спасти его от болезни. Он был болен, и сильно. Он умирал. И Меридия посчитала, что сделать его драконом — наилучший выход. Она хотела, чтобы он жил. Дальнейшее ты знаешь. Ладон улетел, основал Драконий город. Потом научился превращаться в человека. Когда ты становишься драконом, твой организм обновляется. Но в итоге болезнь все равно возвращается, и чем чаще ты бываешь человеком, тем быстрее умрешь. В последнее время Ладон очень часто превращался…

— Из-за меня, — заканчивать не требовалось.

— Не из-за тебя, хорошая наша. Из-за того, что он сам хотел быть человеком, ему это нравилось. Нравилось проводить с тобой время, нравилось разговаривать со мной, нравилось часами бродить по лесу. Он хотел этой жизни, он ненавидел быть драконом. Я говорил, я пытался предостеречь Ладона, но, сама знаешь, он делал то, что считал нужным. Я вызову лекарей. Возможно, мы сумеем найти лекарство. Возможно, он выкарабкается. Но пока что он без сознания, и сколько это продлится, я не знаю. Мне жаль, Эльчонок, жаль, что ваша свадьба закончилась вот так. Он был счастлив. Я видел его всего пару часов назад, мы готовились к вашему отъезду.

— Поэтому у него болела голова?

Я откашлялась.

— Часто. Очень.

Тхэш кивнул.

— Элла, мы придумаем что-нибудь, найдем способ ему помочь, — сказала мама.

— Думаешь, он не нашел бы его? Если действительно меня любил, думаешь, не искал?

Молчание было красноречивым ответом.

— Об этом вы говорили?

Слезы вроде бежали по щекам, но мне было плевать.

— Он рассказал о том, что болен, без подробностей, — тихо ответила мама. — Сказал, что есть вероятность смерти. Но заверил меня, что она мала, что если это и случится, то через много лет. Он просто просил позаботиться о тебе, если вдруг что-то случится.

Я встала, не желая слушать больше.

— Элла…

— Все нормально. Я в порядке. Найдите лекарей, сделайте что-нибудь.

Медленно я побрела в спальню. Она должна была стать нашей комнатой, должна была стать моей комнатой. А вместо этого один лишь ее вид внушал мне отчаянный панический страх. Я избегала смотреть на постель. Просто помнила, куда упало платье.

Вся боль, вся ненависть сосредоточилась на этом куске шелка и кружева. Как мне хотелось сжечь все, что заставляло сердце сжиматься, так я сожгла это чертово платье! Оно горело, наполняя комнату едким дымом, горело, оставляя меня наедине со сказкой, превратившейся в реальность. Дракон и принцесса не бывают счастливы. В этой сказке дракон умирает, а принцесса ничем не может ему помочь и жалеет лишь о том, что не сказала о любви.

Я вспомнила это платье. То самое, из моих снов о Расщелине.

Часть четвертая

Жена

Два года спустя

Конфеты кончились совершенно неожиданно, и я нахмурилась. Потому что за новыми идти было лень, а Тхэш утопал куда-то с Малкольмом. Рыс дрыхнул, будить его казалось кощунственным, поэтому пришлось перебиваться без конфет, хотя в последнее время я злоупотребляла этими штуками. Организм явно требовал энергии, тратил которой куда больше, чем потреблял.

Книги, книги. Всюду книги — старые фолианты, новые издания, присланные мамой, брошюрки от отца, какая-то макулатура, найденная в замке. Сколько за эти два года я перелопатила книг? А кто знает…

Я потянулась, давая уставшей спине отдых. Стрелка часов только подбиралась к одиннадцати, а мне уже хотелось выйти прогуляться, но если не успею доделать то, что запланировала, придется сидеть до ночи. А там раскапризничается Малкольм и… В общем, сорванный режим — последнее, что мне нужно в этот день.

Мимо окна то и дело пролетал Ларан. Достигнув в росте полтора метра, этот дракон категорически отказывался жить в замке. Но ничего, приспособился и к холоду, и к слепоте, и к новому жилищу — обустроенному ангару во внутреннем дворе замка. Хорошо хоть на Рыса больше не пытался залезть. Теперь они летали исключительно наоборот, и эта дружба стала нашим любимым поводом для шуток.

— Элла! — Тхэш вполз в кабинет, стряхивая снег с куртки. — Глянь, что у нас обнаружилось!

Он потряс небольшим темным дракончиком, который весело гонялся за своим хвостом, сидя на руках у нага.

— И что это? Как ты умудрился найти птенца в такой близости от замка? Где его родители?

— Вот, — наг ткнул в меня пальцем, — его родитель.

— Вообще-то я рожала ребенка, а не дракона. Знаешь, я бы заметила.

— Вообще-то, — передразнил меня Тхэш, — если бы ты вспомнила, от кого рожала, не удивлялась бы.

Вот тут-то до меня медленно, но неотвратимо дошло…

— Это что, Малкольм? Тхэш, он что, может превращаться?

— Похоже на то.

Птенец был очень симпатичным, но никаких черт своего сына я в нем найти не могла. Хотя я и в Ладоне-драконе черт Ладона-человека никогда не находила.

— По правде говоря, я никогда о вероятности этого не думал, — признался Тхэш. — Но… Элла, это же чудесно! Ладон будет в восторге!

Он умолк, очевидно увидев мое выражение лица. И быстро принялся играть с Малкольмом, дабы отвлечь меня. Это действительно выглядело мило.

— А вот так, кстати, он на отца похож намного больше. — Я улыбнулась. — Дай его мне, я схожу к Ладону.

Я все еще верила, что, если буду с ним разговаривать, он очнется. А время утекало. И шансы были настолько призрачными, что даже Тхэш перестал ходить к нему и, думаю, мысленно уже похоронил друга.

Малкольм все равно признавал во мне маму, потому что прижимался и слегка кусался. Ему нравилось играть, и в свободное время, когда не было дел с Асбьерном и с исследованиями, я с удовольствием часами играла с ним, восполняя недостаток тепла, которое, казалось, ушло из моей жизни.

А еще он совершенно не боялся входить к отцу. В отличие опять же от меня.

Тхэшу и отцу чудом удалось превратить Ладона в дракона, дабы болезнь не убила его. Только это дало шанс на выздоровление, но подвижек не было два года, и с каждым днем я чувствовала, что груз становится все тяжелее. Малкольм рос и уже говорил, а я все еще не собралась с духом рассказать ему, почему папа спит. Хотя что бы он понял, годовалый малыш?

Зал, в котором находился Ладон, был тот самый, куда я впервые вышла из заточения в комнате. Тот, где я вылила на морду Ладону целое ведро воды. И это было еще одной причиной заглядывать к мужу куда реже, чем должна была хорошая любящая жена.

Его золотые глаза, в которых так часто полыхал огонь, были закрыты. Его спина едва-едва вздымалась, но это слабое движение, казалось, заставляло меня двигаться вперед, просматривать тонны книг, писать письма, искать хоть какой-то выход.

— Привет. — Мой голос эхом пронесся по залу.

Разумеется, он не ответил, но каждый раз я с замиранием сердца ждала хоть какого-то отклика на свое присутствие.

— Я принесла Малкольма. Знаешь, он сегодня превратился. Я не думала, что он унаследует эту особенность. И если честно, мне очень больно. Я привыкла к тебе, а этот дракон так на тебя похож, что я боюсь… вдруг я перестану его любить? Если каждый взгляд будет напоминать о тебе, что, если я перестану любить нашего сына? Ох, какой бред я несу… Прости.

Вытерла слезы, набежавшие совершенно непрошено. И отправила Малкольма гулять по спине отца. Тот, довольный новым развлечением, тут же принялся чесаться о шипы и бегать по спине туда-сюда, при этом крылья сына были широко расставлены, будто он собирался вот-вот взлететь. А сама я уселась у морды Ладона, положив руку ему на нос.

— Проснись, а? Тоскливо так. И что мне делать с сыном? Я же его воспитаю мямлей, нюней и маменькиным сынком. Ему нужна твердая мужская рука. А теперь, похоже, и хвост. Твердый драконий хвост. И Тхэш по тебе скучает. Ты его прости, что не заходит. Женщине плакать позволительно, а ему легче не думать об этом вовсе. Мама в письме о тебе спрашивала недавно. То ли волнуется, то ли так, из вежливости…