Кукловод - Андрей Троицкий

По раскисшей дороге к правлению подполз «газик» защитного цвета с брезентовым верхом, остановился рядом с «Нивой». От чердака по прямой метров сто с небольшим. То ли от внезапного волнения, то ли от резких порывов ветра, залетавших на чердак, на глазах Акимова навернулись слезы. Он положил автомат, протер глаза ладонями.

Теперь он видел, как распахнулась дверца машины, с водительского места вылез человек в солдатском бушлате с меховым воротником и серой солдатской шапке. Человек встал спиной к Акимову, хлопнул дверцей, расправил плечи.

Акимов щурился, стараясь понять, что это за человек. Назаров? Ветер дул прямо в лицо, мешал разглядеть человека. Человек повернулся в пол-оборота к Акимову.

Он или не он? Акимов щурился, напрягал глаза…

Из кузова грузовика Величко хорошо видел, что происходит внизу. Собаки уничтожили горячую, как огонь, кашу за несколько мгновений. Но Величко не терял времени понапрасну. Он схватил автомат, стоявший в углу кузова, решив стрелять одиночными выстрелами.

Что ж, он лишился раннего завтрака, но зато получит удовольствие иного характера. Величко прицелился в черного кобеля, медленно надавил пальцем на спусковой крючок.

Выстрел. Пуля вошла в бок собаки. Кобель подскочил, пронзительно завизжал от боли. Но тут же повалился на бок, дернулся и испустил дух. Другие собаки бросились в стороны. Но отбежали не далеко, всего на десяток метров. Голод поборол страх. Псы застыли на месте, повернули морды назад. Величко прицелился в длинного худого пса, серого, с темным пятном на боку.

Еще выстрел. Кровь брызнула по сторонам. Собака подскочила, завизжала пронзительно, тонко. Завертелась на месте, словно хотела укусить собственный хвост. Величко несколько раз пальнул по отступавшим к склону оврага собакам.

Ему стала нравиться жестокая бойня, он вошел во вкус. Так раздухарился, что забыл о ноющем желудке, о пропавшей каше. Забыл обо всем на свете. Он спрыгнул с кузова вниз, стал карабкаться вверх по склону оврага. Еще десяток диких псов он пристрелит наверху.

Глава шестнадцатая

Акимов, лежа на чердаке, наблюдал через прицел автомата за мужиком в солдатском бушлате и шапке. Человек все топтался возле «газика» и никак не хотел повернуться к нему лицом. Назаров или не он? – не мог решить Акимов. Он волновался, пыхтел от напряжения, вытирал рукавом пот.

И тут раздались эти выстрелы. Один, второй…

Акимов чуть не раскрыл рот от неожиданности. Кто стреляет? Выстрелы, сухие, как треск обломившихся старых сучьев, продолжались. Мужик в бушлате полез в кабину «газика», вытащил ружье. Подумав секунду, бросился к дому старухи Игнатьевны, но не успел добежать до крыльца. Навстречу ему спешили погонщики скота, одетые, с двустволками на плечах и кнутами в руках.

На ходу мужики о чем-то переговаривались, махали руками. До Акимова долетели слова неразборчивые отрывистые слова, матерная брань. Мужики, видимо, не собирались расставаться с угнанным скотом. Они побежали к правлению, где оставили коров. Человек в бушлате, так и не повернувшись лицом к чердачному окну, побежал следом, подлез под перекладины, перегораживающую дверной проем, исчез из виду.

Сердце Акимова подсказывало – это Назаров. А вдруг не он? Эта мыслишка точила и точила мозг. Мужики сняли перекладину, стали выталкивать коров наружу кнутовищами и пинками. Животные, уставшие от долгого перехода, выходили неохотно.

А выстрелы все не смолкали. Теперь Акимов слышал не только пальбу, но и тонкий собачий визг. Что за черт? Что могло произойти? Величко? Разумеется, он. Только от кого отстреливается?

– Что это за пальба? – снизу спросил Галим.

Акимов заскрипел зубами. Он был зол на Величко, испортившего бессмысленной пальбой всю малину, обосравшего всю масть. Еще сильнее сердился на самого себе. По походке, по движениям он просто обязан был узнать человека, встречи с которым ждал столько лет.

– Хрен разберешься, что за пальба, – процедил Акимов. – Мать его, сволочь…

Стадо коров, голов в сорок, пестрой масти, уже топталось на площадке возле правления. Погонщики все тут, отвязывают от забора лошадей, спешат смыться. Верно, им показалось, милиция на хвосте. А мужик в солдатском бушлате все не появлялся из правления. Что он там, коровьи лепешки подсчитывает? Что ж, эта арифметика – занимательная. Акимову оставалось лишь материться про себя и плеваться от злости. Обидно до слез, до боли.

Дальние выстрелы стали реже, но совсем не прекратились. Что ни минута – пах, пах. Один из мужиков побежал к дому старухи, вспомнил, что оставил там рюкзак. Другой вскочил в седло.

И тут из правления вышел человек в солдатском бушлате. В дверях снял шапку, провел рукой по мокрым от пота, слежавшимся курчавым волосам. Назаров. Ошибки нет, это он.

Акимов прицелился, но не в голову, тут надо бить наверняка, прицелился в живот. Плавно спустил курок. Выстрел оказался громким, как взрыв гранаты. В эту секунду Назаров шагнул в сторону, пуля врезалась в стену. Полетела по сторонам сухая штукатурка.

И тут все пришло в движение. Коровы, напуганные выстрелом, беспорядочно задвигались, замычали. Назаров быстро оценил обстановку. Он повесил ружье на спину. Согнувшись в три погибели, прятался за коров и перебирал ногами. Акимову показалось, его шапка появилась из-за коровьей спины на другой стороне улицы. Он выстрелил по шапке, но та пропала. Пуля вошла точно в коровье ухо. Животное захрипело, повалилось на бок, перевернулось на спину, распугав других коров. Акимова не видно.

Мужик на лошади скинул с плеча ружье, повернулся к чердачному окну, но не успел даже прицелиться. Галим срезал всадника выстрелом из двух ружейных стволов. Пара картечин попала в бок лошади. Черная кобыла заржала от боли, встала на дыбы, стремясь сбросить с себя человека. Но не смогла, ноги всадника сидели глубоко в стременах. Лошадь перепрыгнула забор старухи, поскакала в степь, унося мертвеца на спине. Труп продержался на лошадиной спине минуту, наконец, сорвался вниз. Тяжело плюхнулся на землю.

Другой мужик перепрыгнул забор, нашел укрытие за домом старухи. Галим переломил ружье, вытряхнул стреляные гильзы, вставил патроны в патронник. Он взвел оба курка тыльной стороной ладони. Высунулся из окна, стал водить ружейным дулом из стороны в сторону. Никого.

– Переходи к другому окну, – крикнул Акимов. – Держи бабкин дом.

– Понял, – отозвался Галим.

Он перебежал к соседнему оконному проему, присел, выставив вперед ствол.

Назаров пробирался на карачках под животами коров к своему «газику». Нужно непременно добраться до машины. Бежать в степь на своих двоих – слишком опасно, могут догнать. Назаров сбросил на землю стеснявшее движения ружье. Он привстал, потянул на себя ручку. Дверца открылась. Назаров заполз в салон, лег на передние сидения, вставил ключ в замок зажигания.

Коровье стадо на площади немного поредело, но все рано проехать сквозь него едва ли возможно. Нужно уходить не через улицу, рулить напрямик, через бабкин огород. Акимов видел, как открылась дверь машины. Он ожидал этого маневра. Когда двигатель машины заработал, Акимов дал одна за другой три короткие очереди. Пули пробили передние стекла, наделали дырок в брезентовом верхе автомобиля.

Акимов оглянулся к рюкзаку, вытащил снаряженный рожок.

– Ну, все, – прошипел он. – Держите меня за гланды.

Этой секунды Назарову хватило, чтобы незаметно выбраться из машины. На карачках, под прикрытием коров, он пополз вдоль улицы, свернул на противоположную сторону. Акимов выпустил по «газику» две длинные очереди, превратив машину в решето, задел очередью "Ниву.

Из простреленных бензобаков полилось горючее. Авось, пуля рикошетом заденет Назарова, решил Акимов. Он снова поменял рожок. Еще очередь, еще… Пули выбили искры из металла, вспыхнул разлившийся бензин, резво принялся, огонь перекинулся на бензобак. Через пару секунд «газик» взорвался. Заднюю часть машины подбросило вверх. Брезент вспыхнул, как вощеная бумага. Столб огня переметнулся на «Ниву». Через минуту машина напоминала огромный факел.

Назаров, защищенный коровами, дополз до изгороди на противоположной стороне улицы, юркнул в щель между жердинами. Прополз по кочковатому, пустому огороду. Поднялся на ноги, бросился вперед, достигнув угла дома. А дальше, что есть силы, припустил бегом в степь.

Когда одна за другой взорвались машины, стадо и без того напуганных коров ошалело помчалось по улице. За какую-то минуту площадь перед правлением опустела. Ни людей, ни животных. Лишь горящие автомобили пускали в небо черные столбы дыма.

Акимов поменял рожок, через люк спрыгнул вниз. Галим застыл у оконного проема, держа на прицеле бабкин домишко.

– Вроде хана Назарову, – сказал Акимов. – В своей тачке спекся. До хрустящей корочки. Надо бы сходить, глянуть.

– Не сейчас, – ответил Галим. – Там в доме Игнатьевны один человек. И другой гад за домом прячется. У обеих ружья. Нас подстрелят.