Девятнадцать минут - Джоди Пиколт

— Почему? — спросил он.

Она села рядом с ним, обхватив руками колени.

— Я делаю это не для того, чтобы тебя обидеть.

— Ты с ними такая ненастоящая.

— Я всего лишь не такая, как с тобой, — сказала Джози.

— Я так и сказал: ненастоящая.

— У реальности есть разные стороны.

Питер фыркнул:

— Если тебя этому научили эти придурки, то это лажа.

— Они меня ничему не учат, — возразила Джози — я с ними, потому что они мне нравятся. Они веселые и интересные.

Когда я с ними… — Она резко замолчала.

— Что? — спросил Питер.

Джози посмотрела ему в глаза.

— Когда я с ними, — сказала она, — я нравлюсь людям.

Питер не подозревал, что перемены могут быть настолько разительными: когда в один момент вместо желания убить кого-то появляется желание убить себя.

— Я не позволю им больше издеваться над тобой, — пообещала Джози. — Это ведь хорошо, правда?

Питер не ответил. Дело было не в нем.

— Я просто… я правда не могу теперь с тобой общаться, — объяснила Джози.

Он поднял голову.

— Не можешь?

Джози встала, повернувшись к нему спиной.

— Пока, Питер, — сказала она и ушла из его жизни.

Можно почувствовать, когда на тебя смотрят. Это как тепло, поднимающееся от асфальта в жаркий день, как булавка в поясе юбки. И необязательно слышать, о чем там шепчутся, чтобы понять — они говорят о тебе.

Я часто стояла перед зеркалом в ванной, пытаясь понять, на что они смотрят. Я хотела понять, что заставляет их оборачиваться, что во мне такого особенного. Сначала я не понимала. Но есть, это была просто я.

Но однажды, посмотрев в зеркало, я поняла. Я смотрела в собственные глаза и ненавидела себя, возможно, так же сильно, как и все они.

В тот день я поняла, что они. наверное, правы.

Десять дней спустя

Джози дождалась, пока из маминой спальни перестанут доноситься звуки телевизора — она смотрела ночное шоу Джейя Ленно, а не Дейвида Леттермена,[15] — и повернулась на бок, чтобы смотреть на светящиеся цифры электронного будильника. Когда он показал два часа ночи, она решила, что уже безопасно, отбросила одеяло и встала.

Она знала, как незаметно спуститься вниз. Она уже несколько раз делала это, чтобы встретиться с Мэттом на заднем дворе. Однажды ночью он прислал ей на телефон сообщение «Нужно немедленно встретиться». Она вышла к нему в пижаме, и когда он прикоснулся к ней, ей действительно показалось, что она тает.

На лестнице скрипела только одна ступенька, и Джози предусмотрительно ее перешагнула. Оказавшись внизу, она перебрала стопку дисков, нашла нужный — ей не хотелось, чтобы мама видела, как она его смотрит. Затем включила телевизор, приглушив звук настолько, что пришлось наклоняться к динамикам, чтобы что-то расслышать.

Первой на экране появилась Кортни. Она подняла руку, закрываясь от того, кто снимал. Несмотря на это она смеялась, ее длинные волосы закрывали лицо, как шелковая шаль. За кадром послышался голос Брейди Прайса:

— Скажи что-то для «Девочки отрываются», Кортни.

На мгновение картинка потеряла резкость, а затем появился именинный пирог с надписью «С днем рождения, Джози, Камера обвела лица присутствовавших, включая Хейли Уивер, которая пела для именинницы.

Джози остановила запись. Там были и Кортни, и Хейли, и Мэдди» и Джон, и Дрю. Она прикасалась пальцем ко лбу каждого из них, и каждый раз экран отзывался крошечным электрическим разрядом.

В ее день рождения они ходили на пикник возле пруда Сторз. Ели хот-доги, гамбургеры и сладкую кукурузу. Она забыли кетчуп, и кому-то пришлось ехать обратно в город, в магазин. Кортни подписала открытку: «Лучшие подруги навсегда», хотя Джози знала, что месяцем раньше она написала то же самое в открытке для Мэдди.

К тому времени, когда изображение опять мигнуло и на экране появилось ее собственное лицо, Джози уже плакала. Она знала, что будет дальше, она помнила эту часть. Камера отдалилась, и в кадре появился Мэтт. Его руки обнимали сидевшую у него на коленях Джози. Он был без рубашки, и Джози помнила, какой теплой на ощупь была его кожа, когда он прижимался к ней.

Как можно быть таким живым, а потом вдруг в один момент все останавливается — не только твои сердце и легкие, но и твоя медленная улыбка, когда левый уголок рта поднимался быстрее правого, тембр голоса и привычка дергать себя за волосы, когда делаешь задание по математике?

— Я не могу жить без тебя, — часто говорил Мэтт, и теперь Джози понимала, что ему не придется этого делать.

Джози не могла сдерживать рыдания, поэтому закрыла рот кулаком, чтобы не шуметь. Она смотрела на Мэтта на экране так, как изучают неизвестное животное, словно необходимо запомнить его, а потом рассказать всему миру о своем открытии. Ладонь Мэтта лежала на ее голом животе, а большой палец теребил край верхней части ее купальника. Она смотрела на другую себя, которая, покраснев, оттолкнула его.

— Не здесь, — сказал ее голос, странный голос, который не вызывал у Джози ассоциаций с собственным голосом. Так всегда бывает, когда слышишь себя в записи.

— Тогда давай пойдем в другое место, — сказал Мэтт.

Джози сунула руку под пижамную куртку. Она положила собственную ладонь себе на живот. Она отставила большой палец, как это делал Мэтт, чтобы ладонь повторила линию ее груди. Она попыталась представить, что это он.

Он подарил ей золотой кулон на тот день рождения, и она не снимала его почти шесть месяцев, прошедших с того дня. На записи Джози была с кулоном. Она вспомнила, как смотрела в зеркало, когда Мэтт застегивал его на ее шее, оставив отпечаток своего пальца на обратной стороне. Тогда это показалось ей настолько интимным, что несколько дней она делала все возможное, чтобы этот отпечаток сохранился как можно дольше.

В ту ночь, когда Джози встретилась с Мэттом на собственном заднем дворе, под луной, он смеялся над ее пижамой, украшенной изображениями Нэнси Дрю.

— Что ты делала, когда получила мое сообщение? — спросил он.

— Спала. Зачем тебе понадобилось видеть меня посреди ночи?

— Чтобы точно тебе присниться, — ответил он.

На видео кто-то окликнул Мэтта по имени. Он обернулся, улыбаясь. Джози подумала, что у него зубы, как у волка. Острые, невероятно белые. Он поцеловал Джози в губы.

— Сейчас вернусь, — сказал он.

«Сейчас вернусь».

Она опять нажала паузу, как раз когда Мэтт встал. Затем подняла руку и сорвала кулон с тонкой золотой цепочки. Расстегнув молнию на одной из диванных подушек, она сунула цепочку с кулоном поглубже в середину набивки.

Джози выключила телевизор. Она представила, что Мэтт навсегда останется в таком положении: в нескольких сантиметрах от нее, и она все еще может протянуть руку и удержать его, несмотря на то что DVD-плеер отключится прежде, чем она успеет выйти из комнаты.

Лейси знала, что молоко закончилось. В то утро они с Льюисом сидели, как зомби, за кухонным столом, и она завела разговор.

— Я слышала, что опять будет дождь. У нас нет молока. Адвокат Питера звонил?

Лейси убивало то, что она не сможет навестить Питера еще целую неделю — тюремные правила. Ее убивало то, что Льюис и вовсе ни разу не ездил к Питеру. Как она могла заниматься повседневными делами, зная, что ее сын сидит сейчас в камере, меньше чем в двенадцати милях отсюда?

Бывают моменты, когда события твоей жизни становятся цунами: Лейси знала об этом, потому что однажды ее уже накрывало волной горя. Когда такое происходит, ты спустя несколько дней оказываешься неприкаянным на незнакомом берегу. И единственное, что ты можешь делать, — это подниматься вверх по склону, пока у тебя еще есть силы.

Именно поэтому Лейси и оказалась в магазине на заправке, покупая пакет молока, хотя внутренний голос говорил ей забраться под одеяло и уснуть. Это было не так легко, как может показаться: чтобы купить молока, ей пришлось выезжать из гаража сквозь толпу репортеров, которые хлопали по окнам и загораживали дорогу. Она была вынуждена убегать от фургона, который следовал за ней до шоссе. И в результате она расплачивалась за молоко на заправке в Пурмонте, штат Нью Гемпшир, где бывала очень редко.

— Два доллара пятьдесят девять центов, — сказал кассир.

Лейси открыла кошелек и достала три долларовые банкноты. И тут она заметила небольшую написанную от руки табличку. «Фонд помощи жертвам выстрелов в Стерлинг Хай», — прочла она. Рядом стояла пустая банка из-под кофе для пожертвований.

Ее начало трясти.

— Понимаю, — сочувственно сказал кассир, — Такая трагедия.

Сердце Лейси билось так сильно, что, казалось, кассир сейчас услышит.

— Невольно думаешь о родителях, правда? В смысле, как они могли ничего не знать.