Брошенные машины - Джефф Нун

— Я сбилась с дороги?

— Ага. Давай я буду играть за всех: и за чёрных, и за белых. А ты будешь только Алисой, ага?

Я кивнула.

Тапело передвинула чёрную королеву по диагонали. Я сдвинула белую пешку на две клетки вперёд. Вот так и вышло, что мы стали играть. Мы с Тапело играли в шахматы. В круге света от лампы, в дешёвом гостиничном номере, по заранее расписанным ходам.

Алиса становится королевой и тут же теряет свою корону. Я лежала, читала книжку. Эту старую потрёпанную книжку с пожелтевшими страницами, в рваной обложке. Я помню, Анджела очень любила «Алису». Все эти безумные выдумки и заключительное стихотворение. Самую последнюю строчку, вопрос.

Жизнь, это что, как не сон?

И дальше — несколько пустых страниц, до конца книжки. И на этих пустых страницах, только в этой конкретной книжке, кто-то дописал от руки ещё одну главу. Аккуратным, красивым почерком. Может быть, Джейми, тот мальчик из театра? Не знаю.

Это воображаемое окончание истории про Зазеркалье. Глава тринадцатая.

Алиса часто просыпалась посреди ночи…

Алиса часто просыпалась посреди ночи и вспоминала приснившиеся ей сны; только они были бледными и какими-то слабенькими, эти сны, по сравнению с теми видениями в зеркале. За ночь дом остывал, было холодно и темно, и вот, в этом холоде и темноте, девочка потихоньку спускалась в гостиную и прижимала ладонь к зеркальному стеклу. Там был паучок. Паучок плёл на зеркале паутину, словно чтобы ловить мотыльков и мух, проникающих с той стороны. Но как бы она ни старалась, Алиса, у неё больше не получалось сделать так, чтобы рука прошла сквозь стекло. Её отражение насмешливо улыбалось из зеркала. Но вот в одну из ночей, когда ей снова приснился самый обыкновенный сон, такой обычный, что он и вовсе не походил на сон, Алиса вдруг оказалась в гостиной, перед большим зеркалом, хотя и сама не заметила, как она туда попала. И зеркало таяло, как туман, и теперь её рука без труда прошла сквозь стекло.

А через пару минут Алисин папа проснулся в холодном поту. Его сердце бешено колотилось в груди. Что-то его разбудило — какой-то шум. Он подумал, что надо пойти и проверить, все ли в порядке с Алисой. Но девочки в комнате не было. Алисин папа спустился в гостиную. Странные тени скользили по стенам и потолку: тени как будто шептались друг с другом. Он уже собрался закричать и позвать на помощь и вдруг увидел, как из зеркала высовывается рука. Маленькая и тоненькая рука. Рука ребёнка. Это была Алиса. Вслед за рукой показалось лицо, все облепленное паутиной. Алиса сделала ещё шаг, но не смогла выйти из зеркала — она застряла точно на середине между двумя мирами.

Её папа не верил своим глазам. Он схватил дочку за руку, потянул и всё-таки вырвал её из холодной зеркальной хватки. Потом он взял со стола тяжёлое каменное пресс-папье. Алиса пыталась ему помешать, но тщетно. Вне себя от ярости, охваченный страхом, папа швырнул камень в зеркало.

Раздался жуткий вопль. Истошный крик боли — из разбитого зеркала. Осколки рассыпались по полу. Алиса бросилась к ним, попыталась собрать. Ей надо было собрать их все, если получится. Вставить обратно в раму. Слезы текли по её щекам, стекло резало пальцы. Отец обхватил её обеими руками и потащил прочь из комнаты, не обращая внимания на её протестующий крик. Только теперь Алиса почувствовала боль. Только теперь.

Все руки у девочки были в крови.

Мы не сумели закончить игру. Что-то было не так. И мы не смогли завершить эту партию. Что-то было не так, несмотря на ударную дозу «Просвета». Белая пешка не дошла до восьмой клетки. У меня всё плыло перед глазами, и доска словно таяла и изгибалась, принимая какие-то невообразимые формы, прямые ряды и колонки клеток извивались и скручивались, и каждый раз белая пешка оказывалась не там, где должна была быть. И даже Тапело, играя белыми, не смогла закончить игру. Алиса так и не добралась до последней клетки и не смогла стать королевой.

Я заснула, но проспала очень недолго. Что-то меня беспокоило, что-то внутри. Вроде бы мне ничего не приснилось, но что-то меня разбудило. Я лежала в темноте и слушала, как Тапело тихо дышит во сне.

Окно тускло поблёскивало зелёным. Это были отсветы неоновой вывески через дорогу. Я встала с постели, подошла к окну, выглянула на улицу. Потом повернулась к зеркалу. Взялась обеими руками за раму.

Сняла зеркало со стены.

Там была дырка, в стене. И из неё выбивался луч света.

Я поставила зеркало на пол. Ещё пару минут постояла, глядя на этот свет, льющийся в комнату через дырку. Потом приникла к ней глазом. Я приникла к ней глазом и заглянула туда. Зеркала с той стороны больше не было, и теперь я увидела, что там, в соседнем номере.

Там горел свет, так что всё было видно. Это был точно такой же номер, как и у нас. Только у нас было две односпальные кровати, а там — одна двуспальная. На кровати лежал человек. Мужчина. Он был голый и лежал на боку. Прямо на покрывале. Он лежал неподвижно. Рядом с кроватью стояло зеркало. Как будто мужчина в него смотрелся. Вот только рама была пустой. Осколки зеркала были рассыпаны по всей кровати, по неподвижному телу. На ногах и в паху, на животе и груди, на руках и на шее — зеркальная россыпь. Я не знаю, сколько он там пролежал. Струйки крови растеклись по телу. Его руки, его ладони и пальцы… на них было страшно смотреть. Алое месиво развороченной кожи и мяса. Свет, отражавшийся от осколков, сам бился вдребезги, и всё тело как будто искрилось, и воздух дрожал зыбким маревом.

Мужчина лежал на боку, лицом в мою сторону. Как если бы он смотрел на меня. Как если бы… И мне волей-неволей пришлось представить эти последние мгновения, когда он взял самый длинный осколок…

4

Я открыла глаза. Оказалось, что я сижу, привалившись головой к боковому окну. Мои руки лежат на руле. Что-то загородило свет, с той стороны. Я подняла глаза. За стеклом был Павлин. Он постучал в окно согнутым пальцем и открыл дверь. Хендерсон и Тапело стояли чуть поодаль. Они обе смотрели на меня. Павлин что-то сказал. Я не знаю, что именно. Я не помню, как я очутилась в машине, на стоянке за отелем. На водительском месте. Что я тут делала, сидя за рулём: спала, или грезила наяву, или пыталась придумать какой-нибудь побег? Только куда мне бежать? Теперь уже — некуда. Все позади. А потом Павлин взял меня за руку и помог мне выйти из машины.

Мы проехали через центр города. Это было то странное время дня, когда все, кому надо, уже добрались до работы, и пустынные улицы кажутся совершенно бессмысленными и заброшенными. На какой-то из улиц из-под сливной решётки валил густой пар. Мы проехали сквозь это белое облако, и там, в клубах пара, я увидела человека — серая призрачная фигура, словно сама сотканная из тумана, проплыла мимо и как будто рассеялась и пропала.