Чужая жизнь - Лариса Васильева

Сотни мыслей одновременно проносились у него в голове. До начала улицы Димка долетел за пять минут, а потом из-за километровой пробки пришлось припарковать машину у обочины и бегом по тротуару добираться до перекрестка.

Увиденное повергло его в дикий ужас. Машина стояла на колесах, но помятый верх и вывернутые двери свидетельствовали о том, что она перевернулась и не раз.

КамАЗ, стоявший рядом, выглядел практически неповрежденным. Трупов вокруг не было. Значит обошлось.

Димка выдохнул.

Подойдя к сотрудникам полиции, он представился, и они ему рассказали, что его жена доставлена в первую городскую больницу. О характере повреждений и полученных травмах они ничего толком не объяснили, уточнили только, что его жена садилась в машину скорой помощи самостоятельно.

На его вопрос она ли виновата в аварии, сотрудники пояснили, что его жена двигалась на зеленый свет светофора и пыталась уйти от мчащегося на неё КамАЗа. То есть выходило, что она ни при чем. Странно?

– Кстати, ваша жена была не одна. – Уточнил один из инспекторов. – Её спутнице повезло меньше, потому что именно на её сторону пришелся основной удар. До её родственников мы не смогли дозвониться. – Сотрудник полиции достал пакет с телефоном, вероятно принадлежавший женщине, сидевшей в машине рядом с Катей. – Может, вы знаете такую? Судя по документам, найденным в сумочке пострадавшая некая Самойлова Мария Игоревна, восемьдесят седьмого года рождения.

– Кто? – Димку даже пот холодный прошиб, едва только инспектор произнес имя Маши. – Я…а…да. Я её знаю. И где она?

– Она в той же больнице, что и ваша жена. Я уже говорил, что она больше пострадала, но ей окажут необходимую помощь. Пройдемте в машину, мне нужно, чтобы вы подписали несколько документов, а когда мы закончим работу, вам нужно будет вызвать эвакуатор.

Занимаясь текущими делами, у Димки не выходили из головы мысли о Маше. Насколько она пострадала и всё ли с ней будет в порядке.

Когда по Машиному телефону позвонила её мать, сотрудники полиции объяснили ей то же самое, что и до этого Димке. Что с пострадавшей произошло, и куда её отвезли.

Уладив все необходимые формальности и доставив битую машину на стоянку, Димка и сам поспешил в больницу. В санпропускнике ему объяснили, где в настоящий момент находится его жена и Рожковский действительно нашел её в одном из коридоров перед закрытыми дверями в операционную. Она сидела на кушетке, стоявшей вдоль стены, и она была не одна. Рядом с ней сидела её мать, а немного поодаль на другой кушетке мать Маши. Отца Кати в больнице не было.

Едва только Димка появился, как Зинаида Евгеньевна подняла на него заплаканные глаза и негромко, стараясь не нарушать тишину больницы, потребовала, чтобы тот убирался. Она обвинила его всех смертных грехах, заявив, что он один виноват в несчастьях, свалившихся на её девочку.

– Где находится Маша? – Дав женщине, выговорится, Димка осторожно сел с ней рядом. Он был убит горем не меньше матери и, вероятно, его расстроенное лицо немного смягчило крутой нрав Зинаиды Евгеньевны.

Женщина не ответила и только молча, кивнула на двери операционной.

– Насколько все серьёзно? – выдохнул Димка.

– Очень серьезно. – Не менее убитым голосом, вместо женщины, ответила Катя.

– А с тобой я вообще не хочу разговаривать. – Прошипела Зинаида Евгеньевна на девушку.

– Послушайте, милочка, – оборвала её Катина мама, Елена Николаевна, – мы сейчас все на взводе, но это не повод грубить друг другу.

– Всё не просто серьёзно, – бесцветным голосом произнесла Катя, не обращая внимания на недовольные реплики женщин, – всё просто катастрофически. – Она покачала головой. – Кошмарно.

– Как вы попали в аварию? – Димка посмотрел на жену, испытывая ненависть за то, сколько бед она ему причинила.

Она только пожала плечами.

– Я не помню. Всё произошло быстро.

– Ты пыталась избежать столкновения?

Но Катя опять пожала плечами. Она выглядела ужасно. Бледное лицо с потеками туши под глазами, заклеенная рана на лбу и следы крови на пальцах рук. Но она была живой и невредимой в отличие от Маши, которая в настоящий момент находилась на волоске от смерти.

– Если с Машей что-то случится…, – Димка покачал головой не в силах закончить сказанное.

Катя посмотрела на него таким взглядом, что у Рожковского сердце оборвалось.

– Мне жаль, – произнесла она, и это прозвучало многозначительнее любых слов. Словно уже ничего нельзя сделать.

Несколько долгих часов, показавшихся вечностью, они провели в коридоре, ожидая новостей, а потом вышел доктор и сказал, что они сделали всё, что могли. Машу переведут в реанимацию, но она находится в крайне тяжелом состоянии.

Они остались дежурить перед дверями реанимации. Даже Катя не ушла, хотя выглядела она хуже некуда.

– Ты бы хоть глаза вытерла. – Посоветовал ей Димка.

– Не хочу. – Девушка покачала головой. Она сидела неподвижно, в одной позе, со стеклянными глазами, смотря в никуда, и она выглядела такой подавленной, что Димкино сердце невольно вздрогнуло.

– Как Маша оказалась в твоей машине? – Он наклонился к её уху, чтобы окружающие не смогли услышать их разговор.

– Мы хотели поговорить. – Катя отвечала нехотя, словно через силу выдавливания слова.

Димка нахмурился.

– И о чём же?

Катя покачала головой, не находя слов, чтобы ответить.

– Какое это сейчас имеет значение.

– Представь себе, имеет. – Димка сдерживался, чтобы не поколотить жену. Из-за неё Маша попала в аварию, находится на грани жизни и смерти, а она ещё отвечать не хочет.

– Дим, не трогай меня сейчас, пожалуйста, – взмолилась Катя, – мне и без твоих расспросов нехорошо.

Димка поморщился, но расспросы прекратил. На Катю действительно было больно глядеть, впрочем, как и на Машину маму. Они вдвоём выглядели такими жалкими и потерянными…. Только вот Зинаида Евгеньевна переживает за свою дочь, а Катя только за себя. Она ведь всегда была эгоисткой. Рожковская, скорее всего, думает, что если Маша умрёт, то ей грозит срок.

Димка не спешил радовать жену, что она не виновата в аварии. Пусть помучается.

На ночь в больнице они остались в прежнем составе, даже Катина мама не поехала домой. Они все нервничали, пили много кофе, изо всех сил борясь со сном и усталостью.

А под утро, когда они уже были обессиленные и сидели с изрядной долей отупения и измотанности,