Третья раса - Дмитрий Янковский

Мысль была не то что крамольная, а совершенно безумная, так что я плохо представлял, как ее высказать вслух.

– Что такое? – пристально глянул на меня Долговязый.

– Да дурь одна пришла в голову…

– Подробнее, будь любезен.

– Помнишь, чем Жаб топил корабли?

– Вот барракуда! – отставник нахмурился и откинулся на спинку кресла.

– Эй, мальчики! – Леся обвела нас требовательным взглядом. – Можно и меня посвятить в курс дела? Вообще-то именно меня пустили ко дну, если вы помните.

– Погоди, Лесь, сейчас не до шуточек, – насупился я.

– Надо ей рассказать, – уверенно сказал Долговязый. – У женщин мозги немного иначе устроены. Может, что умное придет в голову.

Я подумал, с чего начать, затем решил, что дополнительные подробности не помешают, а времени много не отнимут.

– У нас был командир, – начал я. – Мы его прозвали Жабом за то, что от ультразвукового ранения у него морда была пупырчатая, как шкура у лягушки. Другие его звали Огурцом, по той же причине, но все же прозвище Жаб к нему крепче прилипло.

– А мы, еще раньше, звали его Диким, – добавил подробностей отставник. – Крыша у него держалась на одном ржавом гвозде, а психушка плакала по нему крокодиловыми слезами. При этом он был очень хорошим охотником, редким руководителем, умевшим подбирать себе лучших людей. Но маньяк, говорю. редкий. В те времена в Индийском океане, недалеко отсюда, успешно пиратствовал переделанный транспортник «Голиаф». Время от времени его команда нападала на корабли, похищала грузы и передавала их перекупщикам в Новой Гвинее или на мелких островах. Там тогда была разветвленная сеть подобного бизнеса. И вот Жаб поставил себе целью потопить «Голиаф» любой ценой. Но это оказалось непросто! Уж как мы все из кожи вон лезли, но пиратский шкипер был тот еще фрукт, да и кораблик себе укомплектовал по последнему слову, что называется, В общем, несколько раз мы его почти догоняли, но в конечном итоге оставались ни с чем. И вот тогда сумасшествие Жаба проявилось во всей красе. Он решил нарушить одно из главных правил подводной охоты – использовать биотехов для поражения пиратского корабля. Мы его с этой идеей дружно послали к дьяволу, но через некоторое время «Голиаф» как в воду канул. Никто о нем ничего больше не слышал.

– Ты хочешь сказать, что Жаб напустил на пиратов живые торпеды? – испуганно уточнила Леся.

– Именно так. Мы потом получили тому явное подтверждение. Все мы знали, где в океане можно найти живую икру и даже личинок в контейнерах-программаторах. Но это было строжайшее правило – биотехов не использовать ни при каких обстоятельствах. Потом его еще и законодательно подкрепили. Но Жаб считал, что на охоте хороши все средства.

– Уже при мне он второй раз использовал автономные торпеды против гражданских судов, – рассказал я. – Причем лишь для того, чтобы свалить катастрофу на проделки старой биотехнологической платформы, на которую очень хотел поохотиться. Она-то ого и убила в конце концов. Но это отдельная история, я ее тебе как-нибудь потом расскажу. Сейчас важно то, что Жаб применял живые торпеды в своих целях. Если бы он не погиб, я бы на него сразу подумал. Но мне лично довелось видеть его труп на дне океана. Он был от меня на расстоянии вытянутой руки.

– Но почему ты думаешь, что эти торпеды не дикие? – спросила Леся.

– Дикие торпеды уложили бы вас на дно в более глубоким месте. А эти были запрограммированы таким образом, чтобы нанести кораблю минимальный урон. Жаб при мне точно так поступил. Он боялся, что Рипли его грохнет, если пострадают гражданские, поэтому запрограммировал торпеды на подрыв в приличном удалении от борта. Ему важно было, чтобы атака биотехов просто была зафиксирована, понимаешь? Здесь до крайности похожий случай.

– Да уж, – кивнул Долговязый. – Детонация в сорока метрах от днища, да еще всего на тридцатиметровой глубине. Копуха прав, это похоже на действия какого-нибудь маньяка вроде Жаба.

– Но с какой целью? – удивилась Леся.

– Как говорит Копуха, идей нет, но есть предчувствия, – пожал плечами отставник.

– Слишком много случайностей, – покачал я головой. – Сначала на орбиту выходит ракета с термоядерной начинкой, потом в бок среднему транспортнику попадает торпеда, но уже биотехнологическая. Причем топит не просто транспортник, а как раз тот, на котором находится Леся – специалист по дельфинам. А дельфины должны были провести разведку платформы, которая как раз и запустила на орбиту ракету. Прямо не знаю, что на это сказать.

– Ты хочешь сказать, что кто-то именно на меня нацелил торпеды? – прямо спросила Леся.

– У меня есть такое предположение. К тому же я просто уверен, что торпеды направлял человек. Псих вроде Жаба.

– А ты точно уверен, что он крякнул? – осторожно прощупал почву Долговязый.

– Да ведь я десять раз уже рассказывал, как все было! Его накрыла Поганка из мощной ультразвуковой «дудки». Это не шутка, там аж вода вскипела вокруг. Сам знаешь, что такой удар рвет жабры жидкостных аппаратов к дьяволу.

– Но у него был гибридный аппарат собственного производства… – задумчиво произнес Долговязый.

– И что? Когда мне Молчунья жабры прорвала, я тоже всплывал с баллонами. Помнишь, что со мной после этого было? Причем мне Чистюля диктовал декомпрессионную таблицу, а так бы меня еще на полпути раздуло, как лягушку через соломинку!

– Ты не кипятись, Копуха, – осадил меня Долговязый. – Не кипятись. Откуда у Чистюли взялась декомпрессионная таблица?

– Ну, Жаб ее составлял. Я же тебе рассказывал, он ходил ночью вокруг барака, бормотал под нос цифры, записывал, комкал бумажки, выбрасывал, потом снова писал. Одну из таких бумажек я подобрал, тогда еще ничего не понимая. Это потом оказалось, что колонки цифр обозначают глубины и время остановок для декомпрессии.

– То есть у тебя был не окончательный вариант таблицы, раз он ее выкинул. Понимаешь? Он мог всплыть гораздо удачнее. А мог и не всплывать.

– Это еще как? – не понял я.

– Его мог подобрать легкий батиплан, к примеру. Ну, чисто теоретически, не кривись. С баллонами он мог какое-то время продержаться на глубине, выйти на связь с батипланом, дать координаты по сателлитам. Скажи вот что… Ты подплывал к нему после того, как Поганка его накрыла?

– Подплывал, – без всякой охоты ответил я.

На самом деле, когда размочаленное тело нашего командира опустилось на дно, я направил скафандр к нему, чтобы мысленно попрощаться. Как бы там ни было, именно Жаб сделал из меня охотника, так что мне было за что его благодарить. Я помнил разорванные мышцы его скафандра, так что не приходилось сомневаться, что и под искусственным мясом биотеха тело Жаба выглядело не лучше. Нет, после такого не выживают. Тем более на глубине четырех километров.