Нависшая угроза - Рэндалл Биллс

Хотя генерал Штайнер некогда и строил собственную опору для проведения политической кампании, его отказ от поддержки архонт-принцессы – это удар по власти архонтессы в Альянсе.

Промышленный центр

Сасо, Нью-Сиртис

Марка Капеллы

Федеративные Солнца

16 мая 3066 г.

«Хороший день для того, чтобы умереть». Мысль продолжала звучать в мозгу Грейсона, будто на бесконечном повторе. Это была бесконечная волна безысходности, которая постоянно подмывала песочный замок его воли к жизни. Он не мог избавиться от неё.

После катастрофической встречи с «Хайлэндером», фузилеры по его незамедлительной команде отступили на восемь кварталов, стараясь сомкнуть ряды, чтобы, наконец, сдержать нападавших. Но пока войска захватчиков казались бесконечными, непрерывный разрушительный поток мехов разбивался о бастион фузилерского полка. В какой-то момент он потерял семь мехов меньше чем за пять минут. Это случилось когда, как он узнал, его фузилеры прошли ГБП, и ещё одна часть замка была смыта кружащейся чёрной пенистой волной.

ГБП означает Группирование Боевых Потерь, и это был старый термин в кругу мехвоинов. По сути, это было красивое название для ситуации, когда общие повреждения меха или подразделения достигали критических уровней. Сражение мехов могло продолжаться чуть ли не бесконечно, без ощутимых потерь у каждой стороны. Затем, в какой-то момент, машины обеих сторон начинают гибнуть как мухи. Это и было ГБП. Не только мех достигает критического уровня повреждений в какой-то момент, если все мехи в группе сражаются одно и то же время, они все достигнут ГБП почти одновременно.

Это и произошло, когда Грейсон потерял семь мехов всего за пару минут. Повреждения его подразделению достигли ГБП, и теперь казалось, что каждый вражеский заряд гауссовки, каждый ракетный залп, каждый обстрел из лазеров подбивает один из мехов. В такие моменты он задыхался, словно волны в его голове материализовались, и настоящая вода заполняет его кабину, не давая ему дышать. Только то, что он был нужен подразделению, заставляло Грейсона продолжать.

Вдруг, ни с того ни с сего, вражеские атаки ослабли. Через пятнадцать минут они прекратились совершенно, и враг отступил, оставляя груды своих павших товарищей в беспорядке. Грейсон содрогнулся, увидев множество своих людей в подобном же состоянии.

Когда ещё полчаса прошло, и не произошло новой атаки, он решил, что противник отступил, чтобы придти на помощь своим в другом районе города. Исходя из имеющейся у него информации, единственная другая операция по вытеснению противника проходила в районе, сдерживаемом «Авангардным Легионом». Учитывая ненависть «Легиона» и их навыки, Грейсон не думал, что гвардейцы смогли бы уже пробиться через них. Если Легион сумел остановить продвижение противника в своей части битвы, возможно, атакующие войска были переброшены, чтобы ударить в его левый фланг, разрезать их напополам и сокрушить.

Грейсон решил, что лучше ему выяснить. Оставив минимальное количество людей на своей текущей позиции – достаточное, чтобы сдерживать новый штурм, пока основная масса фузилеров сможет прибыть на помощь, – он отправился на поиски «Легиона». Двадцать долгих минут прошло прежде, чем внешние микрофоны уловили звуки яростного сражения.

– Полковник, кажется, мы нашли их, – сказал лейтенант Деян, командир разведывательного копья. – Хм, сэр, вам лучше поторопиться.

Его голос был очень напряжён, и Грейсон увеличил скорость «Темплара».

Продолжая продвижение ещё пять минут, чтобы достичь своего впередиидущего, через несколько улиц он понял, что прежний шум битвы исчез, будто «Легион» оттеснил врага назад или захватчики отступили снова. Он размышлял, не было ли это частью какого-то тщательно разработанного плана, чтобы отвлечь основную часть фузилеров от их предыдущей оборонительной позиции. Притворившись, что атакует «Легион» главными силами, противник мог в последний момент обойти фланг и пробиться сквозь оставленную Грейсоном оборону. Это действительно беспокоило, и он уже переключился на командную частоту, чтобы проверить такую возможность, когда «Темплар» завернул за угол в городской парк. Шипящий звук одного выстрела пушки-проектора частиц увеличенной дальности смел все его мысли.

В ужасе он смотрел, как выстрел ППЧ уничтожил остатки брони на голове «Ориона», и безголовый мех рухнул на землю. Не то что бы Грейсон никогда не видел такой смерти. Он видел подобные зрелища сотни раз за свои годы на полях сражений. Особенной эту сцену делали шесть мехов «Легиона» – и пять фузилерских, как с отвращением заметил он, – стоявших кругом, с оружием, наведённым на три лиранских меха посередине. Из того, что Грейсон мог увидеть, «Хатамото-Ти», пилотируемый лично полковником Чадом Дином, только что казнил лиранского мехвоина. Сцена стала ещё более сюрреалистичной, когда «Хатамото-Ти» спокойно подошёл к следующему меху и, приставив установленную в руку ППЧ к голове «Фальконера», выпустил заряд в упор. «Фальконер» присоединился к своему товарищу в вечном сне на грязной траве парка.

Злость вскипела в Грейсоне, вырываясь из самой середины его души, словно внутри него был термоядерный реактор вышедший из-под контроля. Недели беспокойства и размышлений смылись мгновенно, и праведное негодование, которое он так долго чувствовал по поводу ненависти и жестокости этой гражданской войны разгорелись сильнее, чем прежде. Когда «Хатамото-Ти» начал двигаться к последним мехам, Грейсон переключился на общую частоту.

– Какого чёрта ты творишь! – завопил он, заводя свой «Темплар» в парк, всё ещё в сорока или около метрах от лиранских «Баньши» и «Саламандры», ожидающих своей участи. – Это не война. Это смертная казнь. По какому праву ты вершишь такое правосудие, Чад? Какое вообще право ты имеешь?

«Хатамото-Ти» остановился и очень человеческим движением медленно повернул голову и верхнюю часть корпуса, чтобы встретить грейсоновский «Темплар».

– По какому праву, ты спрашиваешь? – сказал Чад. – По праву войны, которую они развязали против нас. Мы нападали на них, Грейсон? Мы убивали их военных или гражданских? За почти три года войны, герцог мог приказать нам напасть на любое количество целей, но никогда мы даже не погружались на стыковочные корабли, не говоря уже даже о том, чтобы прощупать аэрокосмическую оборону ближайшей планеты со сторонниками Катерины. Но всё же они тут, насилуют, грабят, мародёрствуют. Скольких людей ты потерял в боях с ними, Грейсон? Как много убитых гражданских ты видел за последние полгода? Я не знаю, как ты, но я видел деревни, через которые они проходили. Я видел останки сожженных тел. Давай, скажи мне, почему у меня нет права казнить этих преступников за их преступления.

Мёртвая тишина повисла на линии связи, и никто не шевельнулся. Даже ветер стих, будто ожидая ответа Грейсона.

Самое безумное было в том, что Чад был во многом прав. Грейсон видел деревни, разрушенные до основания. Он видел мирных жителей, гибнущих на его глазах под вражеским огнём. И его фузилеры – его собственный батальон, – понёс почти пятидесятипроцентные потери. Если подводить итоги так, аргументы имели смысл, и спокойная манера речи Чада, произносящего их, также добавляла вес. Но всё это было неправильно, всё искажено. Он должен был заставить их увидеть это.

– Ты прав, Чад. Почти всё, что ты сказал, – правда, – Грейсон попытался убрать ярость из своего голоса, чтобы говорить так же обоснованно и убедительно, как Чад, перед другими солдатами, но это было нелегко. Он несколько раз вдохнул, чтобы успокоиться, и начал снова:

– Нет, мы не нападали ни на какой другой мир, но почти каждое подразделение под командованием герцога, кроме тех, что были на Нью-Сиртисе, сражались с войсками, лояльными к Катерине, с самого начала. Да, многие из них начали действовать самовольно, но на месте Катерины, ты бы мог просто сидеть и полагать, что эти подразделения не получили хоть неявного одобрения герцога? Если он не был угрозой для неё, почему он не предоставил ей поддержку или хотя бы объявил эти подразделения отступниками?

– То есть ты хочешь сказать, что поддерживаешь Катерину? – тихо спросил Чад, с исключительным спокойствием в голосе. Грейсон наблюдал, как «Хатамото-Ти» медленно развернулся к нему полностью, и до него внезапно дошло, что может быть только один способ разрешить эту ситуацию. Способ, при котором он может погибнуть. Возможно, именно поэтому он был так уверен, что сегодня он умрёт.

– Я не это хочу сказать, и ты это знаешь. Разве я не сражался с захватчиками, как и ты? Я хочу, чтобы ты посмотрел на ситуацию с её точки зрения. С точки зрения лояльных к ней войск. Герцог мог не атаковать их прямо, но всё это время он не подал ни единого признака того, что поддерживает Катерину. И в таком случае, почему она не должна попытаться устранить его?