Честь виконта - Жаклин Санд

И, прежде чем Ивейн успела понять, что он собирается делать, Сезар нежно взял ее пальцами за подбородок, склонился и поцеловал.

Это был первый в ее жизни настоящий поцелуй – теплый, нежный и настойчивый, разом уничтоживший все сомнения, всю бунтующую девичью честь – вообще все. Осталось золотистое сияние под веками (глаза закрылись будто бы сами собой), вкус губ виконта на ее губах, его обжигающее прикосновение. Повинуясь инстинкту, Ивейн подалась вперед и прильнула к нему, ощущая сквозь ткань своего платья и ткань его рубашки и жилета огненное его тело; и казалось, мир задрожал, словно капли росы на случайно задетом листке.

Не было ничего, кроме этого головокружительного ощущения счастья, и Ивейн потеряла себя в пространстве – а потом нашла. Словно то, о чем она думала долгими вечерами, вдруг исчезло, а затем снова проявилось, но теперь уже осознанное и дополненное. Шла ли здесь речь о любви? Графиня не знала. Но речь определенно шла о влечении, а его она никогда не думала для себя отрицать. Просто… опасалась, что это будет неискренне.

Но в чем виконта нельзя было упрекнуть, так это в неискренности.

Наконец он отстранился, и Ивейн открыла глаза, чувствуя, как все тело звенит, словно натянутая струна.

– Надеюсь, я не оскорбил вас этим поцелуем, – прошептал Сезар, – но не думаю. Настоящий поцелуй не может оскорбить.

– И вы совершенно правы, – шепнула Ивейн в ответ.

К величайшему ее сожалению, раздался стук в дверь; скорее всего, это явились доложить о прибытии журналиста. Ивейн села, виконт тоже возвратился в кресло, и вовремя – вошел Флоран, однако в одиночестве.

– Что? – спросил Сезар и взглянул на часы – они показывали пять минут восьмого. – Трюшона нет?

– Нет, ваша светлость. Подать еще чаю?

– Подай, Флоран, непременно подай. – И, повернувшись к Ивейн, виконт продолжил: – Что за беда с этим журналистом! Удивительно непунктуальный человек. Один лишь раз пришел вовремя – в то утро, когда мы с ним обсудили наше партнерство. А затем опаздывал, как только мог.

– Думаю, он скоро объявится, – вздохнула Ивейн, жалея, что поцелуй прервался и что заполучить следующий вряд ли пока удастся – в любой момент в гостиную могут войти, а Трюшон – тот и вообще ворваться без стука.

– Что ж, подождем.

Они выпили чаю, в который раз обсудили письма, пытаясь отыскать в них нечто новое, и, разумеется, не нашли; стрелки медленно ползли по кругу, часы отбивали четверти. Виконт хмурился, и Ивейн понимала его взволнованность. Самой графине все это тоже не нравилось.

Когда стрелки часов показали восемь, виконт сказал:

– Я начинаю беспокоиться.

– Мы можем что-нибудь сделать?

– Можем. – Сезар дотянулся до колокольчика и позвонил, а затем сказал появившемуся Флорану: – Пусть Жюль возьмет лошадь и немедля поедет на квартиру господина Трюшона; коль скоро его там нет, пусть поищет в «Прокопе». В редакцию ехать бесполезно, по словам Трюшона, туда он заходил, только чтобы отдать написанную статью.

– Да, ваша светлость.

– Не думаете ли вы, что с ним что-то случилось?

– Это отличная от нуля вероятность. Что-то из-за ранения я стал плохо соображать. Уж извините, приставил человека приглядывать за вами, а вот о журналисте не позаботился. Глупо. Хотя он сам обещал быть осторожным.

Ивейн захлопала глазами: за весь день она ни разу не ощутила слежки.

– За мной ходил ваш человек?

– Ну да, – кивнул виконт, – тот самый Жюль, что сейчас отправился разыскивать Трюшона. Он один из лучших моих шпионов, этот Жюль, бывший каторжник.

Графиня ахнула:

– И такого человека вы держите в доме?!

– Я полностью доверяю ему, а он служит мне не первый год. Я спас его от участи худшей, чем смерть, и даже вам, хотя доверяю, не расскажу; все-таки есть вещи, о которых женщинам лучше не слушать, несмотря на вашу тягу уравнять всех в правах. Уж извините меня, в таких вопросах я безбожно старомоден.

– Подробности биографии вашего Жюля меня не интересуют. Но он ходил за мной!

– Ходил и никого другого не заметил; это хорошо. А сейчас, если он сможет найти Трюшона, то найдет. Не возмущайтесь так, графиня. В моих интересах, чтобы мы все вышли из этой истории живыми. И я это обеспечу.

Говорил он твердо, однако беспокойство за его словами стояло нешуточное; и еще Ивейн заметила, что у виконта слишком сильно блестят глаза, а на скулах появились красные пятна: к вечеру поднялся жар.

– Вам нужно лечь в постель.

– Я лягу, – отмахнулся он, – только вот дождусь либо Трюшона, либо новостей о нем. Сейчас мы не можем вычислить Поджигателя никаким образом, ибо найти того, кого он избрал следующей жертвой, невозможно. Значит, остается ждать. Если он решит выйти на охоту нынче ночью, я буду во всеоружии.

– О каком всеоружии вы говорите? Вы ранены! Вам нужно оставаться дома!

– Я останусь. Если ничего не произойдет.

Спор продолжился еще некоторое время, но даже Ивейн осознавала, что спорят они оба скорее по инерции, чтобы чем-то занять томительные минуты ожидания. Прошел почти час, прежде чем появился Жюль – коренастый малый с большой головой и короткими пепельными волосами, торчавшими во все стороны.

– Нигде не смог найти его, ваша светлость, – сказал бывший каторжник с немалым сожалением. – В «Прокопе» его нет, а квартирная хозяйка говорит, что господина Трюшона с утра не видела. Он ушел в редакцию и не возвращался. Мне поискать еще?

– Нет, иди ужинай, Жюль.

Он поклонился и ушел, а графиня и виконт переглянулись.

– Не думаете ли вы… – начала она.

– Да, – произнес Сезар. – Похоже, наш приятель журналист исчез. Вот черт.

Глава 19

Письма

Они прождали еще полчаса, однако стало уже ясно, что Трюшон не появится. Он обещал не опаздывать, и действительно, не могло быть таких дел, что задержали бы его; дело Поджигателя – вот что нынче занимало бравого журналиста. И, что бы с ним ни произошло, выяснить это сейчас не представлялось возможным.

Сезар отослал графиню домой, взяв с нее обещание, что она не будет покидать особняк. Дело приобретало нешуточный оборот, и виконт не мог рисковать Ивейн. Ставки повысились. Что бы Поджигатель ни сделал с Трюшоном, вряд ли это можно будет назвать проявлением доброго отношения к людям. Сезар опасался, что журналист стал жертвой того же вчерашнего убийцы и уже лежит где-нибудь под забором, истекая кровью, а то и вовсе мертвый.

Виконта бесила собственная беспомощность; это оказалось одно из самых трудных дел, в которые он когда-либо встревал. Он не понимал ни мотивов, ни следствий; не мог просчитать следующий шаг убийцы; не мог его понять. Даже о жертвах он почти ничего не понимал, кроме того, что по меньшей мере двое из них пошли на это добровольно. Возможно, речь идет о тайном религиозном обществе, которое по какой-то причине распалось, – или, может, это у них божественные ритуалы такие? Сезар медленно, но верно приходил в бешенство. Только новых жертв ему и не хватало для полного счастья.