Месть Розы - Майкл Муркок

Услышав это, Уэлдрейк улыбнулся:

– Даже в моей Англии, сэр, редко можно найти такое совершенство.

– Я не сказал, что совершенство – вещь обычная – пробормотал седой человек, поднимая свое гибкое старое тело со скамьи. Он встал, уставившись в зелено-черное небо и потягиваясь, облизнул тонкие губы, вдохнул воздух и повернулся к носу корабля и ящеру, чей храп для проснувшихся пассажиров был подобен гневному реву. – Там появилась комета! – Он воздел к небу скрюченный палец. – Это означает, что умер какой-нибудь владыка. – Он прислушивался в течение нескольких мгновений, а затем, удовлетворившись услышанным, отправился исполнять свои обязанности.

– Там, где когда-то жил я, – послышался загробный голос Гейнора Проклятого, наконец вышедшего из своей каюты, – говорили, что комета появляется, когда умирает поэт. – Он похлопал сверкающей рукавицей по закоченевшему плечу Уэлдрейка. – А в твоем отечестве, господин Уэлдрейк, есть такая примета?

– Ты сегодня с утра не в духе, сэр, – мягко ответил Уэлдрейк, чей холодный гнев оказался сильнее страха. – Может быть, на тебя воздействует несварение твоего ящера?

Гейнор убрал руку с плеча Уэлдрейка, принимая тем самым полученное предостережение.

– Да, да, господин, просто некоторые принцы жаждут смерти сильнее других. А поэты, как мы знаем, жаждут жизни. Госпожа Чарион. – Он поклонился, отчего весь его шлем залился гневным огнем. – Принц Элрик. А-а, и господин Снар.

Назад со своего поста уже бежал седой лоцман.

– Я искал тебя, принц Гейнор. Мы с тобой заключили соглашение.

– Тебе не на что надеяться, – сказал Гейнор Проклятый, и в голосе его послышалось сочувствие. – Она мертва. Она умерла, когда рухнула церковь. Теперь ищи свою невесту в Лимбе, Эсберн Снар.

– Ты обещал, что скажешь мне…

– Я обещал сказать тебе правду. А правда такова, как я тебе только что сказал. Она мертва. Ее душа ждет тебя.

Седой лоцман тряхнул своей нечесаной шевелюрой.

– Ты же знаешь, я не могу с ней соединиться! Я лишился права на загробную жизнь. А за это – о боги, помогите мне! – я стал нелюдем, существом, неподвластным смерти. – После этой внезапной вспышки Эсберн Снар бросился назад на свой пост, взобрался на рею, чтобы оттуда разглядывать бурлящий горизонт.

В глубине шлема Гейнора Проклятого раздался звук, похожий на вздох, и Элрик понял, что роднило между собой лоцмана и бессмертного принца.

Но Уэлдрейка переполняла радость, и он ударил по столу руками, отчего похлебка из тарелок чуть не выплеснулась на скатерть.

– Бог ты мой, сэр, это же Эсбьорн Снорре, правда? Теперь я понял особенности вашего произношения и, должен добавить, его произношения тоже. Я не предъявляю никаких претензий. Мы в конечном счете весьма благодарны за эту необыкновенную передачу мыслей на расстояние, которая нередко дает нам возможность выжить в суровом климате нашего общества. Но не будем гневаться на милостивую мать-природу за то, что она создала несколько диалектов, она этим немного облегчила себе свои непрекращающиеся бдения – ведь ей приходится наблюдать за нашим продолжающимся существованием. Если задуматься, это просто удивительно, сэр.

– Ты слышал что-нибудь о нашем лоцмане? – Чарион ухватила за фалды, так сказать, суть этой речи.

– Я слышал об Эсберне Снаре. Но у той истории был счастливый конец. Он хитростью заставил тролля построить ему и его невесте церковь, чтобы они могли там обвенчаться. Жена тролля выдала имя своего мужа и таким образом освободила Эсберна Снара от его обещания. Говорят, что под Ульшойским холмом до сих пор еще можно слышать стенания жены тролля. Я написал на эту тему что-то вроде баллады для моих «Норвежских песен». И конечно же, ее украл Уиттьер, но я на него не в обиде. Конечно же, ему нужны были деньги. И вообще, плагиат бесчестен только тогда, когда ты таким образом зарабатываешь денег меньше, чем можешь украсть.

И снова Чарион смело выхватила самое главное.

– Так ты говоришь, он счастливо женился? Но ведь ты слышал, что сказал ему Гейнор?

– Я думаю, это дополнение к оригинальной истории. Мне известно только об удавшейся хитрости. В преданиях моего времени последующая трагедия была забыта. Иногда, понимаете ли, мне вдруг кажется, что я вижу все это во сне, в котором все герои и злодеи моих поэм ожили и преследуют меня, хотят завязать со мной дружбу, превратить меня в одного из них. В конечном счете вряд ли стоит надеяться, что столкнешься с такой разноликой компанией в Патни…

– Значит, ты, господин Уэлдрейк, не знаешь, почему Эсберн Снар оказался на этом корабле?

– Не больше, чем ты, моя леди.

– А ты, принц Элрик? – Альбинос, чьи мысли витали где-то далеко, остановил на ней свой взгляд. – Ты знаешь эту историю?

Элрик отрицательно покачал головой.

– Я знаю только то, что он оборотень и является одной из самых проклятых душ. А к тому же он личность редкой доброты и здравомыслия. Трудно себе представить, какие муки он терпит.

Даже Уэлдрейк словно в почтении склонил голову. Поскольку нет судьбы ужаснее, чем судьба бессмертных, силой естественной логики разделенных с теми бессмертными душами, с которыми они были связаны в жизни. Они могут знать только боль смерти, но никогда – восторг вечной жизни. Все удовольствия и награды для них скоротечны, а мука – вечна.

А это навело Элрика на мысли об отце, пленнике древних руин. Его отец, жаждавший еще больше незаслуженной земной власти и ради этого готовый вступать в сделки со своим демоном-покровителем и даже обманывать его, тоже был разделен со своей единственной возлюбленной.

Альбинос погрузился в размышления о природе нечестивых сделок, о своей зависимости от Буревестника, о своей готовности обращаться к сверхъестественным силам за помощью и не думать при этом о духовных последствиях для себя и, возможно, самое главное, о своем нежелании найти способ излечиться от этой губительной привычки. Его странному разуму было свойственно любопытство – он с интересом наблюдал за перипетиями собственной судьбы, узнавал о катастрофа ческих событиях, припасенных для него; ему хотелось узнать, чем закончится эта история, узнать цену его страданий.

Элрик вдруг обнаружил, что оказался на носу корабля, а за спиной у него посапывает ящер. Он прислонился спиной к обитому медью бушприту и уставился на лоцмана, который неподвижно стоял на рее.

– Куда ты держишь путь, Эсберн Снар? – спросил он.

Седой человек наклонил голову, словно услышав далекий знакомый свист. Затем его бледные серо-зеленые глаза уставились в малиновые очи альбиноса, и у лоцмана вырвался вздох, на его щеке появилась слеза.