В активном поиске - Азиз Ансари

Успешные браки также делают жизнь людей более устойчивой с финансовой точки зрения, и одна из особенностей наших дней, которая беспокоит социологов, – это то, что более благополучные в финансовом отношении люди заключают больше браков, причем браков успешных, чем люди бедные, что еще больше увеличивает общее неравенство. Социолог Эндрю Черлин даже считает, что в США «брак становится символом статуса: важным показателем успешности в личной жизни»{75}.

Когда я увидел этот график, то мне в голову пришла идея. Может, имеет смысл вовсе забыть о браке и вместо него стремиться к непрерывной последовательности интенсивных страстных отношений длиной в год-два? Может, это лучше, чем мучиться целыми десятилетиями в ожидании возникновения дружеской любви?

В этом случае ваш график будет выглядеть примерно так:

Я связался с Джонатаном Хайдтом, психологом, который построил эти графики, и спросил, что он думает об этом. Вот его ответ:

Есть два взгляда на удовлетворение. Первый – гедонистический: лучшая жизнь – такая, в которой больше всего страсти. Другой – нарративный: лучшая жизнь – это создание истории.

Если вы считаете, что лучшая жизнь – такая, в которой больше всего страсти, тогда да, эта стратегия выглядит гораздо сильнее, чем традиционный брак. Влюбленность – это наиболее интенсивное и чудесное переживание, ну, или второе по интенсивности по сравнению с некоторыми наркотиками, действие которых сильнее на протяжении нескольких часов. А в целом любовь, конечно, чудеснее.

Но когда я влюбился в свою жену, то практически не мог работать. Потом у нас появились дети, и это поглотило нас полностью – странно было бы зацикливаться на романтике, когда растишь детей. Сейчас, когда это безумие прошло, я могу вернуться к написанию книг, что мне по-настоящему нравится делать. И при этом у меня в жизни есть партнер, о котором я думаю день-деньской. И ничего трагичного в этом нет. В этом нет даже ничего, что могло бы меня расстраивать. У меня в жизни есть партнер. Мы очень хорошо работаем вместе. У нас фантастическая жизнь. Мы оба по-настоящему счастливы.

Если вы придерживаетесь нарративного взгляда, то на разных этапах жизни будете заниматься решением разных задач. Свидания и вся эта страсть идеально подходят молодым, но огромную радость в жизни можно получать также от выращивания чего-то, от создания какого-то результата. Людям свойственно стремиться к тому, чтобы что-то построить, что-то создать, что-то оставить после себя. И, конечно же, дети – один из способов сделать это. Мой собственный отцовский опыт показал, что в моем сердце есть такие уголки, о которых я и не подозревал. И если бы я ограничил свою жизнь повторением сексуального опыта, то никогда не открыл бы тех дверей.

Если вы считаете, что смысл жизни – до самой смерти пялиться в глаза очередного любимого, что ж, тогда я не хотел бы такую жизнь.

Думаю, что он цитировал здесь персонажа Джеймса ван дер Бика из сериала «Студенческая команда». Странный выбор.

Впрочем, во всем остальном сказанное Хайдтом кажется мне обоснованным. Страстная любовь – это наркотик, приняв который чувствуешь себя на седьмом небе. План просто повторять это чувство снова и снова кажется удачным в теории и глупым – на практике. От экстази тоже можно оказаться на седьмом небе. Но если мой жизненный план сводится к зарабатыванию суммы денег, достаточной для того, чтобы следующие двадцать лет только экстази принимать, вы, пожалуй, решите, что я псих.

Кроме того, приятно, конечно, представлять свою жизнь чередой высоких пиков с неглубокими провалами между ними, но все, кто был одиноким достаточно продолжительное время, знают, что график, скорее всего, будет выглядеть гораздо хуже.

Моногамия и условная моногамия

В отношениях, стороны которых взяли на себя определенные обязательства друг относительно друга, очень много хорошего. Между вами устанавливается связь, полная любви, доверия и стабильности. Это прекрасно. Но как же возбуждение и новизна совершенно неожиданных романтических встреч? Эта сторона вашей жизни отмирает полностью.

По мнению многих людей, у которых мы брали интервью, это создает трудноразрешимый конфликт. Независимо от того, как складывается их личная жизнь, люди разрываются между преимуществами моногамных отношений, основанных на взаимной верности, и присущими холостому образу жизни волнением и новизной.

Некоторые, включая многих известных эволюционных психологов и антропологов, даже считают, что мужчины и женщины вообще не предназначены для того, чтобы быть моногамными.

Мы очень долго говорили об этом с антропологом Хелен Фишер. Она утверждает, что наши пещерные предки, вынужденные распространять свой генетический материал, имели одновременно множество сексуальных партнеров и после тысячелетий промискуитета мозг человека по-прежнему запрограммирован на встречи со многими людьми.

Современные нормы супружеской верности и сексуальной «эксклюзивности» на самом деле относительно новы. По данным историка брака Стефани Кунц, в XVIII веке американские мужчины практически не скрывали свои внебрачные эскапады. Она обнаружила письма, в которых мужья описывают любовниц братьям своих жен и вспоминают, как подхватили от проституток венерические болезни. Не смог найти текстов этих писем, но могу себе представить, как они могли выглядеть:

Дорогой Чарльз!

Надеюсь, это письмо застанет тебя в самом крепком здравии и добром расположении духа. Уверен в этом, поскольку помню, что ты всегда производил впечатление человека жизнелюбивого и крепкого.

Что ты думаешь по поводу так называемой «революции»? Боюсь, что независимо от того, победим мы или проиграем, ее последствия будут ощущаться многие десятки лет.

Могу поделиться новостью: кроме твоей сестры, я теперь трахаю еще и Тину – это женщина, с которой я познакомился в баре на прошлой неделе. Да, а еще подцепил сифилис от проститутки в Бостоне.

С любовью, твой зять

Кунц объясняет это тем, что мужчины считали, будто право на сексуальные приключения принадлежит им от рождения, а женщины принимали это как неизбежную грань брачных отношений. «На протяжении тысяч лет от мужчины ожидали интрижек и измен, – сказала она в интервью New York Times. – Сегодня такое трудно представить»{76}.

Так что же изменилось?

Я поговорил с Дэном Сэвиджем, журналистом и колумнистом, который очень много пишет о старом как мир конфликте между верностью и желанием иметь сексуальные связи за пределами устойчивых романтических отношений. Он считает, что наш подход к этой проблеме кардинально изменился в течение XX века в результате движения женщин за свои права. Женщины справедливо возражали против ситуации, когда мужчины могли ходить «на сторону», в то время как у них такой возможности не было. Однако решительный сдвиг произошел тогда, когда вместо распространения правил в отношении внебрачных связей мужчин на женщин общество двинулось в противоположном направлении.

Мужчины ведь могли сказать своим женам: «Отлично, давайте будем все изменять друг другу». Но вместо этого они, движимые ревностью, решили: «Что? Ну уж нет, не хотим, чтобы вы путались с другими! Давайте никто не будет никому изменять». Это, по мнению Сэвиджа, и привело к появлению моногамных ожиданий в отношении как мужчин, так и женщин и возникновению ситуации, когда представители обоих полов должны хранить супружескую верность.

«Мы выросли в культурной среде, которая предполагает, что, если тебе захотелось переспать с кем-то еще, ты должен повести себя правильно и прекратить отношения с этим человеком, прежде чем это сделать, в противном случае ты плохой мальчик – или плохая девочка, – сказал он. – Думаю, это чушь собачья. Есть высшая верность. Есть высшее благо. Отношения между людьми – это нечто большее, чем просто запрет касаться своим пенисом кого-то еще».

Я решил провести мысленный эксперимент над самим собой. Предположил, что моя девушка поехала в Майами на девичник и столкнулась там с рэпером и актером Тайризом Гибсоном (он снимался, в частности, в «Форсаже»). Слово за слово, взаимная симпатия… короче, переспала она с этим Тайризом. Провела с ним ночь. Не влюбилась в него. Не хотела бы провести с ним остаток жизни. Не стала напрашиваться на ужин в «Гибсихану», домашний ресторан Тайриза, который он построил во дворе своего дома, скопировав с японской сети стейкхаузов «Бенихана».

В таком случае, думаю, я бы нормально к этому отнесся – если бы не узнал об этом.

Я описал эту гипотетическую ситуацию своей девушке, но поменял наши роли местами: теперь связь на стороне случилась у меня. Ее точка зрения оказалась отличной от моей. Она не видела причин отклоняться от моногамии и делать что-то, что подорвет доверие, на котором основаны наши отношения. Она сказала, что, если бы я напился и случилось бы нечто подобное, она бы могла это понять, но это было бы очень серьезное происшествие, о котором она хотела бы знать. Однако она считает, что есть большая разница между тем, чтобы действительно напиться и оступиться, и активным стремлением к сексуальным связям на стороне. Она не хотела бы, чтобы при первой же ее отлучке из города я бы бросился в бар и начал писать женщинам в надежде быстренько переспать с кем-то.