Серебряные ноготки - Джек Йовил

Харальд кивнул, и один из стражников набросил холст на тело Штальмана. Алчущие крови зеваки тут же утратили интерес и разошлись. Катц и Фирек шептались, придумывая, как отстранить Харальда от расследования. После девяти - нет, десяти - убийств Кляйндест и сам был не прочь бросить это грязное дело. Вот только он не смог бы жить спокойно, зная, что Боевой Ястреб ходит или летает на свободе. Каждую расправу он воспринимал как личное оскорбление, а появление каждого нового трупа оставляло кровоточащую рану в его душе. Или Харальд положит конец этому безобразию, или ему самому - крышка.

Расселас беспокоился, что люди, которых капитан послал на башню, испортят хрупкий часовой механизм. Он высказался предельно ясно по этому вопросу. Капитан начал подозревать, что убийца выбрал место засады не случайно, стремясь вовлечь в свою игру Тибальта и Имперскую счетную палату. Если кто и мог помешать страже в поисках преступника, так это желтоглазый желчный интриган, у которого не доставало большого пальца на одной руке. Харальд встретился с Тибальтом однажды, во время Туманного Бунта, когда шел по следу Твари, последнего по счету серийного убийцы, терроризировавшего столицу.

- Итак, - открыл рот Фирек, норовя разбередить старые раны, - вот плоды, которые принесли твои «мягкие» методы, Кляйндест. Стражник мертв, а мы стали посмешищем для всего города.

- Если тебе так хочется, арестуй и вздерни преступника еще раз, - спокойно парировал Харальд.

Когда Боевой Ястреб нанес первый удар, никто и подумать не мог, что к нападениям причастен человек. Военные бродили по городу с луками и сбивали всех уток и голубей, пролетавших в небе. Кому-то пришло в голову перестрелять воронов, испокон века живших в Западной башне императорского дворца. Бродяги и бездомные, которые никогда в жизни не пробовали мяса, внезапно получили возможность каждый вечер набивать брюхо дичью. Когда объявился Боевой Ястреб со своей птицей, к делу подключили Фирека. Его методы расследования были просты, жестоки и неэффективны.

После каждого убийства он находил человека, который мало-мальски соответствовал описанию подозреваемого,- сокольничего, занимавшегося разведением соколов на продажу, несуразного орнитолога, крысолова, который использовал ястреба в своем ремесле, - помещал его под арест и обещал пытать, пока преступление не будет раскрыто. Проведя несколько дней в мундсенских застенках, оборудованных дорогостоящими приспособлениями, и тесно пообщавшись с Фиреком, задержанные признавали свою вину и отправлялись на виселицу. После казни в городе начиналось ликование, а Фирека провозглашали героем дня. Затем Боевой Ястреб чинил расправу над следующей жертвой, оставляя на улице ободранный труп, и Комиссия по особо тяжким преступлениям отправлялась на поиски нового обвиняемого.

- По крайней мере, под моим руководством расследование давало хоть какие-то результаты, Кляйндест, - фыркнул Фирек.

Харальд пристально посмотрел на соперника, и Эрих отвернулся, утирая испарину.

После трех казней Фирека сняли с должности - ходили слухи, что на этом настоял сам Император, - а расследование поручили Харальду Кляйндесту, до того служившему в портовой страже. С тех пор прошло три месяца и погибли еще четыре человека, но капитан знал не больше, чем в тот день, когда впервые услышал об убийствах.

- Так дальше продолжаться не может, - заявил Расселас, высказав и без того очевидный факт. - Торговая страдает. Люди забирают вклады из банка и бегут из города. Того и гляди разразится кризис.

Первой из столицы уехала - кто бы сомневался? - семья Императора. Официально они решили провести лето в остландском имении великого князя Халса фон Тассенинка, еще одного «украшения» дворянского сословия, наряженного в зеленый бархат. Якобы это было сделано для того, чтобы принц Люйтпольд мог познакомиться с жизнью в провинции. Но, по мнению Харальда, члены Дома Вильгельма Второго опасались, что их тоже настигнут когти ястреба, которого не смущали ни родовитость, ни высокое положение в обществе.

Нынешний злодей вел себя совсем не так, как Тварь, охотившаяся только на уличных девок. Хищной птице было все равно, кого терзать - жрецов, стражей порядка, титулованных дам, зеленщиков или беспризорников. Опасность угрожала всем, и те, кто мог уехать, покидали город.

- Судовладельческие компании перебираются в Мариенбург, - неистовствовал Расселас. - Это немыслимо.

Барон Рудигер фон Унхеймлих, патрон ультрааристократической Лиги Карла-Франца, призывал ввести в Альтдорфе военное положение, чтобы подавить народные волнения, которые провоцировал Боевой Ястреб. В этом история с Тварью повторялась один к одному. Каждая фракция использовала убийства как предлог для достижения собственных целей. Задача Харальда состояла в том, чтобы не принимать во внимание эти отвлекающие моменты и сосредоточиться на самом - или на самой - убийце. По всей видимости, эти преступления не носили политического характера, совершались не ради наживы или спортивного интереса. Действовал маньяк, умный сумасшедший, который изобрел свои правила и строго их придерживался. Если Харальд разгадает планы Боевого Ястреба, у него появится шанс схватить негодяя.

- Общество вдов и сирот района Кёнигплац объявляет дополнительное вознаграждение, - сообщил начальник участка Катц представителям прессы.- Сто крон. Наш павший брат Шлиман должен быть отомщен.

- Штальман? - переспросил один из писак с заляпанными чернилами пальцами, но его никто не удостоил ответа.

Сотрудник другой газеты сунул взятку стражнику, чтобы тот приподнял покрывало, и спешно делал наброски окровавленного черепа.

Харальд понял, что может потерять контроль над расследованием. Комиссия по особо тяжким преступлениям оказалась не тем, к чему он привык. Там было слишком много людей, слишком много бумажной волокиты, слишком много заседаний.

Он должен был радоваться, что располагает дополнительными силами, однако капитану это только мешало. Он скучал по тем дням, когда был одиноким охотником и в одиночку преследовал свою добычу по городским улицам, пока не добивался успеха.

Фирек опустился на колени рядом с телом и начал громко молиться Ульрику и Сигмару, призывая их гнев на голову подлого убийцы, а затем повернулся в профиль, чтобы художник мог включить его лицо в картину. Заметив это, Катц тоже нагнулся и, придав решительности своей физиономии, постарался втиснуть ее в то пространство, которое зарисовывал газетчик. Двое стражников более, чем когда-либо, напоминали упырей, пожирающих внутренности покойного.