Иуда Искариот - Юрий Вахтин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Не подумай, Сергей, что в партийных сейфах водку держат. У меня, как ты знаешь, большое горе, - начал разговор Иван Егорович. Достал стаканчики, налил почти по полному. – Давай помянем Игорька Фокина, - выпили стоя, не чокаясь, закусив разломленной плиткой шоколада.
– Сереж,- тихим спокойным голосом продолжал Иван Егорович, – я, как отец, пойми мое горе. Давай просто поговорим, как люди. Расскажи, что произошло вчера вечером на крыше спорткомплекса?
- Иван Егорович, весь день сегодня голова кругом. Одни допросы: милиция, прокуратура, даже адвокат какой-то хромой приходил, тоже допрашивал.
«Ай да Федор Федорович, недаром он говорит, что у него три ноги, и здесь уже успел побывать», - подумал Захаров, и вслух сказал:
- Сереж, это допросы, протоколы, а мы просто поговорим по-человечески. Расскажи мне, как отцу только правду. Мне можно и нужно правду. Что произошло?! Почему случилось эта трагедия? – Иван Егорович умышленно не сказал «убийство» или «преступление», он хотел узнать мнение Куклина – единственного очевидца и свидетеля этого происшествия.
- Ты знаешь, Иван Егорович, всё из-за Вики, этой потаскухи.
«Куклин перешел на «ты». Что он хочет этим сказать? Близость к семье и горю или показать, что он видел, он единственный свидетель, и хотите Вы этого или нет, Иван Егорович, Вам придется с ним считаться», - подумал Захаров, хотя и ничем не выдал, что заметил резкий переход Куклина на «ты» в их разговоре.
- Причем здесь Вика? – будто еще ничего не зная, спросил Иван Егорович. Хотя Митин несколько минут назад сообщил ему по телефону о причине ссоры на крыше спорткомплекса.
Куклин подробно, начиная с первой драки почти месячной давности, все рассказал Захарову, даже про фотографии.
- Какие фотографии? – искренне удился Захаров. Митин ничего не говорил о фотографиях.
- Фотографии Вики с ее хахалем – профессором. Фокин снимал их в кафе и у дома, куда они любовью заниматься ездили. Все снимал. Да, в нем погиб великий сыщик. Увы, уже навсегда.
Куклин сам, не спрашивая разрешения, налил себе еще стаканчик конька, выпил, отломил шоколад.
- А где эти фотографии? – поинтересовался Иван Егорович. – Мне можно их посмотреть?
Тут случилось то, что даже проработавший более тридцати лет с людьми Захаров не ожидал. Он просто был ошарашен ответом Куклина на свою просьбу.
- У меня, конечно. Я в милиции о них никому не сказал. Хотите посмотреть? Купите их у меня за десять тысяч. Думаю, цена приемлема. Потому что наличие и упоминание фотографий в деле точно подтвердит, что Виктор посмотрев фотографии, толкнул Фокина с крыши.
- Но… - Иван Егорович потерял даже на секунду дар речи. Каков тихоня! Наглец! Куклин «на коне», он понимает это и как владелец фотографий, и как единственный свидетель происшествия. От его показаний будет зависеть, как будет расследоваться дело: как несчастный случай, убийство по неосторожности или как умышленное прямое убийство. – Но у меня нет таких денег, Сергей Юрьевич.
- Я подожду, Иван Егорович. Немного, правда. Я подал заявление на расчет, через две недели уеду. Не могу, у меня дрожь по всему телу. Боюсь спиться, - Куклин во второй раз налил себе стаканчик из пустеющей бутылки и выпил опять залпом.
- Сережа, давай, как умные, деловые люди. А я вижу, ты не глупый, - Иван Егорович даже попытался, правда, не очень успешно, улыбнуться, произнося эти слова, но улыбка не совсем получилась, скорее, получилась гримаса. – Подведем итог. Ты говорил о фотографиях следователю на допросе?
- Нет.
- Ты упоминал вообще, что они есть или могут быть, и что Фокин давал их Виктору?
- Говорю Вам, нет!
- Что же ты тогда говорил?
- Что видел, ссорились, замахали руками, но на расстоянии они были друг от друга. Фокин бутылку пустую хотел разбить – «розочку» сделать. Нагибался он, я видел, и мгновение одно смотрю, нет его на крыше, - пояснил Куклин. – Даже крика не было.
- То есть, - настаивал Иван Егорович. – Ты не говорил нигде никому, что видел, как мой сын толкнул Фокина с крыши?
- Нет, Иван Егорович, я и действительно не видел, - Фокин достал фотографии. – Виктор в метре, может, чуть больше стоял от него. Мгновенно все произошло… - Куклин опустил голову, он даже, будто, стал меньше. Видимо, вчерашний пережитый вечер напугал его и давил на его сознание, и, наверное, пройдет это нескоро. Да, решение уехать со стройки Куклин принял правильное.
- Сергей, если ты так будешь всегда говорить и на следствии, и в суде – я куплю у тебя фотографии за сумму, которую ты назвал, - Иван Егорович подал руку Куклину. Куклин, секунду поколебавшись, тоже протянул и пожал руку Ивану Егоровичу. – Будем мужиками, Сереж, - уже в спину уходящему Куклину произнес Захаров.
- Вы о чем, Иван Егорович? – Куклин остановился в дверях.
- Без фокусов, Сергей Юрьевич.
- Иван Егорович, фокусы для нашего дела совсем ни к чему: как мои, так и Ваши, - проговорил Куклин и вышел из кабинета.
Несколько минут после ухода Куклина Иван Егорович негодовал: «Сопляк! Сукин сын!». Потом немного остыл, всё обдумал и даже в душе похвалил Куклина: «Да, жилка предпринимателя. Живым жить и «не срубить бабки» у богатого, а именно таким он меня, я уверен, считает. Значит, видел он, Куклин всё видел. Виктор толкнул этого Фокина, иначе не пошел бы устраивать этот торг».
Снова позвонил адвокат Митин, сообщил, что утром Виктора переводят из КПЗ райотдела в СИЗО. Начальнику райотдела хочется побыстрее избавиться от подобного задержанного. Утром его поведут к судье, который без сомнения даст санкцию на арест Захарова, и сразу в СИЗО. Иван Егорович долго колебался: «Звонить или нет начальнику СИЗО Молодцову домой? Удобно ли с подобной просьбой? Время уже поздно, рабочий телефон Молодцова молчит. Ладно, завтра позвоню. Рано утром его не отправят. Завтра позвоню и сразу поговорю с Молодцовым о свидании с Виктором». Ивану Егоровичу иногда казалось, что ничего не произошло вчера или ему просто снится сон. Он налил коньячный стаканчик оставшимся коньяком, потом, подумав, махнул рукой, достал из сейфа большой «семейный» стакан, который держал для разлива пива и лимонада и новую бутылку коньяка. Налил больше половины, выпил: «Так и спиться можно, уважаемый товарищ Захаров, Вы что-то очень активно начали борьбу с зеленым змеем», - мелькнуло в голове.
До дома было далеко, все служебные машины уже в гараже. Только дежурный уазик «Вахта» стоял у дверей заводоуправления. Иван Егорович подошел, он знал водителя, и водитель знал Захарова в лицо. Попросил подвести до Урыва. Шофер, спросив что-то, видимо, у диспетчера по рации, согласился. «Интересно, знает ли водитель, что убийца архитектора Фокина – мой сын?» – подумал Иван Егорович, садясь на переднее место рядом с шофером. Наверное, знал, потому что до самого дома он не сказал о ночном происшествии ни слова.
Глава 27
Тучи над головой Зарубина сгущались давно. Когда его из обкома перевели, пусть первым и в престижный передовой Урывский район, он понимал, это только пересылка. Антипов, а только размолвка с ним стала причиной его ссылки, не остановится на полпути. Он будет давить до конца, и каким будет этот конец, не раз задумывался Зарубин. «Преподавать литературу в школе №2, а, может, пожалеет Антипов – разрешит преподавать в техникуме», - грустно шутил над своим положением Лев Борисович.
Ученых степеней у него не было, хотя он и закончил аспирантуру в университете, но для защиты нужно время, а он с головой ушел в партийную работу. Надо было чем-то жертвовать, то есть учебой. Карьерному росту Зарубина позавидовал бы любой партфункционер: в двадцать восемь - он первый секретарь в одном из райкомов города, в тридцать один - он в обкоме, в тридцать три - третий секретарь обкома. При этом надо заметить, карьеристом Лев Борисович никогда не был.
Честнейший человек, образец во всем: от дисциплины до работоспособности для других членов партий. Даже когда он в обкоме работал, ездил на работу на троллейбусе. Дни и ночи проводил на работе, на предприятиях, выбивал, просил, требовал. Наверное, такой человек нужен был Антипову для саморекламы власти, то есть обкома, который он возглавлял, но до определенного, конечно, предела.
Он считал, как сам потом признался в разговоре с Зарубиным, что Лев Борисович умело делает карьеру; что по мнению Антипова было нормально, даже правильно - любой чиновник должен стремиться к росту. «Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом», - любил повторять Юрий Иванович. Но когда увидел, что ошибся, и Лев Борисович - коммунист до мозга костей, стал говорить: «Откуда такие берутся? Я думал такой последний в 43-м погиб под Сталинградом», - пошутил как-то в разговоре со вторым секретарем Юрий Иванович.
Антипов стал перед выбором, приблизив на опасно близкое расстояние к себе Зарубина, он мог затмить своей инициативой и работоспособностью самого Антипова. Тем более, ничего человеческое было не чуждо Юрию Ивановичу, а Зарубин не стеснялся и критиковал даже его, первого секретаря.