Ведьмы за границей - Terry Pratchett
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот она, нынешшшняя-то молодежь, — заявил главный кучер, пытаясь выудить свой парик из кружки. — Совсем градушшш… градуссс… не умеют держать…
— Не желаете ли еще, господин Тревис? На ход ноги? — спросила нянюшка, в очередной раз наполняя его кружку. — Или как там, среди вас, кучеров, говорят? На оборот колеса?
— Кжжжись, — заметил старший лакей, — нам ужжже вроде пора карету готовить, шо скажжже-те?
— Я так скажу, что вы вполне успеете пропустить еще по одной, — ответила нянюшка Ягг.
— Ошшшнь благородно, — признал кучер. — Вессьма блгродно. Вот гляжжжу на вассс, гжа Ягга…
Маграт всегда мечтала о таком платье. В бездонной пропасти своей души бессонными ночами она частенько танцевала с принцами. Нет, не с застенчивыми, трудолюбивыми принцами, вроде ланкрского принца Веренса, а с настоящими, с теми, у которых хрустально-голубые глаза и белые жемчужные зубы. И в эти моменты на ней были точь-в-точь такие платья. И сшиты они были на нее и для нее.
Она рассматривала отделанные рюшами рукава, вышитый корсаж, тончайшие белые кружева. Это был какой-то совсем другой, далекий мир… Платье… А на ней сейчас были штаны, которые нянюшка Ягг упорно обзывала «магратжами». Зато они очень практичные.
Будто практичность вообще что-то значит!
Она еще долго смотрела на платье.
А потом со слезами, текущими по лицу и меняющими цвет под вспышками ярких фейерверков, Маграт взялась за нож и принялась резать платье на очень-очень маленькие кусочки.
Голова старшего кучера мягко подскочила на бутербродах.
Нянюшка Ягг встала, правда немного неуверенно. Будучи в душе женщиной доброй, она заботливо подсунула под голову храпящему на столе младшему лакею его парик, после чего вышла в ночь.
У стены она заметила чей-то силуэт.
— Маграт, ты? — прошипела нянюшка.
— Нянюшка?
— Ну как, позаботилась о платье?
— А как там кучера?
— Значит, порядок, — заключила, появившись из теней, матушка Ветровоск. — Осталась только карета.
На цыпочках она просеменила к сараю, где стоял экипаж, и открыла дверь. Та громко заскрипела.
— Тш-ш-ш! — прошипела нянюшка.
На полочке нашлись огарок свечи и спички. Маграт, немного повозившись, зажгла свечу.
Карета засверкала как зеркальный шар.
Зрелище было поистине невероятное. Экипаж был так пышно изукрашен, будто кто-то взял самую обыкновенную карету, а потом вдруг сошел с ума и принялся напропалую лепить на нее украшения и золотую краску.
Матушка Ветровоск задумчиво обошла карету.
— Показуха, — наконец заключила она.
— Эх, жаль красоту такую ломать… — с грустью в голосе промолвила нянюшка.
Она засучила было рукава, но потом, чуток поразмыслив, заткнула подол юбки за подштанники.
— Где-то здесь непременно должен быть молоток, — пробормотала она, оглядывая тянущиеся вдоль стены полки.
— Не надо! Будет слишком много шума! — прошипела Маграт. — Погодите секундочку…
Она вытащила из-за пояса презренную палочку, крепко стиснула ее и махнула в сторону кареты.
По сараю будто промчался порыв ветра.
— Чтоб мне лопнуть, — восхитилась нянюшка Ягг. — Мне бы это и в голову не пришло. На полу лежала большая оранжевая тыква.
— Пустяки, — махнула рукой Маграт, рискнув позволить себе чуточку горделивости.
— Ха! Эта карета уже никуда не поедет, — сказала нянюшка.
— Слышь… А может, ты и с лошадьми то же самое сотворишь? — спросила матушка. Маграт отрицательно покачала головой.
— М-м-м, думаю, это было бы слишком жестоко.
— Верно, верно, — согласилась матушка. — Нет оправдания жестокости к бессловесным тварям.
Два жеребца с поистине лошадиным любопытством наблюдали, как она отпирает дверцы их стойл.
— Бегите, — велела матушка Ветровоск. — Где-то там бескрайние зеленые луга. — Она бросила взгляд на Маграт. — Считай, ты их эмконьсипировала.
Отклика не последовало.
Матушка вздохнула. Она забралась на деревянную перегородку, разделяющую стойла, вытянула обе руки, взяла обоих жеребцов за уши и мягко пригнула их головы на один уровень со своим ртом.
Что-то им прошептала.
Жеребцы повернулись друг к другу и обменялись изумленными взглядами.
Потом уставились на матушку.
Она улыбнулась им и кивнула.
А затем…
Вообще-то, лошадь не способна мгновенно перейти из неподвижного состояния в галоп, но жеребцам это почти удалось.
— Интересно, что такого ты им сказала? — спросила Маграт.
— Волшебное лошадиное слово, — ответила матушка. — Его по наследству получил Гитин Джейсон, а уж потом открыл его мне. Срабатывает как часы.
— Неужто он тебе его открыл? — изумилась нянюшка.
— Да.
— Как, неужели от и до?
— Ну да, — самодовольно признала матушка.
Маграт заткнула палочку обратно за пояс. При этом на пол выпал кусочек белой материи.
В свете огарка сверкнули драгоценные камни и шелк. Она поспешно нагнулась, чтобы поднять его, но мало что способно ускользнуть от взгляда матушки Ветровоск.
Она вздохнула.
— Маграт Чесногк… — начала матушка.
— Да, — смиренно согласилась Маграт. — Да. Знаю. Я мокрая курица.
Нянюшка ласково похлопала ее по плечу.
— Ничего, — ободряюще произнесла она. — Сегодня ночью мы славно потрудились. Теперь у этой твоей Эллы примерно столько же шансов угодить на бал, сколько у меня… стать королевой.
— Ни платья, ни кучеров, ни лошадей, ни кареты, — перечислила матушка. — Хотела бы я посмотреть, как она выкрутится на этот раз. Сказки, говоришь? Ха!
— Так, а что мы дальше будем делать? — спросила Маграт, когда они крадучись вышли во двор.
— Сегодня же Сытый Вторник! — воскликнула нянюшка. — Предлагаю как следует повеселиться!
Из темноты появился Грибо и принялся тереться о ее ноги.
— А я думала, что Лили попробует как-нибудь извести его, — сказала Маграт.
— С таким же успехом она могла бы попробовать извести наводнение, — хмыкнула нянюшка. — Так как насчет погулять от души?
— Что-то не по душе мне отплясывать на улицах, — призналась матушка. — Это сколько ж ты рому выпила?
— Ой, да будет тебе, Эсме, — махнула рукой нянюшка. — Помнишь пословицу? Если не можешь славно повеселиться в Орлее, то скорее всего ты уже мертв. — Но тут она вспомнила про Субботу. — Впрочем, возможно, в Орлее даже мертвым перепадает чуток веселья.
— А может, нам лучше остаться здесь, — предложила Маграт. — На всякий случай?
Матушка Ветровоск задумалась.
— Ты что, Эсме, считаешь, ее могут отправить на бал в тыкве? — спросила нянюшка Ягг. — А кого запрягать-то будут? Мышей? Хе-хе-хе!
Перед мысленным взором матушки Ветровоск возникли две женщины-змеи, и она снова засомневалась. Но день и в самом деле выдался долгим. Кроме того, если подумать, это действительно смешно…
— Ну ладно, — решилась она. — Но запомни: гулять от твоей души я ни в жизнь не стану!
— Там танцуют и все такое прочее… — вкрадчиво промолвила нянюшка.
— И еще, наверное, продают всякие банановые напитки, — добавила Маграт.
— Ставлю миллион против одного, что так оно и есть! — радостно воскликнула нянюшка Ягг.
Лилит де Темпскир улыбнулась сама себе в двойном зеркале.
— Ну надо же, — сказала она. — Ни кареты, ни платья, ни лошадей. И что тут делать старенькой крестной? Бедная я, разнесчастная. В общем, ой-ой-ой, как говорится.
Она открыла небольшой кожаный футляр, похожий на те, в которых музыканты обычно носят свою любимую флейту.
В футляре оказалась палочка — точная копия волшебной палочки, что была у Маграт. Лилит вытащила ее и переставила серебряные и золотые кольца в новые положения.
Послышался щелчок, который издают затворы самых зловещих ружей.
— Придется работать с тыквой, — сказала Лилит.
Основная разница между разумными и неразумными объектами заключается в том, что изменить вид первых хоть и трудно, но все же не так уж невозможно. Главное здесь — ментальные настройки. В то время как для превращения неразумного объекта вроде тыквы — а трудно себе представить объект более неразумный, чем тыква, — требуется волшебство и только волшебство.
Но если его молекулы помнят то время, когда они еще не были тыквой…
Она рассмеялась, и мириады отражений Лилит, населяющие зеркальную вселенную, рассмеялись вместе с ней.
Центр Орлей уже отпраздновал свой Сытый Вторник, и сейчас темные и освещенные светом факелов церемонии разворачивались в бедных предместьях, окружающих высокие белые здания. Тут были фейерверки. Были танцоры и пожиратели огня, были перья и блестки. Ведьмы, представления которых о народном гулянье ограничивались пляской вокруг костра, разинув рты, смотрели с запруженного зеваками тротуара на проходящие мимо праздничные процессии.