Гея (1988) - Сергей Абрамов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ничего, старина, ничего…
В кабине лифта ему показалось, что Уилл потерял сознание. Кравцов страшно испугался, принялся тормошить Уилла, снял с его головы шлем, и свой тоже. Лифт остановился. Кравцов распахнул дверцу и заорал:
— На катере!
Двое проворных японских матросов взбежали на причал. Они помогли Кравцову стянуть с Уилла скафандр. Слабым движением руки шотландец указал на кармашек под поясом своих шортов. Кравцов понял. Он вытащил из кармашка стеклянную трубочку и сунул Уиллу в рот белую горошину.
— Еще, — прохрипел Уилл.
Его отнесли на катер, положили на узкое кормовое сидение. Один из матросов подоткнул ему под голову пробковый спасательный жилет.
— Срочно доставьте его на судно, — сказал Кравцов старшине по-английски. — Вы понимаете меня?
— Да, сэр.
— Сдайте мистера Макферсона врачу и возвращайтесь сюда.
— Да, сэр.
Катер отвалил от причала. Кравцов постоял немного, глядя ему вслед. «Уилл, дружище, — думал он с тревогой. — Я очень к вам привык. Уилл, вы не должны… Вы же крепкий парень…»
Только теперь он заметил, что солнце уже клонилось к западу. Сколько же часов провели они на плоту?.. По небу ползли облака, густые, плотные, они наползали на солнце, зажигались оранжевым огнем.
Духота мертвой хваткой брала за горло. Кравцов надвинул шлем и вошел в кабину лифта. Потом, медленно идя в шуршащем скафандре по верхней палубе, окутанной паром, он испытал странное чувство — будто все это происходит не на Земле, а на какой-то чужой планете, и сам обругал себя за нелепые мысли.
Он подошел к серо-голубым фигурам — они все еще делали замеры на отметке 75 — и услышал обращенный к нему вопрос Морозова, и ответил, что отправил Макферсона на судно.
Морозов был чем-то озабочен. Он сам проверил показания всех приборов.
— Резкий скачок, — пробормотал он. — Поехали дальше. Держаться всем вместе.
Они двинулись, локоть к локтю, толкая перед собой тележку, на которой стоял контейнер с маятниковым гравиметром. Остальные приборы несли в руках. Джим разматывал рулетку.
Они не прошли и пятнадцати метров, как вдруг тележка сама покатилась по рельсам к столбу.
— Назад! — ударил в уши голос Морозова.
Люди попятились. Тележка с контейнером катилась все быстрее, влекомая загадочной силой. Облако пара поглотило ее, потом она снова вынырнула в просвете. Там, где кончались рельсы, она взлетела, будто оттолкнулась от трамплина, мелькнула серым пятном и исчезла в клубах пара.
— Вот она! — крикнул Чулков, тыча рукавицей.
На высоте метров в двадцать между рваными клочьями пара был виден столб, бегущий вверх. Он уносил контейнер, а чуть пониже к нему прилепилась тележка… Вот они скрылись в облаках…
Люди оторопело смотрели, задрав головы.
— Тю-тю, — сказал Чулков. — Теперь ищи добро на Луне…
Джим бормотал проклятия.
А Кравцов чувствовал страшную усталость. Каменной тяжестью налились ноги. Скафандр весил десять тонн. В висках стучали медленные молотки.
— На сегодня хватит, — услышал он голос Морозова. — Пошли на катер.
18
— Хочешь чаю? — спросила женщина.
— Нет, — ответил Уилл.
Он лежал в своей каюте, сухие руки с набухшими венами вытянулись поверх голубого одеяла, — руки, сжатые в кулаки. Лицо его — загорелое и бледное одновременно, — было неподвижно, как лицо сфинкса. Нижняя челюсть, обросшая седой щетиной, странно выпятилась.
Норма Хемптон сидела возле койки Уилла и вглядывалась в его неподвижное лицо.
— Я бы хотела что-нибудь сделать для тебя.
— Набей мне трубку.
— Нет, Уилл, только не это. Курить нельзя.
Он промолчал.
— Теперь тебе не так больно?
— Теперь не так.
— Три года назад ты никогда не жаловался на сердце. Ты изнуряешь себя работой. Ты забираешься в самые гиблые места. За три года ты и трех месяцев не провел в Англии.
Уилл молчал.
— Почему ты не спросишь, как я очутилась в Японии?
— Как ты очутилась в Японии? — спросил он бесстрастно.
— О, Уилл!.. — Она прерывисто вздохнула и подалась вперед. — Не думай, пожалуйста, что мне хорошо жилось эти три года. Он оказался… Ну, в общем, в июне, когда освободилось место корреспондента в Токио, я попросилась туда. Я ушла от него.
— Ты всегда уходишь, — сказал Уилл ровным голосом.
— Да. — Она невесело засмеялась. — Такая у меня манера… Но вот что я скажу тебе, Уилл: мне очень хочется вернуться.
Он долго молчал. Потом скосил глаза, посмотрел на нее.
— Ушам не больно? — спросил он.
— Ушам?
— Да. Слишком тяжелые подвески.
Норма невольно тронула пальцами серьги — большие зеленые треугольники с узором.
— Я узнала из газет, что ты здесь, на плоту, и поняла, что это мой последний шанс. Я телеграфировала в редакцию и отплыла на «Фукуоке».
— Уйди, — сказал он. — Я хочу спать.
— Ты не хочешь спать. Мы уже не молоды, Уилл. — Голос женщины звучал надтреснуто. — Я бы набивала тебе трубку и сажала розы и петунии в цветнике перед домом. Хватит нам бродить по свету. Мы бы проводили вместе все вечера. Все вечера, Уилл… Все оставшиеся вечера…
— Послушай, Норма…
— Да, милый.
— Говард пишет тебе?
— Редко. Когда ему нужны деньги. Он уже не очень-то нуждается в нас.
— Во мне — во всяком случае.
— Все-таки, он наш сын. И ты бы мог, Уилл…
— Нет, — сказал он. — Довольно. Довольно, черт побери.
— Хорошо. — Она провела ладонью по одеялу — погладила его ногу. — Ты только не волнуйся. Может, налить тебе чаю?
В дверь постучали.
— Войдите, — сказал Уилл.
Вошел Кравцов, всклокоченный, в широко распахнутой на груди белой тенниске и помятых брюках.
— Ну, как вы тут? — начал он с порога и осекся. — Простите, не помешал?
— Нет. Норма, это инженер Кравцов из России. Кравцов, это Норма Хемптон, корреспондентка.
Норма тряхнула золотистой гривой и, улыбаясь, протянула Кравцову руку.
— Очень рада. О вас писали во всем мире, мистер Кравцов. Читатели «Дейли телеграф» будут рады прочесть несколько слов, которые вы пожелаете для них…
— Подожди, Норма, это потом, — сказал Уилл. — Вы давно вернулись с плота?
— Только что. Как вы себя чувствуете?
— Врач, кажется, уложил меня надолго. Ну, рассказывайте.
Кравцов, торопясь и волнуясь, рассказал о том, как Черный столб притянул и унес тележку с контейнером.
— Вот как! Что же это — магнитное явление или, может, гравитационное?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});