Исповедь якудзы - Дзюнъити Сага

Я приписывал дополнительную продукцию большей частью Кан-тяну из клана Кирю и боссу Мураока, который попал в тюрьму, когда я уже отбыл в заключении некоторое время. Хотя помогал я не только им, иногда я приписывал дополнительную продукцию также Цунэгоро и Намидзи, людям, которых можно назвать членами моей команды. Я был поражен, какое глубокое впечатление производили на ребят приписки в учетной книге о дополнительной выработке, — они просто в восторг приходили, когда читали, что наклепали за месяц целых две тысячи конвертов, но при этом прекрасно знали, что фактически изготовили не более девятисот! Конечно, если бы остальные заключенные пронюхали, что я приписываю чужую работу своим приятелям, они бы устроили вселенский переполох, но такого просто не могло случиться. Дело в том, что у каждого заключенного был доступ исключительно к записям о его собственной выработке, он понятия не имел, лучше или хуже других работает, и следил только за тем, чтобы цифры его выработки совпадали с тем количеством, которое он фактически изготовил, а остальное его мало волновало. Так что никакого повода скандалить или жаловаться на меня у остальных заключенных не было.

К тому же ради возможности разными способами помогать товарищам по несчастью мне приходилось оказывать всякие мелкие услуги охране, ведь они были такими же обычными людьми и так же, как и все остальные, уставали, болели и скучали. А ведь им приходилось без передышки вышагивать по тюремным коридорам и мастерским и не сводить глаз с заключенных. А иногда на охрану сваливалось слишком много бумажной работы, и они мечтали покончить с этой волокитой за время дежурства. Поэтому, если я замечал, что кому-то из охранников надо отвлечься, то окликал его и предлагал:

— Эй, господин охранник, займитесь своими делами, а я подежурю здесь за вас…

А потом подзывал одного из своих ребят — например Цунэгоро или Намидзи, и просил их проследить за входом и дать мне знак, если поблизости появится комендант тюрьмы. Так что я всегда знал о приближении начальства прежде, чем оно откроет двери. Ребята у меня были хваткие, любой намек хватали на лету, старательно исполняли мои приказы, смотрели во все глаза и успевали дать сигнал раньше, чем комендант тюрьмы войдет в коридор. Подбегали и шепотом сообщали:

— Босс, приближается господин комендант… — Я давал знак дежурному охраннику, и он сразу же подхватывался со стула и начинал деловито расхаживать по коридору или мастерской.

Комендант входил и спрашивал у дежурного:

— Ну, что у тебя? Все ли в порядке?

А охранник салютовал ему в ответ и бодро рапортовал:

— Все в порядке, без происшествий, господин комендант!

Вот так и обстояли мои дела — я стал отрадой и гордостью тюремной охраны.

3. Капитан Хасиба

Я освободился в мае 1936 года, как раз во время “истории Абэ Сада”[23], и отчетливо помню эти слова, выделенные крупными буквами в газетных заголовках. К тому моменту мне исполнился тридцать один год.

В свое время случай с женщиной по имени Абэ Сада наделал много шуму. Знаете, что тогда произошло? Любовница владельца ресторана убила своего содержателя, отрубила ему член и повсюду носила его с собой, спрятав в дамскую сумочку. Эту жуткую историю обсуждали повсеместно, даже Мураока и Кан-тян, которые вызвались провожать меня до тюремных ворот, и ребята из нашего клана, которые собрались, чтобы встретить меня после освобождения.

— В наше время надо быть осторожней с женщинами, особенно тебе, Эйдзи! — иронизировал Камэдзо. — Если ты опять сваляешь дурака с какой-нибудь смазливой официанткой, ты больше не отделаешься так легко — одной отрубленной фалангой пальца! Тому, кого распотрошили таким манером, даже целый клан якудза не поможет!

— Да забудь ты про ерунду! — отмахнулся я. — Это мой первый глоток воздуха на свободе, первый за четыре года! Сегодня я ничего не хочу слышать про Абэ Сада или другую склочную бабу. Лучше найдите и приведите ко мне целую дюжину сговорчивых красоток!

В тот день я много шутил, но на самом деле испытывал что-то вроде шока. В тюрьме я успел забыть, какое это счастье — просто бродить по городским улицам, смотреть на нарядных женщин и молоденьких девушек в легких весенних кимоно, с прибранными в затейливые прически волосами или в кокетливых шляпках! Все они казались мне настоящими красавицами, я никогда не думал, что рядом живет столько очаровательных дамочек, с непривычки я останавливался и таращился вслед каждой второй…

Так что на вокзал Уэно я прибыл в прекрасном расположении духа; признаться, у меня уже много лет не было такого хорошего настроения! Мы пересели с поезда на поезд, доехали до Курамаэ и подозвали рикшу. Я уже усаживался в его тележку, когда путь нам преградил взвод солдат. Группа офицеров с погонами на плечах заняла всю платформу, а по соседней платформе вышагивал еще один такой же взвод.

— Ну вот, изволь любоваться на них, пока они маршируют, — фыркнул я. — Интересно, куда они собрались?

— Думаю, их везут куда-то на учения из-за недавнего инцидента…

— Что за инцидент? — вскинулся я.

— Так ты ничего не знаешь? — Камэдзо удивленно посмотрел на меня.

— Нет…

Мне рассказали о военном перевороте, который пытались устроить молодые армейские офицеры. Это произошло в феврале, и с тех пор в Токио действовал комендантский час, хотя постепенно страсти немного утихли.

Вы уже догадались, что речь шла о провалившемся военном мятеже, известном как “Инцидент 26 февраля 1936 года”[24]. Такие серьезные новости обычно быстро доходили даже в тюрьму, но на этот раз я совершенно ничего не слышал — ни от охранников, ни от вольнонаемных! Вот тут-то я наконец понял, что тюремная стена высотой в шесть метров была построена не напрасно и надежно изолировала заключенных от остального мира.

Когда я вернулся в клан Дэвая, то первым делом пошел и выразил почтение боссу Мурамацу, а потом отправился на могилу к покойному боссу. Мне показалось, что табличка с его буддистским именем уже слегка покосилась от непогоды, и, глядя на могильный камень, я вдруг остро почувствовал, как давно не был дома. Я долго стоял у могилы, разглядывал табличку и молчал. Я был не в силах вымолвить ни слова.

А когда я вернулся с кладбища, Мурамацу отозвал меня в заднюю комнату, чтобы переговорить о делах:

— Ты, наверное, уже знаешь, — начал он, — что Сюнкити сбежал из города?

Точно, я уже слышал об этом позорном факте, но теперь мне представилась возможность узнать подробности. Дело было так — во время игры в заведение, которое держал Сюнкити, налетела полицейская облава; Сюнкити умудрился сбежать и больше не возвращался в город.

— Вообще-то, я его не осуждаю. Если в твой игорный зал четыре раза подряд вломится полицейская облава, кого угодно начнет мутить! — Мурамацу сложил ладони лодочкой и изобразил, что блюет.

Я хмыкнул:

— И где он сейчас?

— Понятия не имею, где он. Ублюдок!

Сюнкити был парень не робкого десятка, и мне не верилось, что его так сильно напугал обычный полицейский рейд. Просто он и раньше был в скверных отношениях с Мурамацу, а после смерти старого босса, когда Мурамацу возглавил клан, их отношения испортились окончательно. Конечно, я мог только догадываться, что произошло на самом деле, но сдается мне, Сюнкити предпочел сбежать именно из-за постоянных трений с новым боссом.

— Знаешь, я не собираюсь терять время и гоняться за ним, — передернул плечами Мурамацу. — Думаю поставить тебя старшим над этим игорным заведением. Что скажешь на такое предложение?

— Если ты уверен, что я справлюсь, тогда я готов начать хоть сейчас, — отвечал я. — Только как к этому отнесутся парни из группы Сюнкити?

— Зависит от того, как ты себя поставишь, конечно, и как будешь держать их!

Я был не просто готов к такому развитию событий, я рассчитывал, что все именно так и случится, еще пока сидел в тюрьме. Мне оставалось только надлежащим образом поблагодарить Мурамацу. Теперь у меня появилось собственное игорное заведение в районе Угуйсудани.

— Доктор, вы хорошо знаете район Угуйсудани? — уточнил у меня рассказчик.

— Я был там всего однажды, когда совершал паломничество к гробнице Кисимодзина, — признался я.

— Надо же… Сейчас там частенько устраивают цветочные ярмарки — цветы в маленьких горшочках выставляют прямо на мостовые… Не приходилось бывать?

— Как же! Приходилось, заглянул туда прошлым летом — целая толпа народу!

— А мне очень нравятся эти ярмарки… Но мое заведение располагалось чуть в стороне от ярмарочной площади — в квартале неподалеку, сразу за рекой. Тогда в районе еще сохранилась старая застройка, кругом стояли роскошные особняки с просторными садами из старых сливовых деревьев. В этих садах собирались любители птичьего пения, приносили ручных соловьев в клетках и устраивали настоящее соревнование среди своих певчих любимцев. А сейчас ценителей соловьиного свиста почти совсем не осталось…