Сеул, зима 1964 года - Сын Ок Ким

— Хорошо, а что же всё-таки толкает вас на это?

— Ну, это ведь лучше, чем сидеть в четырёх стенах съёмной комнаты, уставившись в потолок?

— У вас не было такого чувства, что когда выходишь на ночные улицы, начинаешь дышать полной грудью?

— Что вы имеете в виду?

— Ну, что-то… Быть может, это то, что мы называем жизнью? Я, кажется, догадываюсь, почему вы задали такой вопрос. Мой ответ таков. Наступает ночь. Я выхожу из дома на улицу. Я чувствую, как освобождаюсь от всего. Хотя нет, может на самом деле и не так, но ощущения у меня именно такие. Вы не испытываете того же самого?

— Хм… Даже не знаю…

— Я нахожусь не внутри вещей, я словно со стороны начинаю наблюдать за ними.

— Хм… как-то…

— Только не говорите, что это трудно понять. Например, всё, мимо чего ты проходил днём, с приходом ночи в смущении обнажает перед твоими глазами всю свою незащищённую сущность. И разве в этом нет никакого смысла? Я имею в виду — получать удовольствие от того, что подмечаешь это.

— Смысл? Какой в этом смысл? Я ведь пересчитываю кирпичи в зданиях на Чонно-2 не потому, что в этом есть какой-то смысл. Просто…

— Правильно. Это бессмысленно. Нет, на самом деле, я не знаю, может, в этом и есть какой-то смысл, просто я пока не догадываюсь об этом. И вы, возможно, тоже. А может, нам стоит попытаться отыскать его? Только не пытаться выдумывать специально.

— Я даже и не знаю, что сказать. Это ваш ответ?

Я прямо-таки растерялся. Оттого, что откуда ни возьмись, выплыло слово «смысл».

— Ой, что это я?! Прошу прощения! Наверно, мой ответ будет звучать так — я выхожу на ночные улицы из-за ощущения какой-то наполненности.

Затем, понизив голос, он сказал:

— Ким! Мне кажется, что мы с вами шагали разными дорогами, но пришли к одному и тому же пункту. И даже если предположить, что этот пункт ошибочный, мы не будем в этом виноваты…

Потом он оживлённо предложил:

— Знаете, это не совсем подходящее место, давайте пойдём куда-нибудь, где потеплее, и выпьем, как полагается, по рюмочке, после чего и расстанемся. Я хочу немного пройтись, а затем — в мотель. Иногда, вот так набродившись по ночным улицам, я потом обязательно ночую в мотеле. Это мой самый любимый сценарий.

Мы одновременно полезли в карман, чтобы расплатиться. И в этот момент к нам обратился мужчина. Он сидел поблизости от нас с полным стаканом и грел руки у огня. Судя по всему, он зашёл не ради выпивки, а просто захотел погреться. На нём было довольно чистое пальто. Напомаженные на современный лад волосы поблёскивали в свете колеблющегося пламени керосинки. Однако что-то говорило, что этот тридцати пяти-тридцати шестилетний мужчина — выходец из бедных слоёв. Может, из-за отсутствия чётко очерченного подбородка или же из-за необычно красных краев век. Незнакомец тусклым голосом проговорил, обращаясь в нашу сторону, не имея в виду кого-то конкретно, и было непонятно, к кому он обращается, ко мне или к Ану:

— Извините за беспокойство, вы не будете против, если я составлю вам компанию? Я располагаю довольно приличной суммой денег…

Судя по его безжизненному тону, казалось, что не так уж он и хотел к нам присоединиться, и в то же самое время у него, видимо, было явное желание пойти вместе с нами. Мы с Аном переглянулись, и я сказал:

— Ну, если у вас есть, на что выпить, то…

— Да-да, пойдёмте вместе! — поддержал меня Ан.

— Благодарю вас, — всё таким же безжизненным голосом проговорил он и последовал за нами.

На лице Ана можно было прочитать, что всё это весьма насторожило его, меня тоже тревожило не очень хорошее предчувствие. Со мной бывало, когда случайно встретившись за рюмкой, мы с моими новыми знакомцами довольно неплохо проводили вечер, но в большинстве случаев никто из таких типов, обладавших подобным безжизненным голосом, не присоединялся к моей компании. Тебя примут только при условии, что лицо твоё светится радостью, и ты вливаешься в общее веселье.

Мы, словно бы потеряв ориентир и забыв о цели нашей прогулки, медленно шагали, озираясь по сторонам. С рекламного плаката лекарств, висящего на телеграфном столбе, на нас смотрела, печально улыбаясь, красивая девушка, как будто говоря нам: «Что ж поделаешь с этим холодом?» На крыше какого-то здания, не зная отдыха, мерцала неоновая реклама соджу, рядом с ней, будто в забытьи, на мгновение гасла, а потом вновь поспешно загоралась и долго-долго горела реклама какого-то другого лекарства. На улице, которая теперь уже совсем обледенела, то там, то здесь, словно каменные глыбы, устроились бездомные, а мимо этих застывших глыб торопливо шли прохожие, съёжившись от холода. Подхваченный ветром листок бумаги летел с другой стороны улицы по направлению к нам. Этот обрывок приземлился у моих ног. Я подобрал его — это был рекламный листок питейного заведения, где подчёркивалось наличие красивых женщин при обслуживании и необычайно низкие цены.

— Который сейчас час? — бесцветно спросил мужчина у Ана.

— Без десяти девять, — немного погодя ответил Ан.

— Вы поужинали? Я — ещё нет, почему бы нам не пойти вместе, я угощаю! — предложил мужчина, переводя взгляд с меня на Ана.

— Я уже поужинал, — ответили мы с Аном в один голос.

— Вы сами поешьте! — сказал я.

— Да нет, обойдусь без ужина, — проговорил без всякого выражения наш спутник.

— Да нет же, поешьте, мы составим вам компанию! — предложил Ан.

— Благодарю вас… Тогда…

Мы зашли в ближайший китайский ресторанчик.

Когда мы прошли в комнатку и устроились, мужчина ещё раз участливо предложил нам что-нибудь перекусить. Мы снова отказались. Он предложил ещё раз:

— Вы не против, если я закажу что-нибудь дорогое? — спросил я, чтобы заставить его отказаться от своей затеи.

— Ну конечно! Не стесняйтесь, можете заказать всё, что захотите! — сказал он, и впервые в его голосе почувствовалась сила. — Я решил сегодня потратить все деньги без остатка.

У меня закралась мысль, что это не к добру, и всё же, несмотря на это, я попросил заказать курицу и выпивку. Кроме своего заказа он попросил официанта принести и мой заказ. Ан растерянно посмотрел на меня. И только тут я расслышал, как из соседней комнаты доносятся томные стоны женщины.

— Вы тоже что-нибудь закажите! — предложил мужчина Ану.

— Нет, что вы, — замахав руками, решительно отказался почти трезвым голосом Ан.

Мы прислушивались ко всё учащающимся стонам из соседней комнаты. Издалека до нас доносилось дребезжание трамваев и шум проносящихся мимо машин, напоминающих звуки выходящей из берегов реки во время наводнения, также время от времени откуда-то поблизости слышались звонки в дверь. Наша же комната погрузилась в неловкое молчание.

— Я должен вам кое-что объяснить, — заговорил наш щедрый спутник. — Буду очень признателен, если выслушаете меня… Сегодня днём умерла моя жена. Она лежала в больнице «Северанс»…

Сказав это, он испытующе посмотрел на нас уже без особой грусти на лице.

— Надо же какое горе…

— Примите мои соболезнования!

Ан и я по очереди выразили своё сочувствие.

— Мы с женой жили весьма насыщенной жизнью. И так как жена не могла иметь детей, то всё время без остатка принадлежало только нам двоим. И пускай денег было не так много, всё же, когда появлялась возможность, мы не теряли время даром и обязательно куда-нибудь выбирались. Когда созревала клубника, мы ездили в Сувон, в сезон винограда — в Анян, летом — в Тэджон, осенью путешествовали по Кёнджу, а вечерами не упускали случая сходить в кино или в театр.

— А чем она болела? — осторожно поинтересовался Ан.

— Врач сказал, что это был острый менингит. Раньше жена была прооперирована по поводу острого аппендицита, также переболела воспалением лёгких, и всё было нормально, но этот острый приступ её доконал, и она умерла… умерла…

Мужчина уронил голову на грудь и довольно долго шевелил губами, бормоча что-то невразумительное себе под нос. Ан ткнул меня пальцем в коленку с немым вопросом на лице, мол, не лучше ли нам незаметно удалиться. Я придерживался того же мнения, но в этот самый момент мужчина вскинул голову и снова заговорил, поэтому нам ничего не оставалось, как остаться на своих местах.

— Поженились мы в позапрошлом году. Наша встреча произошла случайно. Она как-то обмолвилась, что её родня живёт неподалёку от Дэгу, но встречаться с ними мне не приходилось. Я даже не знаю, где их дом. Поэтому у меня не было другого выбора.

Он снова уронил голову на грудь и зашевелил губами.

— Какого выбора? — спросил я.

Казалось, он не расслышал моего вопроса. Однако через некоторое время он снова поднял голову и продолжил с мольбой в глазах:

— Я продал тело жены больнице. Мне не оставалось ничего другого. Я ведь всего лишь агент по продаже книг в рассрочку. Я не знал, что мне делать. Вот — дали четыре тысячи вон! До того, как встретиться с вами, я стоял у ограды больницы «Северанс». Пытался отыскать здание, где находится морг с телом моей жены, но так и не нашёл. Поэтому я просто сел под оградой и вглядывался в грязно-белый дым, поднимающийся из высокой трубы больничного корпуса. Что-то с ней будет? Неужели правда, что студенты будут практиковаться в анатомии, отпиливая ей голову и разрезая скальпелем её живот?