На пути Тайфуна - Александр Калмыков

— А когда вы в космос полетели?

— В 56-м году первая ракета полетела на Луну.

— Тоже на год раньше — обрадовался я, стараясь не показывать появившиеся сомнения. В 30-х годах было принято считать, что первый полет в космос состоится непременно на Луну, хотя это на порядок труднее, чем просто выход на околоземную орбиту. — Ну, расскажи, кто у вас главный конструктор, как выглядит ракета.

Из дальнейшего рассказа выяснилось, что о многоступенчатых ракетах Ларин никогда не слышал. О вычислительной технике он тоже имел весьма смутное представление. Зато с гордостью рассказал о миниатюрных радиолампах, позволяющих собирать компактные рации. Тоже крайне подозрительно, ведь твердотельные аналоги радиоламп изобретут уже в 1947 году, причем на первенство в открытии транзисторов претендовало сразу несколько стран. Кстати, как хорошо, что он мне о них напомнил, а то в своих рекомендациях я этот момент упустил.

Чем больше шпион рассказывал о "своем варианте истории", тем яснее становилось, что он врет. Ларин увлеченно живописал прекрасный мир будущего, при этом эмоционально размахивая руками. Слов нет, рассказ был интересным и хорошо продуманным, но не имел ничего общего с действительностью. Разумеется, в чужой вероятности мир мог развиваться совсем по-другому, но основные научные открытия все равно должны были состояться, и самые крупные месторождения нефти в любом случае должны были найти. Напоследок я расспросил его об оружии 21-го века. Ну, разумеется, там были электрические ружья, многобашенные танки, огромные линкоры километровой длины, с соответствующего размера орудиями. Что меня удивило, так это наличие реактивных самолетов, ведь даже в конце сороковых годов фантасты, незнакомые с секретной техникой, продолжали писать о винтовых истребителях. Но вот боевых ракет не было. На мой осторожный вопрос о самых мощных бомбах, Ларин ответил, что у них есть пятитонные бомбы со взрывчаткой, в десять раз мощнее тротила. Ну что же, ни малейших сомнений уже не оставалось.

— Не двигаться, руки в стороны, — заорал я, вот только вместо того, чтобы направить на врага пистолет, рука по привычке схватилась за рукоятку штыка, висевшего у меня на поясе. Сделав один быстрый шаг и слегка наклонившись, я выбросил руку вперед, поднеся лезвие к прямо к горлу противника. От неожиданности Ларин замер, и не помышлял о сопротивлении. Все-таки лезвие ножа, поднесенного к самому лицу, пугает гораздо сильнее, чем вид огнестрельного оружия, даже нацеленного на тебя в упор. А впрочем, что ему еще оставалось, ведь вокруг было много бойцов, и живым он бы не ушел.

Какое то мгновение мы смотрели в глаза друг другу, но подоспевшие бойцы уже валили шпиона на землю, и вязали ему руки.

— Срочно вызывайте особистов полка и дивизии. Стрелин, подойдите сюда.

Отведя сержанта в сторонку, я приказал ему бежать к командиру второй роты, и передать, чтобы он арестовал подозрительных бойцов, про которого ему должен был сказать особист.

Увидев, что солдаты нашей роты забегали туда-сюда, все тоже стали вскакивать и подбегать к нам с вопросами. Когда суматоха постепенно улеглась, к нам подъехала машина комполка, но вместо капитана Козлова в ней сидел Танин с двумя автоматчиками. Я сразу же предупредил его, что никаких вопросов задержанным шпионам задавать нельзя.

— Извините, но как мне сказали, это не ваш уровень. Допрашивать их сможет только Соловьев.

Особист тут же развел бурную деятельность. Убедившись, что шпионов хорошо охраняют, он собрал командиров рот, и распорядился, чтобы мы проверили, весь ли личный состав на месте. И как в воду глядел. В третьей роте не хватало бойца Львова, и тоже из числа освобожденных на станции. Танин открыл свой блокнот и посмотрел, что на него есть.

— Мы с Соловьевым подозревали, что это бывший командир, из трусости переодевшийся рядовым бойцом. Я решил, что пока не придет ответ на запрос, пусть Львов повоюет в качестве красноармейца. А он оказывается тоже шпион. Ну ничего, погоню за ним уже послали, и далеко ему не уйти. Свою винтовку Львов оставил, когда уходил в кусты, чтобы не вызывать подозрений, так что деваться ему некуда.

Разведчики, которых отправили ловить шпиона, вернулись очень скоро, неся на самодельных носилках своего раненого товарища. Им легко удалось обнаружить следы беглеца на влажной земле, и они стали его настигать. Но вместо того, чтобы бежать, Львов устроил засаду и начал стрелять по преследователям, причем с большой точностью. Судя по сверкнувшему солнечному блику, винтовка у него была с оптическим прицелом. Разведчики стали заходить с двух сторон, чтобы взять его на прицел, взять диверсанта живым они уже не пытались. Но тут их ждал новый сюрприз. Неожиданно раздалось громкое тарахтенье двигателя, отчетливо слышимое в лесной тишине, и Львов умчался на мотоцикле по ровной утоптанной тропинке, позволявшей ему развить большую скорость. На месте засады был обнаружен большой тайник, в котором очевидно и было все спрятано. В нем осталось несколько гранат, автомат и снайперская винтовка, из которой недавно стреляли.

Судя по всему, тайник был рассчитан для спасения только двоих человек. Мотоцикл был без коляски, комплектов немецкой формы, в которую Львов так не успел переодеться, было тоже два. В кармане кителей были обнаружены пропуски, обладатели которых могли беспрепятственно пройти через немецкие посты.

Все это говорило о том, что операция была подготовлена серьезно. Опрос бойцов показал, что во время моего разговора с Лариным красноармеец, похожий на Львова, подошел близко и внимательно наблюдал за нами. Что еще хуже, все бойцы стоявшие в оцеплении, дружно отметили необычную жестикуляцию шпиона, которой он сопровождал свои слова. Когда я с ним разговаривал, то смотрел прямо в глаза и не обращал внимания на его руки. Но теперь, припоминая все обстоятельства беседы, я решил, что он жестами передавал своему сообщнику полученную информацию.

Танин, горевший желанием хорошенько пораспрашивать шпионов, предложил мне самому начать допрос, не дожидаясь приезда дивизионного особиста.

— Нет, этим должен заниматься профессионал.

— Но у нас могут быть еще другие шпионы.

— Если бы были, то давно бы уже удрали. А если я начну допрашивать задержанного, то мне он все равно правду не скажет, и только запутает следствие.

Наши препирательства закончились с приездом Соловьева. Вместе с ним прибыли команда следователей и отделение пограничников, занимавшихся в особом отделе ловлей диверсантов.

Выслушав мой короткий рассказ, капитан поручил своему заместителю расспросить бойцов, пограничников отправил осмотреть окрестности и тайник, а сам уединился со шпионом в одном из сараев.

Когда заместитель особиста подошел к бойцам, те сначала отпрянули от грозного лейтенанта госбезопасности, но потом наоборот, обступили его тесной толпой. Заинтересовавшись, я тоже подошел поближе. В отличии от своего начальника, лейтенант Петров вел себя спокойно и интеллигентно, поэтому народ от него не шарахался. Старая медаль на его гимнастерке говорила о том, что трусом он тоже не был.

Между тем особист уже вышел из сарая, где проводил опрос пленного. Криков и ударов оттуда слышно не было, но судя по виду капитана, результаты допроса его вполне устраивали. Он подозвал моих бойцов и показал несколько жестов.

— Так шпион делал?

— Да товарищ капитан, — отозвался Стрелин — я хорошо рассмотрел, так он и делал. Только вы показываете одной рукой, а он обеими руками размахивал.

— Ларин подтвердил, что с ним было еще трое. Двое, которых мы уже взяли, и сбежавший Львов. Кстати, его настоящая фамилия Козлов.

— Вот сволочь, — зашумели бойцы — а еще однофамилиц нашего комполка. Так испоганить хорошую фамилию.

Приказав своим подчиненным хорошенько охранять шпиона, Соловьев предложил мне отойти подальше, чтобы посекретничать.

Я последовал за ним с понурой головой, в ожидании справедливого разноса. Еще бы, надо же было додуматься рассказать о себе первому встречному. Конечно, по-хорошему мне следовало не откровенничать перед ним, а сразу вызвать особиста. Но кто же мог знать, что немцам все известно. Успокоив себя таким образом, я посмотрел на капитана, который спокойно стоял, ожидая, пока я соберусь с мыслями.

— Вы, товарищ Соколов, когда часового снимали, какой-нибудь документ ему показывали?

Я смог только кивнуть. Вся моя стратегия защиты рушилась, и тут уже никакие оправдания не помогут.

— Это была квитанция? — Каждое слово как молот обрушивалось на мою голову — Из вашего времени?

Опять кивок. В эти дни было столько событий, что я ни разу не вспоминал об этой злосчастной бумажке. Видимо поняв мое состояние, или же просто не имея полномочий ругать меня, особист вместо того, чтобы устраивать разнос, наоборот начал утешать.