Мир в подарок. (Трилогия) - Оксана Демченко

Хитрый дракон устроил так, что с некоторых пор она жила в новом и замечательном месте, рядом с самыми дорогими – Амиром, Захрой и даже бабушкой Ладой. Архипелаг оказался полон по–настоящему красивых и удивительных людей. Ее больше не жалели и не считали странной, ее видели такой, какая она есть. А еще впереди снова возникла надежда. Став снавью, она, возможно, научится видеть мир. Это теперь особенно важно. Она сможет рассмотреть и маму с отцом, и сестру, и бабушку. И, конечно же, дракона.

После похода на север ее ругали и воспитывали долго и настойчиво, требуя больше никогда так не пугать родных и не пропадать. Она улыбалась и обещала, украдкой поглаживая пряжку пояса. Серебряный рельефный дракон под пальцами тоже улыбался. Пусть ругают!

Она вырастет, станет красивой и научится видеть. И понравится дракону. Она ему уже нравится.

Первый удар по детской убежденности в том, что мир прост, и планы, раз она удачлива, всегда и во всем обязаны сбываться, нанесла, сама того не зная, Захра. Она давно поняла, что значит для девочки дракон. И терпела, сколько могла. Пыталась мягко отговорить от столь непонятного и сложного выбора. Зря.

Захра сорвалась и расплакалась после дня рождения Миры. Она кормила младшего ребенка грудью, плохо спала, много работала и долго нервничала в зиму из–за опасного похода в земли, обидевшие маму Ладу в давней её юности. Всё собралось в единый ком проблем, которые теперь выговаривались в мокрую кофту приехавшей в столицу Лады. А кому еще может поплакаться министр, как не маме? И сказать ей можно всё, до самого донышка. Что Мира пока растет хорошенькая, но не красавица, а дракон живет невесть сколько лет и до сих пор одинок. Может, его племя вообще с людьми не роднится? Что Миру все жалеют, и даже Тарсен, а ей хотелось бы дочку отдать замуж по любви, а не для обеспечения ей надежной защиты от недобрых людей. Что малышка невесть чего у дракона попросила и он, пожалуй, больше не появится никогда, и как Мира это переживет? А она у Захры самая родная, пусть и не по крови, обижать ее безнаказанно и драконам не дозволено!

Много всего. Лада обнимала плечи своей взрослой дочери и мягко уговаривала ее не искать ужасов заранее там, где их пока нет, успокоиться и дождаться хотя бы совершеннолетия Миры, которую по–прежнему звала ласково Таей. Ведь, по обычаю арагов, девочке до времени взрослости еще два года!..

А Миратэйя слушала. Она прибежала из своей комнаты, едва почуяла мамину боль. Ведь совсем плохо Захре, надо помогать, а у нее дар! И теперь стояла в коридоре, темном и пустом, испуганно вздрагивая от каждого нового слова, такого опасного и неотразимого, ведь мама не лжет, а ее правда страшнее любой выдумки.

Второй удар пришел совсем уж нежданно.

Мира только–только уговорила себя, выслушав утешения Лады, адресованные Захре, и повторив их несчетное число раз: не стоит торопить события, важно спокойно дождаться хотя бы Вэрри, он ведь не таков, чтобы пропадать. Он обещал! А пока, решила она, можно попробовать уговорить Деяну провести ее через первое посвящение. Рановато, но наставница добрая, она обязательно уступит.

Уговорила. За месяц до пятнадцатилетия Миры они уселись на широком диване обращенной к морю веранды дома адмирала и задремали. Мира ощущала кожей, как спускается за горизонт солнце, все глубже окунаясь в море, как остывает небо, как на нем проступают одинокие лучи звезд, однажды показанные ей айри, колючие и холодные. Как шумит в парке рожденный дыханием ночного моря ветерок…

И ничего более.

Утром Деяна уверенно и сердито отчитала себя за намерение пробовать взрослое дело прежде времени, обрекая его тем самым на провал. Мира согласно вздохнула – не стоило спешить. Они дружно позавтракали, обсуждая предстоящий праздник, потом пожилую снавь удачно позвали к человеку, поранившему на рыбалке руку, а Мира воспользовалась случаем и тихонечко ускользнула во дворец Захры. Она еле–еле смогла напоказ, весело и беззаботно, согласиться с отговорками не желающей ее огорчать Деяны. Но сама, глубоко внутри, знала совершенно точно: дело не в возрасте, ей просто не открыли заветную дверь. Значит, не быть ей настоящей Говорящей. Следовательно, глаз, способных видеть, не стоит ожидать, как и дарующего их второго посвящения…

Весь июнь она ждала Вэрри, которому можно рассказать всё, он обязательно поймет и поможет. Ну хотя бы выслушает!

То, что день рождения пришлось отмечать без айри, стало третьим ударом.

Она пережила и его, усердно улыбаясь и заставляя себя быть ровной, не портить праздник, который все для нее готовили. Радоваться подаркам и не вздрагивать, оборачиваясь при каждом шорохе, похожем на звук шагов или отголосок сознания.

Надолго ее показного покоя не хватит, призналась себе Мира двумя неделями позднее. И принялась думать. Если все ее планы на будущее так нелепо рухнули, это ведь не повод сетовать на жизнь. В конце концов, она не жаловалась, сидя давным–давно у ворот хлева забытой деревни родичей, а тогда было куда хуже.

Надо всего лишь сделать что–то, способное отвлечь от бед. И она придумала. Заветные желания есть не только у людей. Ее Норим однажды был боевым конем князя. Ему скучно на островах, где почти нет лошадей и совсем нет – достойных сравнения с его великолепием. Пусть повидает сородичей и покажет им себя во всей красе! Помнится, она говорила айри еще при первой их встрече, что этот конь может выиграть байгу ста племен. За полтора месяца она устроит всё так, что их отпустят, сами не зная – куда и зачем. Может, она слепая и маленькая, не особенно красивая и даже не Говорящая с миром, – но ведь и не глупая бестолковая девчонка.

Ее отпустили в Кумат, встретить караван нового дабби и присмотреть Нориму парадное седло. Охотно – у малышки столько неприятностей, пусть развеется. С рук на руки передали новому стряпчему торговой гильдии, давнему другу и компаньону Захры, строго наказали беречь и не отпускать никуда одну. Вот только слова быстро забылись. Может, она и не снавь, но и не бездарна, это точно. И ее легко и беззаботно отпустили одну, в Красную степь, встречать караван на тракте…

Степь позднего лета оказалась забытой и желанной. Здесь она много раз бывала с Амиром. Воздух, настоянный на сотне целебных трав, ветер, поющий о бессчетных тропах, полная свобода и Норим, неутомимо летящий сквозь жаркое марево миражей, дрожащих у самого порога сознания незнакомыми обманными образами.

Серебряный скакун тоже упивался забытой степью своей юности. Он помнил себя хромоногим, обузой могучего отца. И хотел быть лучшим. Он – гриддских кровей, линии ханти, ему нет равных.